Потом генерал вернулся и все так же молча протянул ей стакан воды. Ирина нашла в себе силы благодарно кивнуть, взяла стакан и сделала большой глоток. На глаза навернулись слезы, она отчаянно закашлялась – как выяснилось, там была вовсе не вода. Федор Филиппович успел выхватить у нее стакан раньше, чем Ирина расплескала содержимое себе на платье, и теперь снова протягивал его ей с видом заботливой, но строгой сиделки, напоминающей больному о том, что пришла пора принять лекарство.
Ирина попыталась оттолкнуть стакан, но она еще не вполне пришла в себя, да и Федору Филипповичу, видимо, такая процедура была не внове, так что из этой попытки ничего не вышло.
– Ну-ка, без фокусов! – железным, "генеральским" голосом скомандовал Федор Филиппович. – До дна!
Ирина хотела возразить, но неожиданно для себя послушалась, испытав при этом что-то вроде мазохистского удовольствия, – до сих пор ей не приходилось слушаться ничьих окриков, кроме тех очень редких случаев, когда ей удавалось по-настоящему рассердить отца.
– Какая гадость! – сказала она перехваченным голосом и поставила стакан мимо стола.
Генерал небрежно, между делом поймал стакан на лету и поставил на стол, подальше от края.
– Легче? – спросил он.
Ирина прислушалась к своим ощущениям.
– Как ни странно, да, – с удивлением ответила она. – Только учтите, через несколько минут я просто потеряю сознание. Я в жизни своей столько не пила...
– Тогда откуда вам знать, что с вами будет через несколько минут? – хладнокровно возразил Федор Филиппович.
– Интересный вопрос, – глубокомысленно произнесла Ирина. – В самом деле, откуда?
Щеки у нее сразу покраснели, язык ворочался во рту с трудом, но голова, как ни странно, осталась совершенно ясной. Ирина понимала, что не столько пьяна, сколько хотела бы оказаться пьяной до полной потери сознания. Это, по крайней мере, избавило бы ее от необходимости слушать дальше и осмысливать уже услышанное. Пожалуй, в данный момент она с удовольствием выпила бы еще один стакан водки, если бы не боялась, что ее стошнит прямо на колени Федору Филипповичу. Вот было бы забавно!
– Понятия не имела, что в доме есть водка, – призналась она с пьяной откровенностью, которая на восемьдесят процентов была наигранной.
Обмануть генерала ФСБ Потапчука ей опять не удалось – он просто не обратил на эту реплику внимания. "Ну, еще бы, – подумала она. – Его небось, всю жизнь этому учили... Чему, собственно, этому? Отличать пьяных искусствоведов от искусствоведов трезвых, но притворяющихся пьяными? Точно! У них в разведшколе, в академии или как это там у них называется, наверняка есть такой спецкурс. Называется – пьяноведение. Пьяноискусствоведение – так, пожалуй, будет точнее. Такой, понимаете ли, узкоспециализированный факультативный курс..."
– Ничего подобного. Просто немного прикладной психологии плюс богатый жизненный опыт, – неожиданно сказал Федор Филиппович, и Ирина с ужасом поняла, что уже какое-то время говорит вслух. – Изучать, как действует спиртное на представителей той или иной профессии, – пустая трата времени. Сегодня он искусствовед, завтра – вор-медвежатник, а послезавтра – вообще тюлень какой-нибудь... Иное дело – психофизиологический тип. Их не так уж много, и в рамках одного типа базовые реакции в целом одинаковы. В пределах допустимых отклонений, естественно.
– Познавательно, – одобрила эту маленькую лекцию Ирина. – И все-таки хотелось бы познать, каким путем в мою квартиру проникла водка. Я точно помню, что час назад ее тут не было. Это же очень важно, понимаете? А вдруг – эта, как ее... телепортация?
– Водка была у меня с собой, – терпеливо объяснил генерал. – Я купил ее с намерением выпить перед сном в гостинице.
– Вы алкоголик?! – преувеличенно ужаснулась Ирина.
– Нет, – все так же терпеливо ответил Федор Филиппович. – Просто я стал очень трудно засыпать. Бывает, по полночи ворочаюсь, а утром не голова, а чан с отрубями...
– Бедненький, – пожалела его Ирина. – Ну, не расстраивайтесь, там ведь, наверное, еще целых полбутылки осталось...
– Нет, – сказал генерал. – Это была маленькая бутылка. Чекушка.
Это слово вдруг ужасно рассмешило Ирину. Генерал ФСБ с чекушкой в кармане – это что-то!..
– В портфеле, – хладнокровно поправил генерал, и Ирина поняла, что опять думала вслух. – Вообще, если честно, – продолжал Федор Филиппович, – я купил ее не для себя, а для вас. Просто на всякий случай. И, как видите, не ошибся. Психологический шок способен надолго выбить человека из колеи, а мне очень нужно, чтобы вы меня внимательно выслушали. Вы уже в состоянии слушать?
Ирина вдруг поняла, что она действительно может выслушать очередное, наверняка очень неприятное сообщение. Федор Филиппович был прав: у него на работе все время что-то случалось, и случайности эти были, как правило, самого поганого свойства. И теперь, коль скоро Ирина добровольно ввязалась в это дело, упомянутые неприятные случайности в полной мере касались и ее тоже...
– Да, – сказала она, – я уже в состоянии вас слушать. Спасибо. Я даже в состоянии думать, как ни странно. И знаете, до чего я только что додумалась? Если Мансурова убили, значит, он действительно имел отношение к этому делу! Но я почему-то считала, что заказчик – он...
– Заказчик и организатор – не всегда одно лицо, – заметил Потапчук. – Значит, в этой цепочке больше звеньев, чем нам казалось. Мансуров, в конце концов, мог быть не участником, а просто свидетелем преступления, даже сам того не сознавая. Его смерть могла вообще не иметь отношения к ограблению Эрмитажа – мало ли из-за чего могут убить человека! Но это представляется мне маловероятным. В свете некоторых событий, о которых вы пока не знаете, мне представляется, что убийство было вызвано... ммм... вы уж извините меня, старика, но из песни слова не выкинешь... Короче говоря, я считаю, что его убили из-за вашего визита в клинику. Спокойно! – прикрикнул он, и его лицо, начавшее было расплываться в бледное дрожащее пятно, вновь обрело для Ирины четкость и ясность черт. – Спокойнее, Ирина Константиновна, – уже мягче повторил генерал. – Водки у меня, к сожалению, больше нет, а поговорить необходимо. Только не вздумайте взваливать на себя вину за его смерть. Полагаю, ваш скандальный визит в клинику послужил чем-то вроде катализатора, он просто немного ускорил то, что и так было неизбежно. Был Мансуров замешан в преступлении или не был, все нити, так или иначе, вели к нему – следовательно, спасти его могла только счастливая случайность, которой, к сожалению, не произошло. Он был обречен, его заранее приговорили к смерти – еще в тот момент, наверное, когда было решено, что преступники поселятся у него на даче, пока он сидит в своей Гааге... Я твердо убежден, что ваш разговор с Мансуровым, хоть и не спас его, очень помог расследованию.
– Как это? – изумилась Ирина, не потерявшая, оказывается, этой способности.
– Да очень просто! – воскликнул Потапчук. – Повторяю, это убийство было спланировано заранее, и притом очень тщательно. Коль скоро все в этом деле указывало на Мансурова, можно было ожидать, что мы найдем в его доме какие-то улики, связывающие его с ограблением Эрмитажа. Мы таких улик, как известно, не нашли. Следовательно, убийца просто не успел их подбросить. Вы заставили его нервничать, торопиться, совершать ошибки – то есть, сами того не желая, избрали наилучшую тактику. Он не сумел даже как следует замести следы – попытался, но не сумел. Глебу понадобилось совсем немного времени, чтобы понять: Мансуров вовсе не сбежал, а был убит, и труп его следует искать где-то поблизости. На это убийца рассчитывал меньше всего, ему хотелось, чтобы мы искали Мансурова по всей Европе – ныне, и присно, и во веки веков, аминь. А он бы тем временем спокойно разобрался, что ему делать дальше – и с картиной, и с деньгами, и с собой... и еще кое с кем.
– С кем же это? – спросила Ирина. Похвала Федора Филипповича ее не обрадовала – ей казалось, что это была просто попытка немного подсластить пилюлю. Хотелось остаться одной, спокойно все обдумать, а может быть, просто принять снотворное и лечь спать. Хмель прошел, словно его и не было, выпитая водка камнем лежала в желудке, от нее мутило и тупо ныла голова, однако она чувствовала себя обязанной хотя бы из вежливости проявлять интерес к тому, о чем говорил генерал. – Мне казалось, – продолжала она, – что этот человек уже разобрался со всеми, кто имел к этому делу хоть какое-то отношение.
– Собственно, об этом я и хотел поговорить, – кивая, согласился Федор Филиппович. – Это дело – сплошные трупы, буквально некого допросить. Действительно, все, кто так или иначе участвовал в похищении "Мадонны", либо мертвы, либо сидят за решеткой и ничего, в сущности, не знают... За исключением Глеба, естественно, – поправился он, и Ирина встретила эту поправку бледным подобием улыбки. – Тем не менее события продолжают происходить, Ирина Константиновна, и чем дальше, тем больше они мне не нравятся. Я ведь приехал сюда, еще не зная о гибели Мансурова. Эта смерть только укрепила меня в решимости просить вас как можно скорее уехать из Питера. А может быть, и из страны.
