– Ну, что стоишь, Женька? Давай входи, нам еще жратву готовить, вещи сушить...
– Ни хрена себе... – не двигаясь с места и словно не слыша своего товарища, выдохнул худой каким-то севшим голосом.
– Что там? – бородач попытался заглянуть в дом через плечо товарища. – Правда, что ли, Бабу-ягу увидел?
– Нет. Тут покруче. Посмотри... – и тощий шагнул внутрь, освобождая проход.
Все еще с улыбкой на лице, бородач вошел в домик. И тут же замер, как его друг только что, рефлекторно зажимая нос, в который ударил мерзкий запах, и глядя на лежащий на полу полуразложившийся труп.
– Мама родная... Что ж это такое?
– Самоубийца, – уже более спокойно ответил худой. – Видишь, веревка на шее? И на потолке тоже.
На шее мертвеца и правда была петля, а со вбитого в потолок крюка свисал обрывок веревки.
Бородач потрясенно молчал, а тощий Женька нарочито громко сказал:
– Повесился он, по-моему, уже месяца два назад. А то и больше. И висел, пока веревка не порвалась.
Бородач помотал головой и, развернувшись, выскочил за дверь. Оттуда тут же раздались характерные звуки – бравого охотника тошнило. Тактично дав другу время привести себя в порядок, тощий вышел из зимовья.
– Как ты?
– Ничего... Ты лучше скажи, что нам теперь делать? Кто это такой хоть?
– Ну, чтобы узнать, кто это такой, нужно документы его искать. А мы этого делать не будем. И вообще, ничего здесь не тронем. Нам нужно просто сообщить об этом в милицию, пусть они и разбираются.
– Правильно! – бородач радостно кивнул. – Только давай сначала отойдем отсюда немного. А то неуютно как-то...
– Ну давай.
Но не успели они пройти и десяти шагов, как перед ними оказалась новая находка.
– Смотри, Толян! Крест! – тощий Женька показывал рукой чуть в сторону. Там и правда стоял довольно грубый крест, явно поставленный над могилой. Охотники подошли поближе.
– Тут, кажется, что-то написано... – Женька приблизил лицо к кресту и в уже сгустившихся сумерках с трудом прочитал неровно вырезанную ножом надпись: «Лопатникова Дарья Дмитриевна. 02.04.81 – 15.06.03. Спи, дочка!»
– Все ясно. Этот, – Женька ткнул пальцем в сторону зимовья, – ее похоронил и сам повесился. По времени как раз примерно совпадает.
– Что же с ними случилось? – растерянно спросил бородач, непонятно к кому обращаясь.
– Ох, нам этого явно не узнать. Да оно и к лучшему, по-моему, – отозвался бородач. – Ладно, как место для ночевки найдем, сразу сообщим в милицию.
И они сообщили. Милиция прибыла через три дня – по местным меркам это могло считаться очень оперативным. Установить личность самоубийцы удалось без труда. Им оказался Дмитрий Родионович Лопатников, отставной полковник МВД. Тело его дочери Даши Лопатниковой эксгумировали и, выяснив причину смерти, тут же решили, что дело ясное: отец то ли по пьянке, то ли в приступе злости, то ли еще почему убил дочь, а придя в себя и осознав содеянное – повесился. Если у кого из ментов и были сомнения в этой версии, он благоразумно оставил их при себе – лишней работой заниматься никто не хотел. Тела отца и дочери похоронили на официальном кладбище за государственный счет, а дело об убийстве ушло в архив.
Все лето Коля Колыма искал Черепа и Балякина. Добраться до родного Магадана блатному удалось почти без приключений – полученные от Нэхату документы оказались вполне надежными. В Магадане Колыма немного изменил внешность – ровно настолько, чтобы его стало невозможно опознать по фотографии, и встретился со смотрящим. Колыма рассказал пахану о своем побеге и предупредил, что за ним остался должок, и что пока он его не вернет, заниматься обычными делами не сможет. Батя, смотрящий по Колымскому краю, который был много чем обязан Колыме, только спросил, не нужно ли чем помочь. От помощи Колыма отказался – он еще не исчерпал собственных возможностей, а они у него были весьма обширными.
Начал Колыма с того, что с помощью подмазанных ментов из ГИБДД попытался обнаружить вездеход, на котором Балякин и Череп уехали с прииска. Однако эти поиски ничего не дали – машина как сквозь землю провалилась. Тогда Колыма напряг кое-каких старых знакомых, к которым Череп мог обратиться за новыми ксивами – ведь он все еще числился в розыске. Но и так следов найти не удалось – никто похожий на Черепа к магаданским спецам по документам не обращался. Но Колыма не собирался прекращать розыски. Он помнил, что Череп сдернул не один, а с начальником охраны прииска, бывшим режимником, у которого наверняка есть какие-то свои связи. Через них он, наверное, и организовал подельничку чистые ксивы. Значит, надо искать какой-то другой путь.
И Колыма нашел его. Он вспомнил, что Череп и Балякин увезли с собой золото и платину. От Лопатникова, обещавшего все это ему, он знал, что золота примерно пуд, а платины около пяти килограммов. Они наверняка уже обменяли все это на баксы, но умный человек, хорошо знающий теневую сторону магаданской жизни, всегда сможет такую операцию отследить.
А уж тут Колыма был как рыба в воде. В группировке блатных он занимался как раз золотом, и всех барыг, которые занимались подпольной скупкой, знал наперечет – от самых крупных до едва-едва начавших бизнес. А главное – ни один из них не отказал бы Колыме ни в какой информации, все хорошо знали, чем это может кончиться.
И Колыма пошел проверять скупщиков. Задачу ему облегчало то, что кроме золота, весьма распространенного на Колыме, у Черепа и Балякина была куда более редкая платина.
На вторую неделю поисков Коле Колыме наконец повезло.
Вернее сказать, не повезло, а просто его усилия наконец увенчались успехом – никакой случайности здесь не было.
Очередной барыга вспомнил человека, с полмесяца назад продавшего ему пять килограммов платины и пятнадцать – золота. По описанию, ни на кого из тех, кого Колыма искал, этот человек был не похож, но блатной все равно был уверен, что это их след. Значит, просто внешность сменили.
Дальнейшее уже было делом техники. Если знать, как искать, то Магадан не очень большой город. Вскоре Колыма выяснил, что подходящий под описание барыги человек живет в гостинице «Золотая Корона». А когда блатной выяснил, что живет он не один, а с каким-то другом, он почти уверился в том, что не ошибся.
Колыма принялся собирать об этих двоих информацию. Прислуга гостиницы, официанты ресторанов, пара баб, которых они снимали на ночь, – после расспросов всего этого народа сомнений у Колымы не осталось. Особенно после того, как одна из девок упомянула о наколотом на правом плече у одного из двоих оскаленном тигре. Это была татуировка Черепа. Еще по ходу расспросов Колыма узнал, что бывший мент и ссученный блатной, похоже, крепко сдружились. Нередко они вместе выезжали на природу – охотиться, рыбачить, пьянствовать.
Когда Колыма узнал об этом, он выдал одному из администраторов гостиницы штуку баксов, а взамен попросил об одной-единственной совершенно пустяковой услуге – сообщить ему, когда эти двое в очередной раз соберутся на отдых. Администратор, разумеется, охотно согласился.
В середине поляны горел здоровенный костер. Языки пламени выхватывали из темноты то бок здоровенного японского джипа, то освежеванную тушу молодой самки лося, то довольные рожи двух сидевших у огня мужчин.
– Круто ты стреляешь, Антон! Мне бы так! – восхищенно говорил Череп.
– А фиг ли, – небрежно ответил Балякин. – Пока в охране работаешь, научишься. Знаешь, как там скучно бывает? Вы-то, арестанты, хоть знаете, за что сидите, а охрана просто так, ни за что в тех же условиях прозябает.
– Ну, так уж и в тех же! Рядовые, может, и да, а офицеры и к бабам в поселки соседние постоянно гоняют, и спирт хлещут!
– Ну, это да. Но все равно, жизнь в отрыве от цивилизации... Да и то – какие там в поселках бабы? Помню, раз мы с друзьями пошли к одной и точно знали, что у нее трипак, а гондон на всех был один...
– И что?
– И то. Не баре чай. Обошлись одним.
– Ни хрена себе! – удивленно покачал головой Череп, наливая себе водки из стоящей рядом бутылки. – А я думал, у господ офицеров все цивильно. Медсестра там, еще кто...
– А кто еще? Медсестру на зоне, где я служил, начальник потягивал, не сунуться было. Хотя случалось, конечно, всякое. Бывало, что и начальника обходили.
– Расскажи.
– Ну, короче, дело было так...
Договорить Балякин не успел. От края поляны к костру метнулась черная тень. Коля Колыма, уже больше получаса стоявший за деревом, выбрал подходящий момент – Балякин не успел даже руки поднять, как ему на голову обрушилась тяжелая палка. Бывший режимник заорал, вскочил, но тут же получил по башке еще раз и с диким воплем рухнул в огонь. Сидевший с другой стороны костра Череп успел вскочить и рвануть из-за пояса пистолет. Но Колыма оказался быстрее.
Тяжелая палка, вырезанная из молодой лиственницы, описала широкий круг и врезалась Черепу в локоть. Он с криком выронил пистолет, отпрыгнул назад и бросился бежать. Колыма метнулся вслед за ним, в три прыжка догнал и сильно толкнул в спину. Череп полетел на землю, кувыркнулся и впечатался лбом в ствол какого-то дерева. Перед глазами его полыхнула яркая вспышка, и он отрубился. А Колыма развернулся и снова кинулся к костру. Балякин уже выполз из огня, сейчас он пытался встать на ноги. Блатной, подлетев к нему сзади, сильно врезал по почкам, потом ребром ладони между шеей и плечом. Балякин охнул и осел на землю.
