— Хреново, — честно ответил Мухин. — Ты чего, не слышал? Арестовывать некого.
— А! Ну как же, слышал. Так чего ты кручинишься? Чаю хочешь?
— Налей. С утра не ел ничего….
— Может, баланды тебе попросить? — без всякой подковыки просто спросил майор.
— Вот спасибо-то!.. — обиделся Мухин. — А отоспаться в камере не предложишь? Годика два…
На этот раз обиделся майор. Он как-то надулся, потому что по всему видно было: Мухин его заведением не восхищен.
— Зря ты так, Славик. Между прочим баланду у нас настоящие повара готовят. Не из забегаловок каких-нибудь, а из хороших ресторанов. И если им продукты хорошие дать… Чего ты улыбаешься? Я давал, пробовал. Пальчики оближешь. Да и из того барахла, что я на складе получаю, готовят не халтуря, потому как в зону страсть не хотят. И кушают мои зеки не помои, а заведомо получше, чем ты, в столовке своей загаженной…
— Ладно, — не столько соглашаясь, сколько из уважения к патриотическим чувствам майора ответил Мухин. — Давай своей баланды. Проверим.
— Нет, подожди. И по поводу отоспаться. Вот если у меня кто из вертухаев с женой там повздорит или еще что, куда думаешь идут?
— Да ясно уж, в тюрьму…
— В нее, родимую, — довольно подтвердил майор. — Здесь же тишина, покой… Душ есть. И лучше чем тут, тебе нигде не отоспаться. А воспитательные цели? Тут, по секрету тебе скажу, начальник твой, сам полковник сынишку приводил. Шустрый такой мальчуган, лет пятнадцати. Уж не знаю, что он там натворил но папа его по дружбе на трое суток в одиночку. Лично попросил, чтоб в соответствии с Уставом. Ну, бить его, конечно, не били, но через трое, суток вышел он — что твой поэт. Светился весь… Тюрьма вещь страшная, но иногда очень помогает.
— Собственного сына? — не поверил Мухин.
— Ну. А это знаешь, как прививка. Конечно, если больше трех дней, неделю там, месяц, привыкает человек, жить начинает. А вот три дня — в самый раз. Да суток хватит. Вот приведут, разденут, обыщут… Вежливо, без битья. Стенки, решетки. Часов нельзя, спичек нельзя, бумаги нельзя, карандаша нельзя… Ну, шнурки-там, ремень, само собой… Впечатляет. Я бы многих малолеток вот так сажал. Пока ничего тяжкого не совершили… Так согласился на баланду?
— Давай, давай… Хоть съем чего. А то сейчас как выйду от тебя на свободу с чистой совестью, и такая мне круговерть предстоит, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Майор позвонил по, местному телефону, распорядился, чтобы ему баланду на проверку прислали, при том Мухину заговорщицки подмигнув:
— Это у меня шифр такой. Сейчас принесут — закачаешься… Так что, говорят Близнецов стирают?
— Ну. Зелень уже кончили. Лепчика. Блатных с десяток…
— С десяток!.. — с уважением протянул майор. — А кто ж у него там остался? Ты-то последнее время его тоже щипал. Человек шесть-то от тебя сидят тут. А иные уж далече.
— Не сказать, чтобы они вдвоем остались. При тотальной мобилизации под ружье они еще с полсотни поставить могут. Но это уж будет совсем шпана. А так, из основных, еще с дюжину будет…
— Так чего ты расстраиваешься? — удивился майор. Тут принесли металлические судки. Предложен был
мутноватый кисель, на первое — что-то напоминающее солянку и, что удивило Мухина, вполне наваристую, а поверху плавал кружок лимона. На горячее картофельное пюре с масляной слезой и парой биточков, сбрызнутых кетчупом. Хлеб был горячим, а пайка масла — холодной.
— Ты ешь, ешь, — по-отечески засуетился майор.
Мухин попробовал и признал, что еда вкусная. И действительно не в пример лучше столовской, от вида которой его сразу воротило.
Он с удовольствием принялся наворачивать обед, а майор тем временем закурил и, отклонясь на спинку казенного стула, принялся разглагольствовать:
— Не понимаю я тебя, Славик. Ну, обидно, конечно. Ты этих Близнецов года полтора пас?
— Около того…
— Да. Обидно. Ты, небось, думал, что вот, еще месяца три и всю шарагу метлой, с корнями… И территорию эту чистой держать, под собой. Пропалывать там, припугивать… Чтоб, значит, ни Челюсть, ни Никольские на эту территорию не сунулись. Я так говорю?
— Ну, — неуверенно ответил Мухин. — В общих чертах, так. Никольским тоже недолго осталось.
— Понятно. Славик, у тебя дача есть?
— Вот только дачи мне не хватает!
— Понятно. А у меня есть. И поэтому я знаю, что такое огород. Дурачок ты, Славик. Ни черта у тебя не выйдет. Я же, когда сорняк рву, санкции прокурора не требую. А тебе без нее полная труба. Прокурорские же, работа у них такая, правовое государство строят, каждый твой сорнячок изучать будут, рассматривать. Сорняк ли? Вроде листики какие-то не такие… Может, редиска? И пока то, да се, сорнячок твой побеги даст, раскинется…
— А ты что предлагаешь, мне тоже в ковбои уйти? Мочить всех, кто не там дорогу перешел?
— Ты маленький еще, не знаешь, но так тоже нельзя. Я о другом. Ты там снаружи вовсе не за тем, чтобы вовсе преступности не было. Тем более, что от тебя это и не зависит. Ты там только для того, чтобы они не зарывались, не наглели. И вот когда кто-то твоих подопечных так славно и споро по стенкам размазывает… Ведь за два дня?
— За два.
— Вот. То чего ты переживаешь, дергаешься?
— Так ведь не Зорро же, не Робин Гуд! — возмутился Мухин. — Это же они в городе перераздел готовят! Новые-то поголодней прежних встанут, вообще житья никому не дадут. А под новеньких копать, да когда они всех так запугают, еще год уйдет…
— А на тебя, Славик, не думают?
— Думают, наверное, — с сомнением пожал плечами Мухин.
— А и пусть думают. Ты только береги себя и не переживай. Знаешь, на работе шибко переживать вредно. А чего ты к нам-то пожаловал? Поесть?
— Спасибо, — Мухин как раз разделался с биточками, но кисель пить не стал. — Вкусно живете!
— Ну, зэки-то попроще кушают…
— Я надеюсь… Мне с Чеченом поговорить надо. Очень мне интересно, кто же это Близнецов вот так среди бела дня раздевает. Не может быть, чтобы без причин. А Чечена тому с неделю повязали, должен быть в курсе. Он же центровым у Близнецов был.
— Сходи, — милостиво согласился майор. — Только он не скажет ничего. Поверь моему опыту, Чечен — конченый. Он как в лагерь попадет, побежит. Убьют его, я думаю. Но он в это не верит. Он себя уже в авторитеты записал, а для авторитета глуп он. И смазлив слишком. Но ты сходи, сходи, не слушай меня. Авось получится. Только пистолетик все-таки у меня оставь…
— На, — развеселился Мухин, доставая пистолет. — Но я его стрелять и не собирался.
— Да это просто порядок такой, — окинул Мухина цепким взглядом майор. — Второй-то тоже доставай…
Мухин, удивляясь, как майор смог углядеть на нем вторую кобуру, все так же улыбаясь, вынул и отдал ему и второй пистолет.
— Знаешь, как бывает? — провожая его, без интонаций говорил майор. — Оружие глупит. Ты его вынешь по запарке, припугнуть, а он возьмет, да и отнимет. Чечен мужик крепкий. В заложники тебя же, требования какие-нибудь дурацкие… Зачем? Вот, вертухаи же тоже без оружия ходят. На тот же случай… Уставы хоть в чтении и скучны, но, знаешь, тоже на опыте все.
Они прошли по мрачному коридору и остановились у двери. Майор подозвал надзирателя:
— Отпирай. Да далеко не уходи, — Мухин обидчиво вздернулся. — Но и не подслушивай! — Назидательно закончил майор и, кивнул Мухину, пошел обратно.
В камере на единственной табуретке сидел худощавый красавец с восточными чертами лица. Увидев вошедшего лейтенанта, он гордо отвернулся,
Мухин спокойно прошел вглубь камеры и присел на стол.
— Как-то неуютно у тебя, — заметил он, оглядевшись. — А, Чечен?
Чечен гордо молчал, заносчиво выпятив вперед подбородок и на лейтенанта демонстративно не глядя.
— Курить будешь?
Мухин достал сигареты, закурил сам и протянул пачку Чечену. Но тот и тут не дал слабины, даже не поменял позы, только ноздри его затрепетали, когда он учуял запах дыма.
— Да ты мне профиль свой орлиный не демонстрируй, — довольно примирительно заметил лейтенант, затягиваясь с удовольствием после сытного обеда. Он вообще сейчас был настроен миролюбиво. — Я и так знаю, что ты молчишь. Знаю, что рта не откроешь. Но тут я к тебе не с допросом, а как бы за консультацией. Случай, понимаешь, особый. Ваших, Чечен, мочит кто-то. Круто мочит, профессионально, не любительски. И знаешь, сдается мне, что не успокоится. А в таких вопросах меня интуиция не подводит. Решил кто-то, что ни Близнецов, ни людей их быть не должно.
Чечен продолжал сидеть неподвижно и хранить молчание, но было видно, что информация его заинтересовала.
. — Да, тебе наверное скучновато здесь, — лейтенант полез во внутренний карман и достал оттуда конверт. — Так я тебе веселые картинки принес. Так, посмотри, развлекись.
Он протянул конверт уголовнику.
