Стоимость «дипломата» не уступала стоимости моего офиса, «фисташки», «Ягуара», «шоколадки» и билета в Париж, куда мне захотелось немедленно вылететь.
— Думать еще в состоянии? — поинтересовался я, почувствовав на себе взгляд неизвестного за рулем.
— Чего ты хочешь? — спросил он слабым голосом.
— Хочу в Париж. Там у меня жена. У тебя, наверно, тоже есть жена? Представляешь, как она огорчится, если ты заявишься домой с дыркой в голове?..
— Я ничего не знаю. Мне приказали следить за тобой.
— Это я уже понял. Осталось выяснить, кто и зачем.
— Слушай, ты, чмо болотное! — вдруг заговорил он так, будто это я следил за ним, а не он за мной. — Ты хоть понимаешь, что ты уже не жилец? Ты на кого руку поднял, идиот?
— А на кого я руку поднял? — уточнил я.
К подъезду, где оставался Левин, подъехала ПМГ — не иначе, позвонил кто-то то жильцов
— Даю тебе шанс: выскакивай из машины и уезжай! — покосился чекист на «канарейку»
— Только после того, как узнаю, кто тебе платит и что вам от меня надо.
— Зря теряешь время. Платит мне начальство один раз в месяц, 20-го, согласно ведомости, а что им от тебя надо — мне не доложили.
Двое ментов выволокли из подъезда Левина, и тот, похоже, стал приходить в себя. Я подумал, что ему ничего не стоит, назвавшись, приказать ментам задержать меня, и будет очень хорошо, если я проведу сутки в ИВС, а не тридцать в сизо. Стойкий напарник Левина пытался воспрепятствовать изъятию ключей из замка зажигания — пришлось дать ему по шее. Удостоверения Левина и сотрудника оперотдела УФСБ по Москве Виктора Сергеевича Гонтаря, которое мой новый знакомый носил в нагрудном кармане пиджака, я прихватил с собой. В «бардачке» я обнаружил миниатюрное фотоустройство для ночной съемки, а также комплект из специального бесшумного пистолета и стрелы-радиозакладки. Решив, что съем речевой информации производится с помощью передатчика, размещенного в этой же системе, я вынул штекер из прикуривателя и прихватил «дипломат» с собой: семь бед — один ответ, я ведь не вор, я только на время — попользуюсь и отдам. Если, конечно, попросят. Было искушение не связываться с этим дерьмом, а просто долбануть по дисплею железным пистолетом, но на такую дорогую и нужную в хозяйстве штуковину моя рука не поднялась.
Оставалось пройти метров сорок до «фисташки», что я и сделал прогулочным шагом, чтобы не привлекать внимания. Не доезжая до 22-го отделения милиции в Лаврском переулке, я свернул на Олимпийский проспект; спустился к площади и, обогнув сквер, снова оказался на Самотечной, но теперь уже в хвосте у недавних своих преследователей. Несмотря на включенные фонари, видимость оставляла желать лучшего, пришлось подобраться к «Тойоте» метров на сто и остановиться.
Представители «дружественных» ведомств выясняли отношения минут пятнадцать. Я видел, как Левин бил себя кулаком в грудь, а Гонтарь стучал по шедевру японского автомобилестроения кулаком; старший наряда ПМГ, отойдя в сторонку, говорил по рации, а младший с оставшимися у фээсбэшников бумагами бегал к «канарейке» и обратно. Наверно, он звонил кому-то по телефону — проверял, те ли они, за кого себя выдают. Для него это имело значение, а для меня — нет: те они или другие — меня в покое не оставят, хотя едва ли захотят вернуть свои ксивы официальным путем. Если бы я был на их месте, то попытался бы договориться по-хорошему.
Я, конечно, понимал, что если «наружка» санкционирована, то сейчас всем постам будут переданы мои реквизиты, и номер «фисташки» введут в поисковый компьютер. В таком случае мне далеко уехать не дадут, но все же я надеялся, что вряд ли они станут афишировать свой интерес ко мне. Нужно было забрать у Гонтаря «СПИД-инфо», «Мегаполис» или что там еще читают чекисты на досуге — смотреть на них было скучно. И тут вдруг я вспомнил о записной книжке, изъятой у Левина.
Это была самая обыкновенная записная книжка в голубенькой коленкоровой обложке, с алфавитом и календариком на первой странице; ничего интересного записи не содержали: Таня — тлф., Маня — тлф., Ивановы — тлф., Кошиц А.Т. — Румянцево, тлф., Симаневым — 300 тыс., конфеты «Вечерний Киев» — 1–2 кг, торт «Норд», гексагидро — 1, 3,5 — тринито — С — триазин, «Аналект ФХ-6250Ф», позвонить Map. Фед. 262-14-79… ну и все такое прочее, очень похожее на записи в моей книжке, хотя я на лубянках не служил. Ничто человеческое господину Левину было не чуждо. Я перелистал книжку до конца, и на последней странице вдруг увидел знакомую фамилию: «ЯМКОВЕЦКИЙ», а напротив через черточку — «Д83051БЕ». Ни на номер телефона, ни на номер машины не походило, что сие означало, можно было гадать хоть до морковкиного заговения, но гадают на картах или на кофейной гуще, а у меня ничего под рукой не было, кроме заимствованного «дипломата».
К «канарейке» подъехала еще одна, Левина с Гонтарем препроводили туда для выяснения, в салоне включили свет. Я воткнул штекер в прикуриватель и открыл крышку. Карта-схема Белокаменной высветилась тут же, но меня она не интересовала; с трудом отыскивая нужные клавиши я набрал «Д83051БЕ», что-то пикнуло, дисплей на долю секунды погас и засветился снова… повергнув меня в величайшее изумление, какого я не испытывал уже давно. На экране белым по зеленому полю значилось:
ПАНАФИДИНА Т. К. — Ж67589ПА
РЫЖИЙ А. В. — П67590ПА
ДАВЫДОВ С.И. — Б67591ММ
СТОЛЕТНИК Е.В. — К67592РЛ
МЕЗИН М.И. — Г67593СК
ЩУСЬ Н.Н. -0011414ВИ
РЕШЕТНИКОВ В.Я. — Ю67594ХЗ
МАТЮШИН А П. — Р67595ДД…
а также еще десяток фамилий, из которых мне знакома была только одна: МАЙВИН А.И. — Л67601УЦ.
С замиранием сердца я набрал шифр, значившийся напротив моей фамилии, и получил возможность лицезреть свой телефон, адрес и телефон моей сестры Татьяны Викторовны на Корнейчука, а также… также вычитать нижеследующее:
ТУР-ТУБЕЛЬСКАЯ ВАЛЕРИЯ БРОНИСЛАВОВНА, Paris, 7-bis, rue du Bois, 29600 Asnieres.
«Хохмочка со стаканом чаю полковнику очень понравилась», — вспомнился мне известный анекдот. Кроме прочего, в электронном досье значились номер моей лицензии, адрес бюро, номер пистолета и даже квалификационного удостоверения, выданного Федерацией таэквондо России. Не было только регистрационного удостоверения на Шерифа, а в остальном — полный набор! Даже о высшем юридическом образовании не забыли упомянуть, а уж о том, что я служил в МВД, — и подавно.
Я стал набирать всех подряд и узнал много интересного. Так, например, напротив фамилии ПАНАФИДИНОЙ Т.К. был записан адрес в Кимрах, и далее: «Умерла 7 августа 1997 года»; такая же приписка была сделана к фамилии адвоката Мезина М.И.: «Умер 8 марта 1997 года, Бельгия, Антверпен…» — и адрес не то дома, не то кладбища.
Там еще было столько всякой всячины, что все, чем я располагал раньше — фото, факсы, ксерокопии, — можно было наклеить в туалете на стенку! У меня от напряжения плясали кровавые мальчики в глазах, нужно было линять срочно куда-нибудь в укромное местечко, садиться и раскладывать всю информацию по полочкам с самого начала: чего стоили одни известия о смертях Мезина и старухи Панафидиной! Все переворачивалось теперь с ног на голову… или наоборот.
«Канарейка», прибывшая к месту происшествия первой, отчалила, за ней через минуту-две уехала другая — с чекистами на борту, возле «Тойоты», которую то ли не могли завести без ключей, то ли менты арестовали ее, остался какой-то младший чин в камуфляже, и было совершенно ясно, что судьба дарит мне совсем немного времени: вскоре молох тотального розыска придет в движение, и тогда уж мне вряд ли что-нибудь поможет.
Я отключил систему слежения, спрятал «дипломат» под сиденье и помчал домой.
Если что-то и замедляло скорость, так это темнота и снова полившийся дождь, о постах ДПС я не думал, выжимал из «фисташки» все, на что она была рассчитана, предчувствуя скорое с ней расставание. Бортовой компьютер уже не издавал посторонних звуков, меня это успокаивало.
Машин было совсем немного, я легко и быстро добрался до дома. По пути еще успел позвонить корешу Квинта из фирмы «Авис» и уговорить его подобрать мне что-нибудь понадежнее в течение часа. Он пообещал не сразу, но после деликатного намека на то, что я в долгу не останусь, хотя я и так не оставался в долгу: за «фисташку» было заплачено до завтрашнего полудня.
К моему глубочайшему удовлетворению, дверь квартиры еще не взломали и из базуки в окно не выстрелили. Видавший виды пес испугался и залаял, спросонья не узнав меня.
— Одевайся, обувайся, мы переезжаем! — бросил я ему, на бегу доставая из кармана ключи от сейфа.
Он сладко зевнул и потянулся, пробурчав что-то типа: «И охота тебе в такую погоду?», но я не стал делать ему замечания за пассивность.
Сумка получилась довольно увесистой; я побросал в нее весь свой арсенал плюс папку с документами бюро, кастеты, ножи, нунчаки, одолженные в разное время и у разных лиц, фотографии Ямковецкого спрятал в карман, копии полученных по факсу бумаг от Каменева были уже не нужны — я располагал данными на дискете, новыми и более подробными. Последнее, что я прихватил, был несессер с зубной щеткой, бритвенным станком и куском фирменного мыла из отеля в Ницце.
