Его замысел понял командир «Гарпуна». Он проговорил:
— Вот что ты, браток, задумал! Но мы и похитрей видали!
Он обернулся к снайперам:
— Ребята! Отсечь боевика от обрыва! И привлечь все внимание на себя. Я пошел в обход. Мне этот урюк очень нужен живым!
Стрелки изменили огонь. Один бил перед бандитом, второй сместил зону обстрела правее. Батыр, поняв, что его замысел раскрыт, грязно выругался и начал лихорадочно искать другой путь к спасению, отвечая на стрельбу русских одиночными выстрелами.
А полковник, поднявшись на хребет, обошел врага с тыла. Для этого ему пришлось буквально пройти по самому краю отвесной скалы. Малейшая оплошность или неточный шаг — неминуемый срыв, смерть. Но командир «Гарпуна» прошел по этому «лезвию бритвы». Батыр, не допуская возможности обхода, за тылом не смотрел. Он решил вновь пробиваться наверх, на хребет. Если ему повезет, то русские, уйдя с вершины, сосредоточившись на группе Анвара, откроют ему проход по гряде. И он уже собирался броситься за валун, нависший над ним справа, как вдруг почувствовал прикосновение к затылку глушителя бесшумного автомата русского спецназа. На секунду Батыр замер. Но лишь на секунду. Астаминов был опытный боец и умел драться до конца. Медленно отстранив автомат, он вытянул руки вперед, как бы показывая полное смирение со своей участью. Но тут же развернулся с живота на спину, заплетая ноги стоявшему рядом командиру «Гарпуна». Полковник упал, но не дал бандиту развить кратковременный успех в начавшейся рукопашной схватке. Очутившись на камнях, полковник вытащил из чехла нож и всадил его в ногу Батыра. Тот вскрикнул и потерял способность к противоборству. Полковник же, освободившись от захвата бандита, нанес Батыру сильнейший удар кулаком в переносицу, лишая одного из полевых командиров Джуры сознания. Тут и снайперы подоспели.
Один из прапорщиков, укоризненно глядя на командира, проговорил:
— И стоило так рисковать, товарищ полковник! Приказали бы, мы этому архару все конечности в момент отстрелили бы. И лежал бы он мешком с дерьмом на этом самом месте.
Карцев возразил:
— А если бы в момент выстрела бандит дернулся? И вместо руки ты всадил бы ему пулю в башку? Нет, прапорщик, так надежнее. Окажите ему помощь, свяжите и спускайте на плато.
Снайперы занялись полевым командиром, полковник же поднялся на хребет, достал аппарат спутниковой связи, проверил работоспособность. В эфир ушло:
— Центр! Я — «Гарпун»!
Куратор спецслужбы ответил немедленно:
— Слушаю вас, Игорь Иванович!
— Докладываю, товарищ генерал-лейтенант! Сегодня, 21 июня…
Закончив доклад и выслушав куратора, Карцев переключил аппарат и вызвал другого абонента:
— Москит! Я — Первый!..
В 11.07 Москвитина вызвал Павлов. Андрей ответил:
— Слушаю тебя, Слава!
— К нам, кажется, гости на крутой «БМВ»!
Майор приказал:
— Так и должно быть, открой быстренько ворота и обозначь себя. Затем закрывай усадьбу и уходи.
— Может, все же прикрыть?
— Нет! Я сказал, пропусти тачку и домой. Здесь я сам справлюсь.
— Ну, тогда по окончании акции загляни. Расскажешь подробности.
Отключившись, Андрей подошел к окну, из которого хорошо просматривалась площадка перед зданием. «БМВ» последней модели, глянцевая, темно-синего цвета, наверное, дорогая. Хотя для кого как! Остановилась прямо напротив лестницы, ведущей к наружному входу. Из иномарки вышли двое. В одном Москвитин узнал генерала ВВС Остапова, в другом — чиновника, часто мелькавшего на телеэкране в передачах, посвященных проблемам экспорта российского вооружения. Водитель остался на месте. Телохранитель, если таковой имелся, тоже. Высокопоставленные чиновники, осмотревшись и не заметив ничего особенного и подозрительного, прошли в дом. Вскоре в коридоре послышались их шаги. Москвитин, держа в руке пистолет с глушителем, отошел к стене, противоположной столу Оболенского, и встал рядом с дверью в тот момент, когда ее створки раскрылись. В кабинет, не замечая майора, вошли Остапов с чиновником. Летчик первым обратился к руководителю спецслужбы:
— Что означает сей экстренный вызов, Петр Константинович?
Оболенский кивнул на майора:
— А вон человек за вашими спинами вам сейчас все популярно объяснит.
Крайне изумленные Остапов и гражданский чиновник резко и одновременно обернулись. На них смотрело черное отверстие длинного глушителя пистолета, который держал тот, на кого указал их сообщник.
Москвитин произнес:
— Добрый день, господа! Хотя для вас его добрым назвать, я думаю, можно с большой натяжкой. Я — офицер особого применения, майор Москвитин Андрей Григорьевич. Вам наверняка известно мое имя и то, что я являлся до недавнего времени непосредственным подчиненным Оболенского. Объясню также, чтобы в дальнейшем не возникло никаких эксцессов, — офицер особого применения, это, попросту говоря, диверсант! Диверсант-одиночка. Ликвидатор! Поэтому будет лучше, если вы снимете свои пиджаки и бросите их на стол, а также избавитесь от галстуков, вывернете карманы брюк.
Чиновник возмутился, переведя взгляд на Оболенского:
— Что все это означает, Петр Константинович?
Руководитель спецслужбы, проигнорировав вопрос, отвернулся.
Майор же повторил требование:
— Выполнять, что сказано, или я вынужден буду применить силу.
Но чиновник не сдавался:
— Да что вы позволяете себе, майор? Вы знаете, кто я?
— Нет, но очень хотел бы узнать!
Оборотень ответил:
— Я — Николай Васильевич Большаков.
И он назвал такую должность, что даже Москвитин удивился:
— Ни хрена себе! Сам руководитель!.. Да… И чего ж тебе, ублюдок, в жизни этой не хватало? Пост высокий, денег выше крыши, привилегии разные! Все мало! Не ожидал! Представлял твою должность иной!
Большаков вновь возмутился:
— Не сметь называть меня на «ты»!
Майор побагровел:
— Да? А не пошел бы ты на …, пес шелудивый, тварь продажная! Закрой пасть, а то я тебе ее мигом свинцом нашпигую! Выполнять то, что сказано! Или я вас, блядей, прямо сейчас всех троих оприходую!
Спесь с чиновника слетела. Он начал раздеваться. Снял китель и генерал Остапов, он выложил на стол свой табельный «ПМ». Андрей приказал сбросить пистолет на пол. Что тут же было сделано. Проверив гостей Оболенского, майор предложил всем занять места за столом совещаний. Сам устроился с торца, перед этим закрыв двери и плотно задвинув шторы на окнах.
Короткое молчание, наступившее после обыска, прервал генерал военно-воздушных сил:
— И все же я хотел бы знать, что здесь происходит?
Андрей взглянул на него:
— А сам не догадываешься? Отправил груз с оружием на своем борту чеченскому террористу Джуре и не въезжаешь в обстановку? Поясню, раз у нас генералы такие медноголовые. То оружие, что вы, господа, решили продать своему другу Адаму Дахашеву, совсем скоро, — майор взглянул на часы, — пилоты «Ил-76» должны сбросить на плато возле Черной горы. Вот только одна неувязочка ждет вас. Контейнеры-то Джура не получит. А вот пулю свободно! Но у меня нет никакого желания пересказывать то, что вам всем известно лучше меня. Подождем немного! Когда поступят доклады из Чечни, тогда и начнем главный разговор. Придется вам, господа хорошие, за свое предательство ответить по полной.
Чиновник побледнел:
— Но у вас нет никаких доказательств нашей причастности к так называемой сделке у какой-то там чертовой Черной горы!
— А зачем они мне? Это прокуратура да ФСБ нуждаются в доказательствах, а мне они совершенно ни к чему!
— Вы решили устроить самосуд?
— Почему нет?
— Но тогда вы не лучше нас! Вы — убийца!
— Согласен! Тебе, Большаков, от этого легче?
Заговорил вдруг Остапов:
— Слушай, майор! Хорош ломать комедию! Ты мне оставил сотовый телефон, я передал в свой штаб сигнал тревоги, одновременно включив радиомаяк, по которому подчиненное мне комендантское подразделение быстро вычислит наше местонахождение и прибудет сюда.
Майор спокойно спросил:
— Ну и что?
Генерал удивился:
— Как это что? Да мои ребята здесь камня на камне не оставят, но достанут тебя!
И вновь Андрей повторил:
— Ну и что? Что дальше, Остапов? Тебе при данном раскладе все равно уже не видать, как твои парни будут доставать меня!
— Ты решил убить нас?
— Я решил судить вас! Своим собственным судом чести офицера.
— Ты не имеешь права так поступать! Ты офицер. Ну, хорошо, пронюхал про сделку, так доложи по команде, я имею в виду в центральный аппарат ФСБ. Пусть разберутся следователи.
— Нет!
Оболенский прервал генерала-летчика:
— Погоди, Борис Борисович! Москвитин дал мне слово, что пока жив он, то и нашим жизням ничего не угрожает!
