Спустя некоторое время Боб сказал:
– Я бы ни за что не пришел сюда, если бы меня не вынудили обстоятельства. Но еще я пришел сюда потому, что хотел прийти. Давным-давно, во Вьетнаме, когда Донни показывал мне фотографию своей юной жены, случались моменты, когда я начинал ненавидеть его за то, что его ждала такая красивая женщина. Какая-то часть моей души страстно желала, чтобы вы принадлежали не ему, а мне. Но все это прошло, когда я увидел, какой он отличный парень, и понял, что он заслуживает в этом мире самого-самого лучшего. Теперь я вижу, что у него это было.
Она прикоснулась к нему. Уже долгие годы ни одна женщина не касалась его так, чтобы в этом прикосновении чувствовалось ее желание. Скорее всего, так, как она, его еще не касалась вообще ни одна женщина. О, сколько лет прошло!
– Чего вы от меня хотите, сержант? – спросила она.
– Не знаю, – ответил он. – Возвращаться в прошлое всегда так больно и трудно… Хотя, должен признаться, я все эти долгие годы думал о той прекрасной женщине, которая ждала Донни Фенна.
– Поэтому вы мне и писали все это время?
– Думаю, да. А вы просто брали и отсылали письма назад, даже не распечатав.
– Я знала, что если я их открою, то погибну.
– А сейчас вы не погибли?
– Нет, по крайней мере, я думаю, что нет. Я знаю, на что я иду. Остановиться я уже не в силах. Этот путь, скорее всего, приведет меня к катастрофе, но у меня нет никакого желания что-нибудь изменить.
Он прижал ее к себе. Поцелуй принес небывалое ощущение блаженства. Он почувствовал, что куда-то летит, все дальше и дальше, растворяясь в тепле, истоме и целительном счастье. Бобу казалось, что это волшебное состояние будет длиться всегда, до тех пор, пока он не умрет. Он был буквально сокрушен этим гигантским потоком наслаждения. В ней все доставляло наслаждение. Она сама была сплошным наслаждением. Он никогда не мог себе представить, что женщина может быть такой великолепной. В завершение всего, как гигантский взрыв, который невозможно скрыть и невозможно остановить, наступил оргазм.
Он вывернул Боба наизнанку и закончился серией опустошающих спазмов. Он летел по направлению к твердой земле, падая сквозь этажи, задерживаясь на каждом из них на долю секунды и падая на следующий, а потом еще на следующий, и так бесконечно. Он все летел и летел, удивляясь тому, как далеко он оторвался от самого себя.
– О Боже! – произнес он.
– О Боже мой! – сказала она.
Шли дни. Днем она дежурила в больнице, и в это время он оставался в трейлере один, читая то, что она приносила ему каждый раз после посещения семи книжных магазинов и газетных киосков в Тусоне. Он просил ее покупать все, и она так и делала. Он читал. Сначала события двухнедельной давности, потом – трех-, четырех-… Он прочитал о покушении на Кеннеди и обо всех других знаменитых покушениях на президентов. При этом он делал какие-то заметки и записи, стараясь проанализировать прочитанное и выделить из всей этой массы информации главное. Когда он узнал, что герой-полицейский из Нового Орлеана Леон Тиммонс был убит в одной из этих глупых, бессмысленных стычек в густонаселенных городах, причем, как сообщалось, был убит грабителем и насильником в тот момент, когда пытался предотвратить совершение преступления, это абсолютно его не удивило. Он просто глубоко вздохнул. Тиммонс был обречен и, естественно, должен был умереть. Эти люди постепенно заметали следы, не оставляя официальным представителям власти никакого шанса даже заподозрить их в чем-то, не говоря уже о том, чтобы узнать о существовании их организации.
Это были профессионалы. Теперь Бобу уже незачем было ехать в Новый Орлеан – там ему нечего делать. Но куда?.. Этого он еще не знал.
Однажды вечером “Эн-би-си” показала специальный выпуск, посвященный событиям в Новом Орлеане. Он записал всю передачу на ее видеомагнитофон, делая при этом кое-какие пометки. Потом он просматривал кассету снова и снова: все эти диаграммы, интервью и предположения. Но особенное внимание он уделил тому ужасному моменту, когда пуля со страшным визгом вылетела неизвестно откуда и, казалось, сбила президента с ног, хотя в действительности его просто увлекла за собой сила падения другого человека, архиепископа Роберто Лопеза, который упал на президента, когда пуля разорвалась у него в голове, разбрызгав мозги и кровь в разные стороны.
Боб подумал, что это был превосходный выстрел. До этого проклятого купола собора более тысячи двухсот ярдов, каким бы хорошим ни был прицел, фигура все равно выглядит расплывчато, угол выстрела необычайно сложен. Учесть надо было слишком много обстоятельств, и тот, кто стрелял, учел их все.
“Вот это да, – подумал Боб, – классная работа!” Такой выстрел могли бы сделать всего пять или шесть человек в мире, причем любой из них рисковал бы достаточно сильно. Боб понял, что этот стрелок был одним из них. К тому же, он был именно тем ключиком, которым Боб смог бы открыть потайную дверцу.
Весь этот план, тщательно продуманное оболванивание и обольщение Боба, манипуляции, увертки, отговорки – все это имело смысл лишь при наличии абсолютной уверенности в том, что этот стрелок сможет сделать точный выстрел.
“Отличный выстрел”, – подумал Боб. Он думал о том человеке, который сидел тогда под куполом собора перед прикрытыми ставнями и спокойно ждал своей минуты. “Смог бы я сделать такой же выстрел?” – подумал он.
В этом он не был уверен, потому что такое мастерство было как раз на самой грани его собственных возможностей. Кто бы это ни был, он все равно был великим стрелком.
Бобу припомнились те отличные патроны 308-го калибра так называемой фирмы “Экьютек”, которые они показали ему в Мэриленде, когда так долго и упорно водили за нос. Это были очень дорогие патроны, выполненные с большой точностью и знанием дела. Все, что касается “Экьютека”, естественно, было ложью, но патроны были настоящие. Тот, кто их делал, знал, как надо собирать гильзу, порох, пулю и капсюль в целый патрон, чтобы он соответствовал мировому стандарту и обладал высокой точностью при стрельбе на большие расстояния. Это знали немногие: производство таких патронов требовало невероятно тонкой обработки и терпения; нужны были специальные станки для выполнения некоторых высокоточных операций; затворы должны были ходить внутри винтовок как часы, а стволы так отполированы и выверены, что скорей напоминали бы бриллианты, чем оружие. Тот, кто делал такие патроны, входил в элиту стрелков мирового класса. То есть не больше двадцати человек в мире знали, как это делать.
Теперь винтовка. Где можно взять такую винтовку, у которой бы при стрельбе на тысячу двести ярдов 200-грановой пулей 30-го калибра отклонение составило бы не более четырех дюймов? То есть можно говорить о вертикальном отклонении в 333 минуты на каждые полмили. Он знал только одного оружейного мастера, который мог бы сделать винтовку, способную на такие чудеса; но для кого? Потом он вспомнил ту 70-ю модель, из которой стрелял в последний день на стрельбище “Экьютека”, когда ему пришлось повторить приблизительно такой же выстрел, каким был убит Донни. Это была винтовка с таким жестким и твердым прикладом, что создавалось впечатление, будто тот сделан из пластика, а не из дерева; затвор ходил так гладко, а спуск курка был настолько плавным, что, казалось, достаточно было неосторожного выдоха, чтобы винтовка выстрелила сама.
Он вспомнил ее номер – 100 000. Это была именно такая винтовка. Из всех 70-х моделей винчестеров было всего лишь две или три… или, максимум, четыре винтовки на миллион, которые были бы сделаны на таком высоком уровне качества.
Кто мог владеть такой винтовкой? Потом он вдруг вспомнил, что кто-то там, на стрельбище, сказал ему, что хозяин этой винтовки выиграл с ней чемпионат страны по стрельбе на тысячу ярдов. Чем больше он думал над этой проблемой, тем больше его волновал один неразрешимый вопрос, который постоянно ускользал от него и никак не поддавался разгадке. Он единственный не вписывался в построенную схему. Это была пуля. Если они собирались убрать только архиепископа, то они должны были знать, что полиция найдет пулю. Пуля имеет отпечатки ствола, из которого она была выстрелена. И эти отпечатки являются такой же неотъемлемой частью характеристики пули и ствола, как отпечатки пальцев у человека. Предугадать то, что пуля попадет в гвоздь и расплющится до неузнаваемости, они не могли. Это был один шанс из тысячи. Почему их это не волновало? Ведь это могло свести на нет всю операцию и провалить их план. Если бы пуля оказалась несоответствующей стволу винтовки Боба, то все тщательно возведенное здание подделки рушилось. Как-то же они все-таки умудрились найти способ справиться с этой проблемой, и он с ней справился.
“Пуля”, – подумал Боб.
Тайна этой загадочной пули волновала его так же, как в свое время взволновало всех знаменитое покушение на Кеннеди, когда пуля размером 6,5 мм прошла через тело одного человека, потом через грудь другого, пробив ему при этом еще и кисть, и после всего этого на ней все равно нашли не подлежащие сомнению отпечатки ствола винтовки Ли Харви Освальда.
