В качестве подсобной рабочей силы прислали свою молодежь и соседи.
– Потом и мы подойдем, – говорили священнику мужики. – А пока пусть пацаны наши в хорошем деле поучаствуют – все лучше, чем на улицах балду гонять!
Отец Василий не возражал. И вообще ему все больше и больше нравился этот так и не вытравленный до конца общинный, деревенский по своей сути дух родного городка. Он смотрел на земляков и не узнавал их – и не потому, что они так уж сильно изменились, нет, изменился он сам, так, словно у него наконец-то открылись глаза. Вот в таком настроении он и повстречался с Павлом Александровичем Ковалевым.
Главный милиционер города подошел к нему сам в длинном, освещенном тусклым зимним солнцем коридоре райадминистрации.
– Ну, здравствуйте, батюшка, – недобро усмехнулся он. – Что это вы от меня бегаете?
– Я бегаю? – искренне удивился отец Василий.
– А как мне еще назвать ваше исчезновение? Просто погулять пошли? – с издевкой поинтересовался Ковалев.
– Как хотите, так и называйте, Павел Александрович, – улыбнулся священник. – Меня это мало заботит. И потом, если вы еще не забыли, конечно, я вам ни-че-го не должен.
– Так-то оно так, – Ковалев определенно вспомнил, какими словами крыл его глава райадминистрации Медведев за неумные следственно-оперативные акции в отношении православной церкви. – Вот только… – он едва заметно смешался.
– Что «только»? – спокойно пошел на обострение темы священник. – Почему вы замолчали?
– Не думайте, что я, убоявшись наших бюрократических слоев, спущу вам явное нарушение закона, – жестко завершил Ковалев.
– Я вас об этом и не просил, – напомнил священник. – Но прежде чем искать в моем глазу соломинку, вытащи, дорогой товарищ Ковалев, из своего глаза бревно.
Милиционер заиграл желваками.
– Берегись, поп! – с ненавистью выдавил он. – Мои враги обычно кончают плохо!
– Не в этом дело, – покачал головой священник. – Те люди из изолятора не были твоими врагами, но ты их убил. Просто за то, что они не признали твоей власти. Так что не в людях дело, все твои беды в тебе, и только в тебе! Именно ты несешь в себе зло, и пока это так, именно твоя душа в опасности.
– Не тебе за моей душой следить, поп! – вышел из себя Ковалев. – Не тебе! – он даже не пытался опровергнуть слова священника о невинно убиенных бандитах.
– А кому же еще? – спросил священник. – Скажи – кому? Или не надо, не говори, просто подумай. Просто подумай, куда ты идешь? И зачем это тебе?.. Неужели хоть что-нибудь в этом мире может дать столько же, сколько чистая совесть?
Ковалев нервно дернул губами, хотел что-то сказать, но не смог и, махнув рукой, развернулся и пошел прочь. А отец Василий смотрел вслед и понимал, что никогда прежде он не был так спокоен внутри и никогда прежде он не был настолько готов к этой встрече. «Спасибо тебе, господи! – тихо произнес он. – За все спасибо!»
* * *
Тем же вечером в храме появился Сергей Иванович. Он подошел к священнику и, не зная, куда деть свои коричневые от вечного труда на дачном участке руки, молча остановился напротив.
– Вы что-то хотели спросить, Сергей Иванович? – как можно доброжелательнее поинтересовался священник. Никогда еще он не видел старого, давно вышедшего на пенсию участкового в храме, и вот – на тебе!
– Я… это… панихиду хотел заказать, – хрипло произнес старик, теребя коричневыми пальцами седые виски. – Можно?
– Конечно, можно, Сергей Иванович, – еще мягче улыбнулся отец Василий. – А разве у вас кто-то умер?
Сергей Иванович замялся, было отчетливо видно, как труден ему этот разговор.
– Пойдемте в бухгалтерию, я вас чаем угощу, – улыбнулся старику священник. – И если вы захотите что-нибудь мне рассказать, там нам точно никто не помешает.
Старый участковый, коммунист со стажем, с шумом выдохнул воздух. Ему определенно трудно было даже от одной мысли, что его увидят в одной компании с попом. Поэтому говорить где-нибудь в бухгалтерии было намного проще. По крайней мере, бояться, что его застукает кто-нибудь из бывших сослуживцев, не приходилось.
Мужики по возможности незаметно прошли в храмовую бухгалтерию, но, даже когда священник усадил Сергея Ивановича за стол и налил ему крепкого, ароматного чаю, разговор не клеился. И только спустя долгие четыре или пять минут разговора ни о чем пенсионер отважился и протянул священнику сложенный вчетверо листок из местной газеты.
– Вот, батюшка, я по ним панихиду хочу заказать.
Отец Василий вгляделся: с газетного листа в рубрике «Найти человека» на него смотрели два молодых парня в милицейской форме, и один из них был тот самый, что отдал ему компромат на Ковалева! Священник почувствовал, как по его спине прошел холодок.
– Я знаю, что вы думаете, – уныло сказал в нос Сергей Иванович. – Мол, наследили менты, а теперь вот сдернуть решили, в бега податься.
– Что вы, Сергей Иванович! – решительно возразил священник.
– Да я вас не виню, – словно и не услышал возражения пенсионер. – Весь Усть-Кудеяр так считает.
– Я так не считаю! – снова возразил отец Василий.
Сергей Иванович благодарно взглянул на собеседника и ткнул черным от земли и солнца пальцем как раз в того парня, что подходил тогда к священнику.
– Я с его отцом тридцать лет вместе прослужил, – сказал он и сцепил пальцы рук. – Вот так мы вместе были всю жизнь! И Ваську с малолетства знаю, можно сказать, он у меня на руках вырос.
Отец Василий с готовностью кивнул. Он видел, как нелегко дается старику этот рассказ, и он знал, как нечасто открываются такие люди посторонним.
– Не мог Васька ничего плохого сделать, – покачал пенсионер головой. – Не такой он человек, чтобы совесть свою пачкать!
«Я знаю! – хотелось закричать отцу Василию. – Я все понимаю!» Но он не рискнул.
– Некоторые думают, что менты все продажные, – монотонно проговаривал трудно выходящие из горла слова старик. – А никто не понимает, что мы такие же люди. И подонки среди нас есть, и… – он сглотнул слюну, – и герои. А Васька, он был хороший.
– Вы думаете, его уже нет среди живых? – спросил священник.
– Конечно. Был бы жив, обязательно матери весточку бы прислал. Он у нее один остался.
Священник крякнул. Он понимал, что старик скорее всего прав, он ведь и сам еле вырвался из цепких лап, а этот Васька был куда как ближе к тайне ковалевского журнала и, вероятно, сам же его и похитил.
– За всю свою жизнь я только один раз нарушил закон, – тихо сказал бывший участковый.
Отец Василий насторожился. Похоже, рассказ о погибшем сыне друга постепенно превращался в исповедь.
– За всю свою жизнь только один раз, – повторил старик. – Когда Ваську за хулиганку загребли.
Священник почесал затылок. Светлого образа невинноубиенного героя из Васьки уже не получалось.
– Отмазал я его тогда – взял грех на душу. А потом посадил перед собой, вот так, как с вами сидим, и говорю: «Васька, гад! Что ж ты делаешь?! Ты же память отца позоришь!» А он мне: «Я все уже понял, дядя Сережа. Чем хотите поклянусь, больше такого не повторится!» Поверил я ему и правильно сделал. Хорошим человеком Васька вырос, достойным.
Отец Василий слушал, затаив дыхание – никогда он не думал, что этот молчаливый, суровый старик способен на такую откровенность, и, слава тебе, господи, ошибался.
Сергей Иванович ушел только через два часа, когда полностью выговорился. Священник сидел за столом Тамары Николаевны – опустошенный, обессиленный, но, как ни странно, легкий и безмятежный. Потому что сегодня произошло одно из тех событий, ради которых и стоит служить в храме, ради которых только и стоит жить.
Пронзительно зазвонил телефон, и священник встрепенулся:
– Але?
– Привет, Мишаня! – прогремел в трубке до боли знакомый голос.
– Санька?! – Отец Василий не мог поверить своим ушам – звонил Коробейник! Честно говоря, он, грешным делом, подумал, что Санька снова исчезнет на несколько лет.
– Угадал! Поздравляю! Как дела, бородатый?
– Да нормально вроде, – смутился отец Василий. Он не до конца понял, отчего такая заинтересованность – чрезмерная забота о близких не входила в число основных Санькиных добродетелей, хотя, учитывая недавние события…
– Я сегодня буду проездом у вас. Встретишь?
– Какие базары, Санек! – расцвел священник. – Когда?
– Через часик. Я с автовокзала звоню.
– Конечно, встречу! – не мог унять буйного приступа радости отец Василий. – Прямо на нашей автостанции!
– Не надо. Жди меня в шашлычной. Ну, вашей, там, где Вера работает.
Отец Василий засмеялся. Острый Санькин глаз все успел отметить, даже эту яркую, неординарную женщину.
– Лады, – кивнул он. – Через час в шашлычной. Он почти бегом завершил все свои дела, покидал так и непросмотренные сегодня бухгалтерские бумаги в стол и помчался к шашлычной – ноги несли его сами.
