В голове неспешно плавали мысли о деньгах, о Смольном, о вчерашнем дне и о дне завтрашнем: Он подумал о том, как дешево попался. Смольный взял на совершенно левый понт, а он поверил. Пошел, как ослик за морковкой, подвешенной к удочке.
Теперь Паша. Что делать с Пашей? Заявлений нет, это значит, что завтра к вечеру бывший товарищ начнет устраивать ему счастливую жизнь.
А надо вцепиться ему в горло зубами. Как Смольный, пронеслось в голове. Мысль была приятной. Клыками, да за яремную вену.
Примерно через час он достал телефон, набрал номер.
— Паша? Паша, это Владимир Андреевич. В общем, так, Паша. Заявлений не будет. Секретарш я отпустил. А как хочешь, так и выкручивайся. Это твои проблемы. Ты, сучий потрох, за что пол-«лимона» получил? Думал, за красивые глаза? Могу дать бесплатный совет, — говорил Владимир Андреевич легко и свободно. Он отчетливо осознавал, что терять ему, в сущности, нечего, и это осознание вдруг наполнило его силой. — Изыми из дела заключение экспертов, подмени пистолет, дай подержаться за него какому-нибудь урке, который от туберкулеза загибается, пообещай перевести на щадящий режим, положить на больничку. А в следующий раз, прежде чем языком болтать, думай, с кем разговариваешь. И учти, если ты на меня попробуешь свой хвост куцый поднять, я такого о ваших делах на следствии порасскажу — тебя уроют в тот же день. Прямо в камере. Если, конечно, тебе посчастливится до камеры дотянуть. Ты понял меня, г…о прокуратурское?
На протяжении монолога Козельцева Паша старательно давился воздухом. Он возмущенно сопел, порыкивал, как попавший в капкан зверь. Под конец пробормотал только: «Ну, ладно, Владимир Андреевич…» Прозвучало это очень многообещающе.
Владимир Андреевич бросил трубку на диван. Урок, преподанный ему Смольным, усвоился успешно, в полном объеме и даже дал свои плоды. Может быть, Паша поостережется к нему лезть? Ведь стоит Владимиру Андреевичу открыть рот, такая волна дерьма поднимется — до самых небес. Всем не поздоровится, не только ему. Пусть думает. Мысли размывают решимость.
Другое дело, что подобная линия поведения годилась для Паши и совершенно не подходила для Мало-старшего или Специалиста. Но с этими двумя он рассчитается. Честь по чести. Пять миллионов триста тысяч долларов — и он может забыть эту историю как страшный сон. Но деньги — не проблема. С деньгами он решит.
Владимир Андреевич закурил, забросил ногу на ногу, улыбнулся почти счастливо. Теперь, когда проблема с Пашей ушла на второй план, вернулась мысль о голландцах. Перекупить путевку? Знать бы, кто едет в круиз. Если специалисты, то они, конечно, не согласятся. Ни за какие деньги. Это сегодня голландцы стоят пять. А через пять-десять лет их цена может подняться вдвое, а то и втрое. Хорошие полотна — редкость. И чем дальше, тем реже попадаются действительно ценные работы.
В этот момент зазвонил телефон на столе. Владимир Андреевич сполз с дивана, прошел к столу, снял трубку, снова лег.
— Слушаю.
— Владимир Андреевич? — Это снова был Гриша Ефимов.
— Да.
— Хорошая новость. Есть один тур. Только с хозяином надо персонально договариваться.
— А кто хозяин? — Владимир Андреевич сел.
— Да тот самый приятель.
— Какой приятель? Который мой тур прос…ал?
— Ну зачем ты так? Человек тебе помочь хочет, а ты его помоями поливаешь.
— А сам-то он чего ехать раздумал?
— Да, понимаешь, он-то не знал, что там такая куча народу соберется. Рассчитывал миллиона за четыре голландцев взять, но не судьба, видать. Я ему рассказал про твою ситуацию, он думает, что вы могли бы договориться. Сказал, ему все равно в смысле денег с такими монстрами не тягаться. Они его сомнут, сам понимаешь.
В голосе Гриши звенело плохо скрытое торжество. Какой он молодец. И на елку умудрился влезть, и при этом задницу не ободрал.
— Хорошо. Когда он готов разговаривать?
— Да хоть сейчас. Подъезжай на «Пушку» минут через тридцать. В сквер.
— Ладно. Я буду.
Владимир Андреевич встал, пошел в ванную, умылся, сменил сорочку и костюм. Старые бросил в ящик для белья, чтобы потом сдать в чистку. Тщательно побрился и причесался, посмотрел на себя в зеркало. Вполне пристойно. И не скажешь, что у этого цветущего, солидного человека неприятности. Или проблемы? Это будет зависеть от того, какое решение примет Паша.
Козельцев спустился на первый этаж.
— Владимир Андреевич, — окликнула его консьержка, — вас тут какой-то молодой человек спрашивал.
— Да? — Козельцев остановился, обернулся. — И чего он хотел?
— Не сказал. Спросил только, дома вы или нет, — ответила консьержка.
— Ну и бог с ним, — подумав секунду, ответил Владимир Андреевич, толкнул дверь и вышел на улицу.
Стоянка располагалась через дом, вправо по улице. Центр. В центре вообще с этим делом тяжело. Даже очень серьезные люди оставляют машины прямо у подъездов. Тротуар был узким, машины на нем стояли плотно, и приходилось проявлять чудеса эквилибристики, чтобы не обтереть пиджаком крыло или дверцу. Владимир Андреевич обогнул чью-то «девятку», бочком протиснулся между стеной и «Пежо», обошел «Вольво». Свернул за угол, и в этот момент кто-то взял его под локоть. Владимир Андреевич вздрогнул. Никак он не ожидал ничего подобного.
— Вова! — Козельцев обернулся и увидел… Смольного. Тот выглядел странно. Глаза бегают, губы с синюшным оттенком. Владимир Андреевич опустил взгляд и увидел на штанинах Смольного темные пятна. — Чего уставился? — неприятно усмехнулся Смольный. — Крови никогда не видел?
— Ты что здесь делаешь? — изумленно спросил Владимир Андреевич.
— Короче, так. Мне нужна берлога. На пару дней. Отлежаться, понаблюдать. У тебя меня никто искать не будет. Еще мне нужен московский адрес огольца.
— Ну уж нет, — резко ответил Владимир Андреевич. — Хватит с меня и того, что ты уже натворил. Я из-за тебя попал на двадцать «лимонов» баксов. Да еще товарищ один грозится, что дело против меня возбудит, по твоей милости.
Тут Козельцев слукавил для красного словца. К заявлениям и предательству охранника Смольный никакого отношения не имел.
— Что за товарищ? — безразлично поинтересовался тот.
— Из прокуратуры. Тот, что тебя отпускал.
— Я с ним разберусь, — пообещал Смольный. — Ты мне предоставишь на пару дней свою хавиру и надыбаешь московский адрес огольца, а я за это помогу тебе уладить вопрос с прокуратурской крысой.
— Как то есть «уладить»? — не понял Козельцев.
— Да так. Очень просто, — усмехнулся Смольный. — Пиф-паф! — и в дамки.
Владимир Андреевич задумался. В принципе, это был выход. Если Паша исчезнет, то и вопрос отпадет сам собой. Нигде не написано, что Смольного отпустили по личной «дружеской» просьбе Владимира Андреевича. Подпись-то под постановлением Пашина стоит. А нет человека — нет и проблемы.
— А зачем тебе адрес Димы? Он же умер.
— Он-то умер, да вот папашка его, Кроха, сучье племя, жив пока. Рано или поздно, он на хавиру к сыночку непременно заглянуть решит. Вещички на память собрать. Там-то я его и встречу. — Смольный беспечно поглядел в раскачивающееся между крышами домов небо. — Соглашайся, Вова. И тебе лучше будет, и мне неплохо. Я грохну Кроху и свалю. Поеду к братану своему. Он в Нижнем приличную бригаду держит. Мы там с ним дела закрутим конкретные.
Козельцев колебался недолго.
— Ладно, — кивнул он. — Хорошо. Я завтра днем уеду. Ты сможешь разобраться с моим приятелем к вечеру?
— Легко. Ты мне только скажи, где он живет, и телефончик дай. Ну и фамилию, имя. Скажи, на чем его зацепить можно конкретно. Остальное — мои проблемы.
— Договорились. Как закончишь с этим человеком, позвонишь, я назову тебе адрес Димы.
— Базара нет, братан.
Владимир Андреевич провел Смольного в подъезд, кивнул консьержке.
— Родственник проездом нагрянул.
— Похож, — умилилась консьержка. — Это он насчет вас и спрашивал. — Она посмотрела на Смольного. — Что же ты, сынок? Сказал бы, что родственник, я бы пропустила.
— Поскромничал, — буркнул тот.
— Скромный он, — поддержал Владимир Андреевич. — Провинциал. Не успел приехать, уже в историю влип. С какими-то хулиганами на вокзале сцепился. Житья прямо не стало. Молодежь распустилась…
— И не говорите.
Козельцев протянул Смольному ключи.
— Поднимайся пока. Восемнадцатая квартира. — Тот взял ключи, пошел к лифту. — Мальчишка поживет у меня несколько дней. — Владимир Андреевич наклонился к консьержке, заговорщицки понизил голос: — Вы уж приглядите за ним, чтобы не набедокурил чего, а то я завтра днем уеду…
— Обязательно, — кивнула консьержка. — Конечно, мне не трудно.
— Премного обязан.
Владимир Андреевич вышел на улицу, огляделся. Все спокойно. Никаких «хвостов», никаких слежек. Отлично, отлично. Он улыбнулся. И вопрос с Пашей уладился.
