– Ваша честь! – проговорил Евстафьев, обращаясь к судье. – У меня есть несколько вопросов к свидетельнице. Смоленцева, значит, вы утверждаете, что именно мой подзащитный стрелял в Котову?
– Да.
– В то время как сама Котова стреляла в вас, не так ли? Вы не можете этого отрицать, потому что экспертиза уже показала: все было именно так.
– Да.
– Каков же был временной интервал между двумя выстрелами – котовским и якобы свиридовским?
– Точно такой же, как я и говорила раньше: не более секунды.
– Таким образом, если встать на вашу точку зрения, Свиридов мог стрелять в Котову только по одному мотиву: спасти вам жизнь. Ведь Котова могла выстрелить и второй раз, и на этот раз более удачно, не так ли?
– Да, – тихо проговорила Алиса, но ее тихий голос был заглушен могучим баритоном Склярова:
– Протестую! Адвокат оказывает давление на свидетельницу и…
Свиридов не стал слушать продолжения гневной речи Склярова: он просто рассмеялся – беззвучно и горько. …Что ж, вот теперь в самом деле все. Главный свидетель обвинил в убийстве его, Владимира, и даже великолепное красноречие Евстафьева не поможет здесь, в вотчине Кашалота, где все судьи если не куплены, то настроены благожелательно к обвинению, благо оно, это обвинение, представляет интересы одного из самых могущественных людей города. Слушать последующее словоблудие не имеет смысла: все равно его вина будет доказана.
Свиридов едва удержал себя от того, чтобы не встать и не сказать громко и отчетливо всем этим людям: да, я виновен… что ж, если даже самый близкий человек подтвердил, что убийца – это он, Владимир Свиридов, то ему ничего не остается, кроме как сказать: да, я виновен.
Но тут он увидел пылающее яростью красное лицо и шею Фокина, который, несмотря на жару, оделся во все черное… Увидел бледное, твердое лицо Евстафьева и его уверенный – даже теперь! – прямой и невозмутимый взгляд… Затем Владимиру попался на глаза Мосек, сидящий недалеко от Афанасия и рассматривающий все происходящее какими-то широко расширенными, словно удивленными, водянистыми глазами – и Свиридов устыдился мгновенного приступа малодушия.
За него борются, а он вздумал выкинуть белый флаг! И это после всего, через что он прошел!
Свиридов выпрямился и холодно, с любопытством, но без всякой злобы пристально посмотрел на Алису, которая продолжала говорить что-то, почти не шевеля едва тронутыми светлой помадой губами…
* * *
Адвокат Евстафьев был в недоумении.
Ему было совершенно ясно, что это дело, ведущееся безобразно, с многочисленными правовыми и процессуальными нарушениями, с дырами и замалчиваниями в протоколировании, – что это дело может в его нынешнем течении прийти только к одному, и вполне закономерному, финалу – Свиридов будет осужден. …Только какие-то неумолимо веские, неопровержимые улики могут изменить ход процесса.
– Ну что? – спросил у него вошедший в кухню Мосек (Евстафьев поселился у брата, в его большой, пустой и безалаберной холостяцкой квартире). – Думаешь?
– Думаю. И думаю, что дело скверно. Вот чертова баба, мать ее!
Мосек покачал головой:
– Да, я не ожидал от нее такого. И причем… причем как убедительно она говорила! Как выпутывалась из самых твоих ловких… уловок. Если бы она с таким убеждением свидетельствовала в его пользу, то… наверно, эти тупоумные судьи и присяжные ей бы поверили. А тут… тут я едва сам не поверил в то, что именно Свиридов убил Котову. В состоянии аффекта, при смягчающих обстоятельствах, но убил!
– Они не учтут смягчающих обстоятельств, – сказал Евстафьев тоном, которым строгий отец говорит бестолковому сыну, что решенная тем задачка не сходится с ответом.
– Да какие там смягчающие обстоятельства, если они закрыли глаза даже на то, что сама Лена сказала… Ведь она сказала, что не Свиридов стрелял в нее! Сказали, что, дескать, она не отдавала себе отчета… неадекватное состояние…
– Если бы это дело слушалось в Москве, я бы задействовал все свои резервы и связи и смог бы вытянуть его даже в случае, если бы… если бы…
– Что – если бы?
– Даже если бы он в самом деле был виновен.
Мосек вздрогнул и, заморгав, проговорил, заглядывая в лицо брату:
– А ты что… уже сам начал сомневаться, что он…
– Да нет. Конечно, нет, – устало прервал его Евстафьев, – но просто меня раздражают эти тупые судебные рожи, у которых все давно запрограммировано, которые лишь делают вид, что пытаются уяснить себе ход процесса, но на деле мечтают только об одном: скорее бы сказать «виновен» и откинуться бы в холодок ничегонеделания.
В этот момент раздался звонок в дверь.
На лице Моська промелькнуло что-то напоминающее недоумение, потом оно перешло в легкое беспокойство, ну а затем он принужденно рассмеялся: вероятно, вспомнил анекдот про казаха Джумабая, рассказанный ему Фокиным примерно в такой же ситуации.
– Кто это может быть? – сухо спросил Павел.
– Понятия не имею… – Маркин взглянул на часы. – Половина десятого… Нет, я никого в этот час не жду.
– Все равно – иди открывай.
Слава боязливо поежился и сказал:
– Дай-ка твой «ствол» на всякий пожарный.
Адвокат извлек из пиджака газовый «ПМ» и, протянув брату, заметил:
– Я предпочел бы, чтобы открыл Свиридов, как в тот раз, про который ты мне рассказывал… когда с неофициальным утренним визитом пожаловала гражданка Котова А Эн.
– Н-да… предпочел бы, – пробурчал Мосек и пошел открывать дверь.
Впрочем, его тревоги оказались безосновательными: на пороге стоял не злобный лысый гоблин с арсеналом огнестрельного оружия и не гражданин милиционер с ордером на обыск в квартире и на арест ее хозяина.
А всего лишь средних лет растрепанная женщина, с какой-то авоськой в неухоженной красной руке, в бесформенном и безвкусном платье в цветочек. Из-под платья виднелись полные ноги в варикозных венах.
– Маркин здесь живет? – проговорила она довольно неприятным густым голосом, сиплым и потому имеющим почти мужской тембр.
– Здесь?
Баба подергала свободной от авоськи рукой за рыжие космы и, почему-то басовито захихикав, таинственно понизила голос и проговорила, заговорщицки подмигнув Моську:
– Брательник-то дома?
– А вы кто? – подозрительно спросил Слава, лелея за спиной символ гостеприимства – газовый пистолет системы «макаров».
– Я к вам по делу, – сказала женщина, – очень важному. Пропустите.
– По какому делу? Ты соседка, что ли? Я тебя затопил?
– Ты не понял, – совсем уж зашептала женщина. – Я по другому делу. Тому, что сейчас ведет твой брат. Он же адвокат Евстафьев, так?
Больше она ничего сказать не успела: Мосек в лучших традициях Свиридова – с неожиданной для самого себя силой и сноровкой схватил ее за руку и буквально затащил в коридор, прежде чем та успела протестующе просипеть:
– Ну… потише, ты, козел! Не сундук передвигаешь!
В прихожую на шум вышел Павел и, окинув женщину недоуменным взглядом, произнес:
– Это к тебе, Слава?
– Сам ты мудак! – неожиданно бухнула та: по всей видимости, она была туговата на ухо, и ей почудилось не «это к тебе, Слава?», а что-то из серии «это к тебе шалава?»… дескать, приперлась на ночь глядя.
Мосек рассмеялся и, глядя на неприятно удивленного брата, проговорил:
– Не ко мне, а к тебе, Паша.
– Ко мне?
– А ты адвокат будешь? – подозрительно поинтересовалась женщина.
– Совершенно верно, – подтвердил тот. – Вы по какому вопросу?
– А по самому что ни на есть важному, – ответила та и ввалилась в комнату, не дожидаясь приглашения и даже не снимая обуви.
Впрочем, уже непосредственно в гостиной она свою ошибку исправила и скинула натянутые на ноги опорки, которые, по всей видимости, помнили комсомольскую юность своей почтенной владелицы.
Из опорок повалили ароматы скотного двора и несколько камешков, а баба, рухнув в кресло так, что оно судорожно метнулось на колесиках по полу, норовя выскочить из-под толстого зада визитерши, сказала:
– В общем, так. Алиску ведь мы все не любим, так? Вот я и думаю, что пора этой котовской подстилке указать на ее место.
– Что вы имеете в виду? – сухо спросил Евстафьев.
– А то, что я в два счета могу доказать, что Алиска брехливая тварь и что она нарочно наговаривает на своего мужика, чтобы, значит, его побыстрее упечь. Небось дал ей Кашалот денег, вот она теперь и поет под его дудку. Я-то побывала сегодня в суде, посмотрела на своих соседушек… по разные стороны скамьи подсудимых!
– Каких соседей вы имеете в виду?
– А вы не понимаете? А еще адвокат! Конечно, тех, которые на даче ворковали, а потом эта стерва Алиска… Какая тварь, правда?
– Ваша дача находится по соседству с той, в которой некоторое время отдыхали Владимир Свиридов и Алиса Смоленцева? – не повышая голоса и не меняя выражения лица, спокойно спросил Евстафьев.
