– А при чем здесь я? – громко зевая, спрашивает Доктор Смерть.
– Я понимаю твой вопрос. И думаю, что я здесь тоже ни при чем. Это прямая работа для управления антитеррора и для прокуратуры... Мы в данной ситуации только коснулись запретной темы и нажили себе несколько беспокойных ночей. Но проконтролировать то, за чем охотится лаборатория, мы обязаны вместе с ФСБ и ГРУ. Я не думаю, что мы в состоянии повлиять на события, если так называемый «поцелуй двузуба» окажется в руках российских спецслужб. Именно спецслужб и только спецслужб... А «Лабораторию № 36» я к таковым не отношу. Окажется и окажется... В конце-то концов, спецслужбы всего мира ведут исследования в этом направлении, и не дело Интерпола контролировать работу спецслужб. Наша задача проследить за тем, чтобы «поцелуй двузуба» не оказался в руках террористов или... Или политических авантюристов. Вот тогда мы может бить в колокола и активизироваться по полной программе...
– С такой постановкой вопроса и я согласен, – говорит капитан Рославлев.
– Теперь второй вопрос. Вернее, не вопрос, а простая информация. Генерал Астахов просит нас проявить внимание на тот случай, если подвернутся какие-то материалы по событиям в Дагестане и Карачаево-Черкесии. То, что говорил генерал Спиридонов... Спиридонов передал данные Астахову, и теперь лейтенанта Саакяна уже можно объявлять в розыск. Возможно, и его товарищей, но это не наш вопрос... Нас пока просят только быть внимательными к информации.
– Будем, будем, – соглашается Доктор. – А спать я буду? Двое суток на ногах...
* * *
Из кабины пилотов выходит вертолетчик, наклоняется, чтобы его было слышно:
– Полковника Мочилова вызывают на связь...
– Москва? – Юрий Петрович чувствует некоторое беспокойство, боится, что нашлись силы, которые повлияли и на решительность генерала Спиридонова.
– Нет. Ханкала. Майор Дубровский...
Полковник спешит в кабину, где ему протягивают наушники и ларингофон. Юрий Петрович наушники прикладывает к уху, ларингофон к горлу:
– Слушаю, Мочилов!
– Товарищ полковник, – докладывает Дубровский. – Ошибочка вышла. Это не тот пленный.
– Какой пленный? – не сразу понимает Мочилов.
– Мальчишка. Это Анвар, друг Аббаса...
– Так, понял... Что старший Аббас?
– Разговаривает с Анваром. Про сына расспрашивает... Но тут, понимаете... Генерал Стригун требует выдать ему пленного... Что делать?
– Сможешь попросить этого Анвара на время назваться Аббасом? На несколько часов...
– Смогу. Он парень хороший.
– Объясни ему, что этим он друга выручит... И пусть старший Аббас старается рядом быть, словно это в самом деле его сын. Ломайте комедию...
– Понял! Постараемся...
Мочилов возвращает атрибуты связи пилоту и выглядывает сквозь стекло фонаря.
– Подлетаем, – сообщает пилот. – Там бой идет... Где вас высадить?
– Как можно ближе!
– Ближе не могу. Только там, где место позволит. Вон там площадка. Для всех машин места хватит...
– Далеко.
– Ближе – склон.
– Выбрасывай над склоном, сам садись на площадку!
Полковник возвращается в салон.
– Подготовиться к десантированию! – звучит команда.
* * *
Аббас не боится пуль, хотя и не имеет желания подставлять себя под случайные выстрелы. Он сидит на снегу, прислонившись спиной к камню, положив на колени руки, скованные наручниками, и не знает, как он может помочь Руслану Ваховичу. И вдруг недалеко от него из-за другого камня появляется страшная и смешная одновременно физиономия. Улыбается криво и прикладывает палец к губам, призывая к тишине.
Человек осматривается и шагает вперед. За ним, чуть в стороне, так же неслышно движутся другие люди в «камуфляжках».
– Ты кто? – шепотом спрашивает, оказавшись рядом, Сохно.
– Аббас Абдутабаров...
– А что сидишь? Устал?
Аббас не понимает шутки и показывает руки в наручниках.
– Тогда лучше ложись, – советует этот подполковник с такой страшной для всех боевиков эмблемой на рукаве – летучая мышь обнимает крыльями земной шар. А сам на Аббаса не смотрит и, пригнувшись, шагает вперед, за следующий камень.
Аббас понимает, что это помощь отряду... Что будет дальше – неизвестно. Но сейчас, в настоящий момент – это помощь и спасение... И он молча ложится на бок, а спецназовцы огибают его. Недалеко Дукваха лежит также на боку. Рядом с ним другой подполковник. Тоже что-то говорит Дуквахе. И Дукваха молчит. Он тоже понимает, что это помощь своим...
Стрельба начинается одновременно в разных местах, стреляют с разных сторон, и сразу замолкают минометы, до этого ведущие методичный обстрел. Слышатся крики, но ненадолго. Потом наступает тишина...
Аббас садится и слышит шум. Видит, как недалеко в метре над землей зависают вертолеты и на снег выпрыгивают солдаты. Теперь уже понятно, что это совсем не помощь отряду, но поделать все равно ничего нельзя...
Аббас от расстройства глаза закрывает и сидит так до тех пор, пока не слышит скрип снега под чьими-то ногами. По звуку догадывается, что перед ним стоят трое. Тогда только глаза открывает и встает.
– Вот вам, товарищ полковник, и Аббас Абдутабаров. Вы очень желали с ним встретиться... – У подполковника, который недавно прикладывал палец к губам, голос в самом деле хриплый и смешливый.
– И я желал. И многие желали, – говорит полковник со шрамом через все лицо. – Но я и почти все другие интересуемся не им самим, а его дневниками... А есть человек, который лично Аббасом интересуется. Его в Ханкале отец ждет...
– Какой отец? – спрашивает Аббас, не понимая.
– Настоящий. Мы его нашли и привезли, думали с тобой поговорить через него. И уговорить с нами пообщаться... Но общение оставим на «потом». Ты сможешь сейчас идти?
– Куда?
– К Руслану Ваховичу. Со мной вместе...
– Я смогу. Но...
– Мы сейчас поднимемся к лагерю. Я останусь там, а ты пойдешь к Руслану Ваховичу и сообщишь ему, что в лагере один полковник Мочилов из ГРУ. И желает с ним побеседовать...
– А если Руслан Вахович не захочет?
– Ему ничего не остается. Он «в мешке». Путь перекрыт и сверху, и снизу. И там и там силы втрое превосходят его силы... К тому же он пойдет не сдаваться, а только на переговоры... Сможешь это сказать?
– Могу сказать. Но... Вы сказали про отца...
– Потом... Сейчас отправляйся...
* * *
Встреча двух полковников ГРУ – одного бывшего, второго настоящего – происходит на том самом месте, где стояла раньше палатка Имамова. Каким образом Мочилов определил место – непонятно, но это и неважно.
Оба полковника при оружии. Мочилов пришел на переговоры в сопровождении Согрина, оставив последнего в тридцати шагах позади. За спиной Имамова, тоже метрах в тридцати, остался дожидаться Аббас. Еще два десятка вооруженных людей остановились в ста метрах позади Аббаса. А за спиной Согрина, тоже метрах в ста, несколько спецназовцев охраняют двух пленников.
– Что вы имеете мне сообщить? – Руслан Вахович держится прямо и гордо.
– Пока только то, что с вами желает поговорить генерал-лейтенант Спиридонов.
– Я не знаю такого генерала.
– Да. Наверное. Когда вы уволились в запас, генерал Спиридонов служил в одном из разведуправлений округов... В настоящее время он руководит агентурным управлением ГРУ.
– У меня нет в запасе тем для беседы с генералом.
– Есть тема. «Поцелуй двузуба»...
Имамов ухмыляется очень горько:
– И вы туда же... Со всех сторон обступили...
– Мы знаем это. И потому так поторопились вмешаться в ситуацию. За вами охотились и арабские террористы, – полковник кивает в сторону, где под конвоем сидит скованный наручниками араб, что привел два джамаата с минометами к подножию ледника. – И агентура ЦРУ... – Следующий кивок следует в сторону Пола Маккинроя, у которого конвоир отдельный. – И даже некие спецслужбы политических структур России, обладающих реальной властью и деньгами... И все из-за «поцелуя двузуба».
– Поговорим лучше об условиях сдачи в плен моего отряда.
– Вы согласны сдаться в плен?
– Я согласен... Я вынужден согласиться... У меня не осталось места, где я могу жить на свободе... Я и мои люди.
– Условия обычные. Вы складываете оружие и подставляете руки под наручники... – Мочилов сохраняет холодность интонации.
– А дальше?
– А дальше будет следствие. Насколько нам известно, вы не имеете отношения к терроризму...
– Я не имею к нему отношения.
– Следствие будет разбираться с каждым человеком отдельно. Если в отряде есть преступники, они понесут наказание... Кто не удостоится обвинения, отправится домой... Вы же все условия сами прекрасно знаете.
– Я знаю. Я согласен.
– Вот и прекрасно... Но вернемся все же к «поцелую двузуба».
– Не стоит говорить об этом. Этого препарата больше нет в природе. Я уничтожил и сам препарат, и все материалы по его исследованию. И стер в памяти все данные. И никогда не смогу вспомнить их...
