– Понимаю, о чем ты думаешь, Святой. Сдали Барина, а сами и в ус не дуем. А ты что думаешь, нам нужно было признаться, что настоящий казначей не он? Тогда бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Барин знал, на что шел. У него пацан остался. Пенсию ему и его матери начислили немалую, так что им до конца жизни хватит.
– Как ты считаешь, почему наезд идет именно на меня? – спросил Герасим, отхлебнув глоток вина.
На столе стоял кагор. Напиток полезный, церковный. Причастие принимают именно этим вином. И Святой, улыбнувшись, подумал о том, что их разговор чем-то напоминает исповедь.
Улыбку Герасима Пантелей оценил по-своему как своего рода отчаянный вызов судьбе. На такой поступок способен отважиться не каждый, разве что сильный духом.
– Все очень просто, – попытался улыбнуться в ответ Пантелей. – Кто-то узнал, что наличные хранятся у тебя. По большому счету, этого человека не интересует общак, вложенный в недвижимость и в банки, доставать их оттуда – дело не самое благодарное и очень рискованное. А вот заполучить черный нал, враз и без особых трудностей, довольно заманчивая идея. Кстати, ты с кем делился о том, где хранишь деньги?
– Ни с кем, – отрицательно покачал головой Святой. – О них знают только посвященные.
– Но ведь кто-то же охраняет их?
– Разумеется. В монастыре под видом монахов служат три человека из общаковской братвы и присматривают за наличностью.
– Значит, плохо присматривают, если содержимым гробов интересовались.
– Я уже тоже об этом думал. С них придется спросить строго и заменить, но сейчас не самое удачное время, можно насторожить человека, который стоит за всем этим.
– Все логично, – согласился Пантелей. – Но свое окружение ты должен будешь прощупать основательно, у меня такое ощущение, что в нем завелся «крот». И чем раньше ты его вычислишь, тем лучше это будет для всех.
Святой нарезал на тонкие ломтики апельсин, лежащий на столе. Бросил один из них в вино и безжалостно раздавил сочную мякоть. Апельсин брызнул оранжевым соком, поменяв рубиновый цвет вина на грязно-желтый. Подняв бокал, короткими движениями помешал содержимое, после чего сдержанно пригубил. Конечно, такая мысль посещала его не однажды, но как все-таки неприятно услышать ее от такого вора, как Пантелей.
– Что ты имеешь в виду, конкретно? – несколько жестче, чем следовало бы, спросил Святой. И тотчас пожалел о сказанном. Не стоило так разговаривать с казначеем.
Пантелей сделал вид, что ничего не произошло. Он всегда отличался прозорливостью и отменным тактом. Когда приговаривали оступившегося, он высказывался сдержанно. Почти с юмором:
– Кажется, у тебя насморк, – причем интонации у него всегда были сочувствующими, – так тебя от него смогут излечить девять граммов в голову.
При этом на его лице блуждала такая милая улыбка, какой позавидовал бы самый искушенный иезуит.
– Меня, в общем-то, не интересует, куда ты спрятал деньги, где они находятся. По большому счету, это даже и не важно. Но если потребуется наличность, то ты должен предоставить деньги через двадцать четыре часа и ни минутой позже. И в том количестве, которое тебе передали. То есть я хочу подчеркнуть, что наши договоренности остались прежними. И воры не собираются их пересматривать и делать скидку на что-то еще. – Пантелей развел руками и, поджав губы, продолжил так же размеренно: – Я тебя понимаю: с одной стороны – я, с другой – Рафа тебя теребит, чтобы ты поторопился. Но одергивать его мы тоже не имеем права, слишком далеко зашла ситуация, ведь решение было принято на сходе. А если оно не будет выполнено, что тогда подумают остальные воры? Что решение схода можно и вовсе не выполнять? Так что постарайся, напрягись. А потом ведь у Барина на счетах действительно лежали деньги, он же как-то по-своему пытался развернуться. Я бы даже сказал, что у него получалось очень неплохо, и на счетах хранятся приличные деньги. Мы контролировали его. Ведь практически все верили, что настоящий казначей общака именно он. Но ведь часть денег испарилась, и кто-то должен отвечать за это.
– Все ясно, значит, разобраться с Рафой ты мне не поможешь?
– Извини меня, ну ничем не могу помочь! Даже при всем своем огромном желании.
– А если бы, к примеру, я попросил у тебя деньги под проценты, чтобы закрыть дыру в счетах Барина? Что бы ты мне ответил на такой расклад?
В глазах Пантелея ничего не отразилось. Абсолютный холод, растопить который бессильна была бы даже солнечная плазма в миллионы градусов. Старик давно не принадлежал себе. Он был всего лишь одним из культовых жрецов, обслуживающих храм, имя которому «российский общак». И если огонь в алтаре потухнет хотя бы на мгновение, то его служителей ждет смерть.
Все это Герасим прочитал в глубоких, чуть запавших глазах старика.
– Не могу, – отрицательно покачал головой Пантелей, – не потому, что не хочу, а потому, что не имею на это права. И даже не потому, что боюсь неожиданного обнаружения недостачи. Она может и не обнаружиться, скажем, вовсе, если ты принесешь деньги вовремя. Просто есть вещи, которыми не торгуют. Я не ростовщик, а казначей, а деньги эти не мои, а общаковские. Вот так-то!
– Так ты ничем не можешь мне помочь? – убито спросил Герасим.
– Может, у тебя есть другие люди, на которых ты мог бы рассчитывать? Бизнесмены? Какие-нибудь влиятельные олигархи? В этой жизни все так запутано, сегодня они оказали тебе услугу, завтра ты им в чем-то поможешь. – Пантелей посмотрел на часы. – О! Мне пора. Извини, если что не так. Единственное, что я могу для тебя сделать, так это сохранить наш разговор в тайне. – Он посмотрел по сторонам почти с умилением, видно, вспоминая те времена, когда на мелочь, натыренную на базарах, покупал винца в грязных московских забегаловках. – Как будто с молодостью повстречался. Ну, будь здоров, – протянул он желтоватую ладонь.
У основания его большого пальца Святой заметил два темно-коричневых пятнышка. Подобная пигментация наблюдается у стариков, вплотную подступивших к преклонному возрасту. Не так уж и много осталось Пантелею на этом свете, но, похоже, старик об этом не задумывался и продолжал поражать собеседника на удивление крепкими зубами, улыбаясь во все лицо.
Святой последовал этикету до конца: улыбнулся краешками губ и, не дав повиснуть протянутой руке, слегка пожал ладонь старика.
– Если что, звони, – очень серьезно попросил Пантелей, старательно делая вид, что позабыл про неприятный разговор.
Правый уголок рта у Святого предательски сместился вверх, и доброжелательная улыбка превратилась в хищную усмешку.
– Непременно.
Какой он был глупец, когда рассчитывал на нечто большее, чем простое сочувствие.
Старик, изящно огибая столики, направился к выходу. Дважды он случайно задел посетителей и всякий раз, по-старомодному извиняясь, чуть приподнимал над головой шляпу. Для всех присутствующих это был чудаковатый старикан, интеллигентный пенсионер, проводящий свободное время в скверике за шахматной доской. Из подсобного помещения за стариком внимательно наблюдали два проинструктированных бармена, готовые при малейших осложнениях поспешить ему на выручку. Пантелея ожидали три телохранителя. Двое, напустив на себя беспечный вид, стояли у входа, еще один – у машины, пытливо всматриваясь в каждого прохожего. Старик даже не посмотрел в их сторону – уже не один год он воспринимал своих сопровождающих как некий досадный, но обязательный атрибут собственного существования. Он даже перестал раздражаться, когда их присутствие выглядело чересчур навязчивым.
Интересы дела требовали больших лишений.
Глава 18
ПОМЕНЯЙ ТЫ СВОИ ЗАМКИ!
Открыв последний замок, Костыль притворил за собой дверь. Последние дни были не самыми лучшими в его жизни, это надо признать честно, а потому следовало отлежаться в берлоге и спокойно, со смаком покуривая сигарету, проанализировать произошедшие события.
Он пошарил по стене рукой и, отыскав выключатель, щелкнул им. Яркий свет, вспыхнувший в комнате, на мгновение ослепил его, но в следующую секунду лицо Костыля непроизвольно дернулось, выдавая самый обыкновенный животный страх.
В самой середине комнаты, закинув ногу за ногу, в кресле сидел человек, одетый в черный костюм; в правой руке, лежащей на подлокотнике, он держал пистолет, направленный точно в грудь Костыля. Не нужно было быть специалистом по баллистике, чтобы понять: стоит гостю надавить на курок, как девять граммов свинца станут для хозяина квартиры неподъемной ношей. У Костыля совершенно не оставалось времени, чтобы дотянуться до собственной волыны. И если он попытается все-таки предпринять нечто подобное, то его рука вряд ли проделает даже середину пути.
Застрелит ведь, стервец, даже не задумается!
– А ты не железный, – удовлетворенно протянул гость, – это даже лучше. Знаешь, очень не люблю отмороженных. И держишься неплохо. Вот только подбородок тебя слегка подвел, дергается, как у первоклассника, которого наказала строгая училка. Ну, так что ж ты встал? Садись!
