– Нет, – покачал головой Эпов, – к этому мероприятию я привлек наемников, гопников из Казани. Познакомился я с ними, когда разрабатывали «нефтяного короля». Они были согласны за тридцать штук кого угодно спеленать. Кстати, уводить из Пулкова мистера Крауха они собирались по той же схеме, что и вы его «работали» в Шереметьева. А Кирилл меня должен был подстраховать на момент передачи денег. Но тут в мои планы некстати вмешалась природа, и пришлось задействовать вас, как стратегический резерв.
Когда Виктор Эпов закончил свой рассказ, в комнате повисла угрюмая тишина. Бывший опер за время своего монолога уже просчитал причину настроения своих соратников, да и всю ситуацию в целом.
Он тщательно затушил окурок сигареты, потом обвел собравшихся тяжелым, как топор палача, взглядом и криво усмехнулся:
– А теперь хотелось бы услышать по возможности правдивый рассказ, как вы облажались. И, главное, почему.
Три товарища в современной аранжировке
Бинокль был отличным, при небольших размерах имел десятикратную оптику, инфракрасную подсветку и даже миниатюрный квантовый дальномер, одним словом – фирма, и не просто фирма, а сам «Цейс».
– Нас бы так экипировали, так потери были бы намного меньше, – опустив бинокль, с сожалением произнес Александр Сермяжный.
– Эх, Шурик, Шурик, если бы к началу каждой войны наша армия была экипирована по полной программе, то войны бы выигрывались еще в начале кампании, – пояснил Ковалев, поглаживая нежное цевье своего автомата. – А так все войны длительные, кровопролитные и выигрываются лишь доблестью и смекалкой наших солдат.
Беглецы лежали в «зеленке», небольшом леске, раскинувшемся у подножия невысокой горы с пологой вершиной, напоминающей горб верблюда. На армейских картах она так и называлась, причем имела регистрационный номер (это для простоты корректировки артиллерийского огня). В трех километрах от верблюжьего горба к седым облакам тянулась другая остроконечная гора, прозванная «Джигитом», а между ними в падине притаился небольшой аул. Древняя горная деревушка на два десятка таких же древних одноэтажных домов, сложенных в основном из плоских кусков горной породы, с небольшими окошками и узкими дверными проходами. Домики окружали такие же каменные невысокие заборы, которые практически не являлись оградой, а лишь обозначали границы наделов. Жизнь в ауле текла мирно и неспешно, казалось, не полыхали костры войны еще несколько месяцев назад по всей республике.
Утром, едва солнце окрасило небосвод в нежно-розовый оттенок, пастух выгнал на пастбище отару овец. Это был весьма колоритный старик – высокий, седобородый, в каракулевой папахе, в широкой черной бурке, на поясе висел кинжал в инкрустированных ножнах. В одной руке пастух держал посох с загнутым верхом, а другой поддерживал ствол автомата, торчащего из-под бурки (еще одна отличительная деталь современного мира). Вокруг старца носились две огромные, мохнатые кавказские овчарки. Собаки радостно виляли хвостами, но при этом зорко следили, чтобы ни одна овца от стада не отбилась. Эти мохнатые, хвостатые и зубастые сторожа были наибольшей опасностью для беглецов, потому что запросто могли их учуять. Но последнее время судьба была благосклонна к ним, ветер дул от собак.
Едва отара скрылась за ближайшим холмом, как горная деревушка начала оживать. Во дворах засуетились женщины в черных одеждах, потом появились мужчины, занимаясь повседневными делами по хозяйству, готовясь к приближающейся зиме.
– Что-то не видать молодежи, все, что ли, на войну подались? – вернув Сермяжному бинокль, заметил Игорь.
– Да здесь никогда молодежи и не было. Этот аул что-то вроде дома престарелых, родовые гнезда многих вайнахских тейпов. Старики сюда приходят доживать остаток своих дней, – пояснил десантник.
– Ты, Саня, прямо чеченский полиглот, все знаешь, – почти восхищенно проговорил Ковалев.
– А я здесь до девяностого года раз пять бывал. Дед моего закадычного кореша по Афгану жил, вот я когда к Турпалу приезжал, часто сюда наведывался, – ответил Сермяжный.
– Ты что, думаешь, твой братан по оружию здесь?
– Здесь, здесь, – кивнул Александр и пальцем указал вправо. – Вон, видишь на окраине покосившуюся саклю, а во дворе припаркован «индеец»? Это Тура двор, и он всегда мечтал иметь такую тачку.
Ковалев посмотрел в указанном направлении и увидел отливающий черным лаком внедорожник «Чероки». Машина действительно выглядела пришельцем из будущего, каким-то чудом попавшим в средневековье.
– И как ты только допетрил, что он здесь? Телепат, что ли? – рассмеялся Игорь.
– Никакой не телепат, – едва не оскорбился десантник. – Нас когда из Пскова бросили в Чечню, я тут столкнулся с начальником разведки Волгоградского механизированного корпуса, сейчас он полковник, а в Афганистане командовал нашим взводом. Девять выходов на караваны. Ну, по старой памяти попросил выяснить, живой ли сержант запаса Турпал Нуербеков. Сам знаешь, у штабных разведчиков возможностей больше, чем у фронтовых. И уже через неделю мой бывший взводный сообщил, что Турпал воевал на стороне «духов», потом был ранен, а сейчас проживает в ауле Кильчи. Собирались с полковником навестить его, а потом завертелось все, закрутилось. «Духи» ломанулись в Грозный, а нас бросили на их блокировку. Все кончилось Хасавюртом, ликование окончания войны завершилось бардаком, и, как результат, я оказался в одном зиндане с тобой.
– Нет новости печальнее на свете, – констатировал Игорь, цинизм свойственен людям, много пережившим. – Слушай, десантура, а твой боевой кунак не сдаст нас своим братьям по вере? Теперь ведь новая идеологическая волна пошла – «неверный муслику не товарищ».
Александр Сермяжный отвел взгляд в сторону и недовольно буркнул:
– Все равно другого выхода нет, когда спустимся на равнину, вот там жаба цицьки даст.
В словах десантника была истина. Вырвавшись из плена, трое суток без отдыха они шли по горам, постоянно путая следы, уходя по горным ручьям. Преследовать и ловить беглецов чечены умели, это у них в крови, поэтому никакая мера предосторожности лишней не была. Дополнительные затраты физических сил требовали энергетической подпитки, а измученным длительным заточением в холодном и сыром зиндане беглецам ее требовалось значительно больше обычного, иначе они бы просто обессилели и свалились во время очередного перехода. Как ни крути, а Сермяжный был прав на все сто: без посторонней помощи им никак не обойтись.
– Уболтал, Саня, твоя сдача, – буркнул Ковалев. Прикрыв глаза черной банданой, которую содрал с остывающей башки охранника, он перевернулся на спину и провалился в забытье. Морской пехотинец еще со времени попадания в плен был уверен, что сон – лучшее средство сохранения сил.
Проснулся от легкого толчка в плечо, десантник склонился к его уху и тихо прошептал:
– Вставайте, граф, нас ждут великие дела.
– Что, время подошло? – широко зевая, спросил Ковалев. Когда он открыл глаза, то первое, что увидел – на темнеющем небосводе блеклые стекляшки звезд.
– А то! Старик уже час как отару пригнал, и в ауле полная тишина. Видимо, народ отошел ко сну, скоро и нам нужно собираться в гости. Так что приводи себя в порядок, а пока суть да дело, подкрепись. – С этими словами Сермяжный протянул напарнику открытую банку тушенки и несколько пресных галет.
– Подкрепиться, это мы завсегда пожалуйста, – оживился Ковалев. Сон как рукой сняло. Отложив в сторону автомат, он стал ножом выбирать из жестянки волокна консервированной говядины с кусками застывшего жира, размазал по галете и с аппетитом набросился на нехитрую еду.
Осенние сумерки короткие, как хвост пинчера. Едва солнце закатилось за вершины гор, как сразу же в свои права вступила хозяйка-ночь. Вскоре все пространство накрыло черное покрывало, наступила полная тишина. Даже собаки во дворах перестали брехать.
– Наш выход, – сообщил Александр. Подхватив рюкзак, он первым покинул укрытие и, низко пригибаясь, направился в сторону неясного пятна построек горной деревушки. След в след за ним крался Ковалев, держа автомат на изготовку, он то и дело оглядывался назад, туда, где осталась «зеленка». Опыт диверсанта подсказывал, что опасность может подстерегать не только впереди, но и появиться из-за спины.
Двигались беглецы бесшумно, как будто не шли по земле, а над ней парили. Только все равно существовала опасность, что чуткий нос барбоса их учует и поднимет тревогу. Впрочем, на этот счет у Сермяжного еще со времен Афганистана была припасена хитрая примочка. Если один пес залает, тут же падай на землю и затягивай «арию серого разбойника». Услышав вой волка, все деревенские собаки устроят такую какофонию, что можно хоть в железо бить, никто не услышит. А местные жители будут уверены, что их мохнатых сторожей потревожил волчара.
