группу «Набат» решено оставить в Афганистане, подойдет один борт, за-берете с собой и погибших Никитина, и пленных.
– А заложников куда? – спросил Андреев.
– Сопроводите их наверх ущелья, чтобы пакистанские летчики их увидели и смогли посадить машины.
– Сделаем, товарищ генерал, – ответил Андреев. – А не будет осложнений с пакистанцами?
– С ними все обговорено. На самом высоком уровне.
– Личная просьба, товарищ генерал… Можно?
– Валяй, – буркнул Комаровский, который личные просьбы терпеть не мог.
– Замолвите наверху словечко о майоре Никитине, он нас здорово выручил.
– Сделаю. А за тебя словечко замолвить?
– Не надо, товарищ генерал. Обойдусь.
– И действительно, обойдешься, – усмехнулся Комаровский, – ты уже отмечен. И наградой, и повышением в звании. Поздравляю… – Запнувшись, он закончил: – Поздравляю, подполковник.
– Служу России, – просто, без пафоса отозвался Андреев.
– Хорошо служишь. Со взятием Лонгмана и Джамхада угроза крупных терактов в стране практически снята. Американец – крупная рыба. Акула, я бы сказал. Помнишь историю с супервзрывчаткой? Лонгман организовал. За ним не менее десятка подобных дел числится, так что отвечать будет по полной программе.
– А Джамхад?
– Этого попробуем перекупить. Послужил американцам, пусть теперь нам послужит. Свой человек в Талибане – это, брат, не фунт изюма.
– Предаст своих, предаст и нас, – предупредил Андреев, – да и парализован он частично, позвоночник поврежден.
– Он и таким будет нужен, майор, – сказал Комаровский и поспешил поправиться: – Подполковник.
– Чуть не забыл…
– Слушаю?
– Майор Никитин утверждает, что американец его подкупить пытался. – Андреев покосился на Лонгмана и понизил голос, прикрывая микрофон рукой. – Якобы в «Хаммере», брошенном на полпути к аэродрому, находится чемодан с долларами.
– Проверишь, – равнодушно произнес Комаровский. – Если это правда, деньги заберешь с собой и сдашь под расписку в финансовый отдел управления.
Подобно всем лучшим российским офицерам, генерал не отличался меркантильностью и относился к деньгам без восторженных эмоций. У него были иные жизненные приоритеты, и мысли его занимали тоже иные.
– Теперь насчет «Боинга», – сказал он. – Повторяю – самолет уничтожить! Такое количество взрывчатки оставлять нельзя. Перед тем как в вертолет погрузитесь, прикажи своему саперу подготовить «Боинг» к ликвидации. Пусть какое-нибудь простенькое взрывное устройство смастерит, чтобы рвануть, когда вы отлетите подальше.
– Рванем, – пообещал Андреев.
– Будь она проклята, эта необъявленная война! – с чувством произнес генерал Комаровский. – Не мы ее начинали, но нам ее заканчивать. И чем быстрее, чем жестче и беспощадней, тем лучше.
– Золотые слова, Валентин Сергеевич, – сказал Андреев, впервые обратившись к начальнику Управления Антитеррористического центра по имени-отчеству. Сегодня он мог себе это позволить.
Они попрощались, тепло, но без всякой сентиментальности. Потом Андреев приказал подчиненным строиться.
– Слушай мою команду… – начал он, помолчал немного, махнул рукой и скупо улыбнулся: – Рвем «Боинг» – и домой.
– На чем? – спросил Мухин.
И тут, словно в ответ, из-за перевала послышался рокот вертолетного двигателя.
Вскоре на более-менее ровной площадке приземлился «Ми-8». На борт загрузили убитых, пленных, места в десантном отсеке заняли бойцы диверсионно-штурмовой группы «Оса», и вертолет взлетел. Через минуту бойцы увидели поднимающийся над бывшим аэродромом огромный огненный шар. Напичканный взрывчаткой «Боинг» был подорван. «Оса» возвращалась домой, в то время как разведывательная группа «Набат» уходила в глубь гор. Ее работа в Афганистане продолжалась.
