развязке возле очертаний Пскова. — Здесь блок-пост новый воткнули, а здесь частенько немцы живую силу перебрасывают на грузовиках. Не дай бог нарвемся на машину со взводом.
Слово «бог» не принято употреблять в речи сейчас, особливо, красному командиру. Но бывшему «ваше благородие» — простительно.
— Согласен, — жевал я от напряжения губы, шевеля извилинами. — Опасно. Своим ходом еще ладно, но вот там ящиков на три борта наберется. Никак заметно не получится.
— А если в состав железнодорожный их подкинуть? — вмешался Кузьма, скребя по щетине на морщинистой щеке. — Я стрелки могу перевести в тупик. Товарняк встанет, а мы…
— Не пойдет, — поморщился я. — В самом Пскове не получится. — А в Заовражино еще попасть надо. Опять-таки ящик туда переть придется.
— Может, шороху устроить, — предложил Федор Ильич. — Нападение на подступы к городу инсценировать. А вы под шумок. Только много людей не смогу дать. Они у меня на вес золота.
— Шухер ничего не даст, — возразил я. — Город совсем обложат. Сложнее будет выбраться из него…
Я подумал, побарабанил пальцами по задубевшей столешнице, и тут меня осенило:
— Слушайте! — крякнул я и радостно потер ладони. — А зачем нам вообще из города ящики вывозить?
— Как зачем? — удивился Слободский. — Там ценность культурная. Значимая. Сам же говорил, у тебя приказ спасти.
— Спасти мы их спасем… Я имею ввиду, что спрятать мы их можем и в Пскове.
— А потом? Как вытаскивать?
— А никак… Потом Псков освобождать надо.
— Ну, да, — хмыкнул красный командир. — Делов-то…
— А что у нас такое в городе затевается? — как бы невзначай спросил я у топчущихся на крыльце комендатуры фрицев. Двое из бухгалтерии, один из хозяйственного отдела. По именам я их не запоминал, фигли голову забивать? Пока шел утром на работу, обратил внимание на продолжающуюся суету с наведением лоска на улицах Пскова. На рыночной площади уже возвели какие-то ряды будочек-ларьков, на колоннаду гостиного двора прилаживали длинную гирлянду из колосьев и хвойных веток. Ну и многочисленные флаги со свастиками, от которых вообще уже в глазах рябило.
— Ах это? — мотнул головой в сторону площади пухлый фриц из бухгалтерии. Форма обтягивала его упитанное тело, как кожица сосиску. Того и гляди треснет по швам. — Народное гуляние организуют. Распоряжение отдела пропаганды. Праздник урожая.
«Ах да! — вспомнил я. — Были же о чем-то таком разговоры. Мол, в здоровом и счастливом обществе народные праздники — это важное дело. И нужно, чтобы население не просто квасило самогон неорганизованной толпой, а вело себя чинно и радостно. Музыка, танцы и все такие прочие дела».
Я еще пару минут постоял на крыльце, послушал утренние разговоры фрицев. Не очень они вроде как довольны этим самым праздником. Они вообще рассчитывали, что прогулка на восточный фронт закончится еще летом, а тут все как-то затянулось, и конца-края не видать, печаль какая.
Злорадно фыркнул про себя и потопал в свой кабинет.
Граф был уже у себя, причем не один. Обе двери в его кабинет заперты — и внешняя, и моя. Ни подсмотреть, ни подслушать не получалось. Только и понял, что визитеров у него больше одного. Двое или трое. Или может даже четверо, если кто-то тихушничает.
В последнее время граф стал очень часто вот так секретничать. Какие-то темные личности к нему ходят. В гражданском, не в форме. Не то местные, не то белоэмигранты.
Что-то мутит его сиятельство. По первости, когда он только начал отстраняться, я грешил на то, что он меня подозревает, но похоже, дело все-таки не только в этом. Или вообще не в этом. Кажись, я просто не при делах, а не доверяет он мне, потому что…
Хрен знает почему, вот что! Напрашивалась мысль, что дело все в янтарной комнате, ящики с которой лежали на складе. И, возможно, еще в том, что старенький этнограф сказал, когда мы уже в подземелье спустились.
Янтарь считался культовым камнем в обществе Туле. Которое, вроде как, свою деятельность в Германии уже давно прекратило. И даже его основателей-руководителей повыкосили. А его функции по разного рода мистике на себя взяло «Аненербе».
Сергей Сергеевича, судя по всему, навещал сам граф. Причем делал он это несколько раз с самого начала войны. Как он там сказал? «Искал следы гиперборейского янтаря?»
Старенький профессор был спецом по северным народам. Прямо-таки светилом. Полжизни провел в экспедициях, начал еще до революции, после революции место не потерял, продолжил свои исследования, выпестовал плеяду воспитанников. И осел на пенсии в Пскове. Но в узких научных кругах он был настолько знаменит, что граф о нем прослышал. И когда его выселили в этот домик из просторной квартиры в центре, следил, чтобы у того все было в порядке. Так что в каком-то смысле ему повезло. Фрицы все хорошее жилье реквизировали под себя, а с прежних его обитателей в лучшем случае просто выкидывали на улицу. А в худшем — отправляли в лагеря или вообще расстреливали. Профессора же граф взял под свою опеку, домик ему выделили крохотный, но для жизни пригодный. И еда у него всегда была, не приходилось пенсионеру переживать о корке хлеба. А взамен он жаждал знаний на совершенно определенную тему — про тот самый гиперборейский янтарь.
Граф вбил себе в голову, что прусский король Фридрих I, по заказу которого янтарная комната и создавалась, использовал окаменелую смолу, добытую на мифическом острове Туле, столице такой же мифической страны Гиперборея и родине арийской расы. У прусского короля не было в планах дарить янтарный кабинет русскому царю. Он делал ее для себя. Как святилище, которое многократно усилит его магическое могущество.
— Молодой человек, не надо так на меня смотреть! — профессор укоризненно покачал головой. — Я всего лишь передаю вам слова графа. И не несу никакой ответственности за его слова.
Сейчас я сидел в кабинете и складывал эти кусочки янтарной мозаики. Граф не просто так хотел вывезти янтарную комнату. Не как произведение искусства. Он как-то при мне обмолвился, что мы, русские, не понимаем и никогда не поймем настоящего ее значения.
«Он хочет заполучить эту комнату себе!» — вдруг отчетливо понял я. Не преподнести Рейху это произведение искусства. Не вернуть на родину работу ее сынов. А забрать себе, потому что… Потому что…
За дверью графа раздался взрыв радостного хохота.
Нда, устроил тут «тайное общество»…
Хм, а что если граф последователь того самого общества Туле, которое больше якобы не существует? Насколько я помнил эту историю, началось все как раз с Туле, потом появилось НСДАП, случился раскол, основателей Туле
