— Взять!
Двое оставшихся на палубе охранников без подготовки, только повинуясь слову, бросились на Соломатина. Борис, прижавшись спиной к борту и вцепившись руками в леера, выбросил вперед ноги и встретил нападавших ударами в грудь. Нестерпимо хотелось оглянуться на реку, посмотреть, где там катер с подмогой, но с начала схватки прошло всего не более минуты, а Моржаретов обещал пять-семь. Какой огромнейший разрыв!
Тем временем пришедшие в себя охранники выждали мгновение перед очередным броском и напали уже с двух сторон, заставляя Бориса, как они рассчитывали, не только раскрыться, но и растеряться.
Забыли или не знали, что на каждый прием есть свой контрприем. А над всем этим — школа Рязани: бей первым.
Бросился Борис под рывок того, который шел справа, и одновременно встретились два их удара. С той лишь разницей, что у нападавшего он только начинал набирать силу после замаха, а Борис вложил свой в точно рассчитанное место. Опять десантным войскам спасибо. Когда учились разбивать рукой кирпичи, знатоки подсказали: точка удара должна намечаться не на самом кирпиче, а под ним. И тогда ты просто проламываешь преграду, стремясь к намеченному месту.
Прием сработал и здесь, и, больше не обращая внимания на замершего от боли противника, Соломатин развернулся ко второму. Тот, в отличие от своего кореша, не достал в намеченном месте ушедшего в сторону противника, потерял силу удара, и его развернуло от неиспользованной энергии. Не церемонясь, капитан схватил его под ноги и, хотя тот попытался ухватиться за него, бросил через леера. Вот и весь контрприем.
А катер Моржаретова надрывался уже где-то рядом, за ухом, заглушая свист пиропатрона. И тогда, понимая, что найти выход просто не хватит времени, коротышка достал пистолет. Приходилось признаваться себе, что чего-то он недопонял в этой стране. Люди поступали не так, как положено поступать при всеобщем бардаке и таких деньгах. Он упростил людей, поверив, что все можно купить. Однако кто-то еще сопротивляется, вспоминает о каких-то принципах, не боясь лишиться при этом приработка.
Поэтому сейчас, здесь, на их с Розой острове, он стреляет не просто в еще одного неизвестно откуда появившегося смертника-идеалиста — он стреляет в свое неудачливое, проклятое прошлое. В одного из тех, кто всегда стоял на его пути. Звук выстрела заглушит сирена, а пистолет он выбросит в воду. Но неужели так нелепо, быстро и неотвратимо будет порван бредень, за которым — его сеть?
Не заметил, не мог заметить он в темноте и сзади, как поднявшийся на борт по швартовому канату мокрый Черевач, мгновенно ухвативший ситуацию на палубе, бросился на Бориса. Разбег оказался таким сильным, что, не удержавшись на ногах, он вместе с Иваном перелетел за борт. Бросившегося к «дипломатам» Асафа перехватила перепрыгнувшая с подскочившего катера на яхту оперативно-боевая группа из физзащиты…
— Прошу, — Моржаретов сам распахнул дверцу машины, приглашая Соломатина и Черевача.
Те переглянулись, и Иван попросил:
— Если можно, до Речного. Там у меня машина.
«БМВ» терпеливо ждала своего хозяина. Завелась охотно, послушно. Черевач включил дальний свет, умело вывернулся с пирса на Ленинградское шоссе.
— Заедем сначала в одно местечко, — сообщил он Соломатину. Москва торопилась укрыться, разъехаться, разбежаться перед ночной грозой, а они, наоборот, остановились около парка на улице Куусинена. Черевач вышел из автомобиля, стал рассматривать деревья, росшие вдоль дороги. Подошел к одному, присел, начал что-то искать под ним в листве. Разочарованно встал, огляделся еще раз и начал повторять тот же прием под остальными деревьями.
— Что? — спросил Борис, когда прошло несколько минут, а Черевач продолжал без объяснений копошиться вокруг осин.
— Да так, кое-что хотел найти, — неопределенно ответил тот. Виновато посмотрел на друга, оглянулся на парк. Много, очень много деревьев…
— Завтра найдем, поутру, — предложил Соломатин, поймав за шиворот первую каплю дождя.
— Ты думаешь? — пристально посмотрел на него Черевач, но объясняться вновь не стал и молча направился к машине.
Постоял около нее, о чем-то раздумывая, потом вытащил из нее свою сумку, блокнот. Захлопнул дверцу. Оглянулся назад, в сторону метро:
— Может, на «Полежаевку» пойдем? В метро быстрее.
В метро, конечно, было дольше и дальше, но Борис пожал плечами и первым выбрался на тротуар: скорее всего Черевач оставлял не просто машину в ночной предгрозовой Москве…
Совещание у министра финансов затянулось и кончилось достаточно поздно — на службу можно было уже не ехать. Но Директор махнул водителю-охраннику:
— На Маросейку.
Сегодня ровно год, как он назначен на эту должность. Дата. Вообще-то сейчас вслед за политиками Запада взяли моду отмечать сто дней пребывания в должности, но этот срок пролетел столь стремительно, что юбилей и не вспомнился. А вот про годовщину напомнил помощник: пора вроде подводить первые итоги.
Однако их могла обозначить не эта символическая дата, а предстоящее заседание коллегии, на котором обещал присутствовать премьер-министр со своим кабинетом. Оставалось определиться: налоговой полиции гордиться таким вниманием или это первый признак того, что департамент ждут какие-то перемены?
И то, и другое возможно. За прошедший год они, конечно, не взорвали криминальный бизнес. Они только-только начали ощупывать этот каравай, вырисовывая для себя его контуры. Но в то же время ведь из ничего: из временно прикомандированных, из кабинетов в женских туалетах, без единой строчки в законах создать работоспособную, уже заявившую о себе структуру — это тоже есть факт, как говорит Беркимбаев.
Он попросил водителя не заезжать во внутренний двор департамента, а остановиться у центрального входа. Члены правительства будут входить в здание отсюда, и захотелось посмотреть, что увидят они при входе в департамент.
В фойе рабочие счищали со стены лозунг про коммунистическое строительство. Бюста Ленина уже не было, торчал только постамент из красного гранита, на который пытались пристроить вазу с цветами.
Не без усилия было принято решение о переоборудовании входа. Если бы не предстоящая представительная коллегия, этот вопрос, может быть, не ставился бы еще какое-то время: получив здание в наследство от оборонщиков, начинать свою деятельность со сноса памятников и лозунгов не хотелось. Да и слишком близка история, которая ныне счищается со стен и душ. А уподобляться тем, которые готовы рушить даже собственный дом ради конъюнктуры и чьей-то похвалы, не в его характере: прожитое, каким бы оно ни было и ни называлось сегодня, свято. И в очередной раз уподобляться Иванам, не помнящим родства, лично он не желал. Потому и не спешил со всякого рода перестановками и переделами. Хотя гости из других ведомств откровенно улыбались призывам о строительстве социализма. Да и на бюст Ленина смотрели кто с усмешкой: еще молитесь на него? — кто с уважением: молодцы, что не теряете, а главное, не стесняетесь своего достоинства.
И вот все же решили снять. Хотя ваза с цветами — еще большая нелепость, чем, если судить по большому счету, Ленин в налоговой полиции. В былые времена могли бы и удостоверение полицейского ему выписать под первым номером — были ведь и такие выверты. Вот и думай — не думай о политике…
Чувствуя, что лезет в ситуацию, которая от него не зависит, он лифтом поднялся на пятый этаж, а затем еще одним пролетом пешком — к себе на шестой.
Его кабинет тоже только обустраивается, в нем еще витает дух прежнего хозяина — дважды Героя все-таки Социалистического Труда Белоусова. Кабинет огромный, внушительный, со множеством макетов боевой техники, всевозможных статуэток по подоконникам, столам и полкам. Красиво, уважительно к тому, чем занимались, но и от этого пришлось отказаться: он, Директор, должен создавать свой дух в этом здании. Дух налоговой полиции — стража экономической безопасности страны. У нее еще нет никакой атрибутики, даже форму в пятый или шестой раз рассматривали, так и не найдя оптимальный вариант — чтобы и строгость подчеркивала, и в то же время не была агрессивной, угрожающей. А тут еще проблемы с цветом. Против черного категорически восстали моряки и железнодорожники, на голубой наложили вето авиаторы — как гражданские, так и военные. К зеленому и оливковому не подступиться — там засилье армии. Серый цвет не дает милиция. Не в красный же теперь рядиться! Слишком поздно пришла налоговая полиция. Точнее, слишком много в России оказалось тех, кто носит форменную одежду и с кем необходимо согласовывать каждый элемент своего будущего одеяния…
Помощник и секретарша уже ушли, и дверь в приемную пришлось открывать дежурному по департаменту.
— Мы только что заваривали чай, — ненавязчиво предложил дежурный, и Директор с удовольствием кивнул: если можно.
