– Господи помилуй, ты вернулся!
Это был ланс-капрал из другого взвода, с которым Донни был шапочно знаком.
– Да, они попытались сбагрить меня. Но я так полюбил это место, что не мог не возвратиться.
– Боже, Фенн, ну ты даешь! Никому еще не удавалось выбраться отсюда раньше срока. Дружище, тебя отсылают в мир, а ты возвращаешься в эту дерьмовую дыру, хотя тебе и служить-то осталось всего ничего. Парень, тебя определенно трахнули по башке!
– Ну, пожалуй, что так.
– Герой, – насмешливо бросил ланс-капрал, перекинул мешки с почтой через плечо и отправился разносить почту, оставив боеприпасы валяться посреди вертолетной площадки, пока кому-нибудь не придет в голову оттащить их на место.
Донни поморгал и решил выждать долю секунды, чтобы подумать, как ему поступить. Он знал, что ему следовало держаться подальше от командирского бункера и от самого старика: официально он не имел никакого права находиться здесь, и ему совершенно не хотелось лишний раз окунаться в дерьмо, пока он не встретится со Суэггером. Поэтому он сразу же направился в расположение взвода разведчиков-снайперов, где Боб был королем. Но когда он добрался туда, двое других сержантов сказали ему, что Боба теперь следует искать в бункере разведчиков и поэтому будет лучше, если он поживее уберется отсюда. Один из сержантов не преминул напомнить, что Донни, как ни посмотри, смылся сюда в самоволку со своего нового места службы, находящегося в центре Дананга, и здесь ему совершенно нечего делать.
Донни пробрался через центральную часть базы, где теснилось множество сооруженных из мешков с песком бункеров (возле входа в каждый торчала табличка с коряво намалеванной надписью), и в конце концов нашел бункер S-2 – находившееся совсем рядом с командирским блиндажом приземистое сооружение, над которым развевался американский флаг. Он нагнул голову и нырнул в тень, сразу же почувствовав, что температура здесь, в густом полумраке, на несколько градусов ниже, чем на улице. Прежде всего он ощутил кислый запах гнилой мешковины, исходящий от стен бункера, а в следующее мгновение увидел карты и фотографии, развешанные на большой доске, и двоих людей, сгорбившихся над столом. Один из них был, несомненно, Суэггер, а второй – первый лейтенант по имени Брофи, командир разведроты и главный заказчик снайперов.
Суэггер поднял голову, потом быстро взглянул на стол и зачем-то оглянулся.
– Какого черта ты здесь забыл? – яростно спросил он.
– Я вернулся, готов приступить к исполнению обязанностей. Да, очень благодарен. Замечательно провел время. Но у меня еще не закончился срок, и я прибыл, чтобы провести здесь оставшееся время.
– Лейтенант, вот этот мальчишка самовольно явился из Дананга. Будет лучше всего, если он как можно скорее вернется туда, если только ему не хочется провести все оставшееся время на гауптвахте. Включите его в рапорт, иначе это сделаю я. Я хочу, чтобы он убрался отсюда.
Суэггер почти никогда не разговаривал с офицерами таким тоном; как и многие другие сержанты, он предпочитал оставлять у них иллюзию о том, что они и на самом деле имеют какое-то отношение к управлению ходом войны. Но сейчас он не думал о соблюдении приличий, и офицер, который был вполне приличным парнем, но понимал, с кем имеет дело, и не собирался меряться силами с живой легендой, предпочел осторожно отступить, не проявляя ненужной доблести.
– Я думаю, будет лучше, если вы сами разберетесь с ним, сержант, – сказал он и поспешно ретировался.
– Фенн, я хочу, чтобы ты убрался отсюда, – прорычал Суэггер.
– Черта с два!
– У тебя осталось слишком мало времени. Ты будешь думать только о том, как получше вдуть своей красотке, а не о том, как лучше позволить Первому корпусу вдуть тебе, и в результате и сам утонешь в дерьме, и меня утопишь. Я видел такое уже добрую сотню раз.
– Ведь ты же сам представил меня к Военно-морскому Кресту! А теперь гонишь меня?
– Я посоветовался с моим самым близким приятелем, неким Бобом Ли Суэггером, и он мне сказал, что ты в боевой обстановке хуже любой отравы. Я хочу, чтобы ты где-нибудь вел занятия по физподготовке, а потом отправился домой, убрался наконец из Вьетнама. Я уволил тебя отсюда. Ты морской пехотинец и должен выполнять приказы, а это твой приказ!
– Но почему?
– Потому что я так сказал, вот почему. Я командир группы снайперов и сержант взвода разведчиков-снайперов. Это не твой запрос, а мой. Я не нуждаюсь в твоем разрешении.
– Почему?
– Фенн, ты чертовски сильно испытываешь мое терпение.
– Я не уйду, пока ты не скажешь мне причину всего этого. Черт бы тебя побрал, неужели я не заслужил того, чтобы знать, в чем дело?
Глаза Суэггера сощурились и стали точь-в-точь как прорези для монет в автомате по продаже кока-колы.
– Что с тобой происходит? – спросил он после долгой паузы. – У меня до твоего появления было три корректировщика, все трое отличные парнишки. Но такого, как ты, еще не было. Ты знать не хотел никаких пределов. Ты готов был сделать любую дрянь, какая только ни взбрела бы мне в голову. Мне это не нравится. У тебя, похоже, вовсе нет мозгов. Если бы мне нужно было думать об этом, то я сказал бы, что ты пытаешься сделать так, чтобы тебя убили. Или пытаешься что-то доказать, а такое доказательство может привести только к тому же самому результату. Ну а теперь давай-ка начистоту, черт бы тебя побрал! Что творится в твоей дурной башке? Какого черта тебя принесло сюда?
Донни отвел взгляд.
Некоторое время он мялся, не зная, с чего начать, а потом решил вывалить все как есть.
– Ладно, я скажу тебе. Только ты никому больше не передавай. Это строго между нами.
Суэггер пристально посмотрел на него.
– Я был знаком с парнем по имени Триг. Я как-то говорил тебе о нем. Ладно, он был пацифист из самых прославленных, но был по-настоящему отличным парнем. Тоже героем. Он был готов отдать жизнь, чтобы остановить войну, и в конце концов отдал. Да, я тоже ненавижу войну. Не только из-за всех тех причин, о которых все знают, но еще и потому, что она убивает таких людей, каких мы не можем позволить себе терять. Таких, как Триг. Она убьет и тебя, сержант Суэггер. И поэтому я собираюсь остановить ее. Если понадобится, я прикую себя цепью к воротам Белого дома, если понадобится, швырну свои медали на ступени Сената, если понадобится, взорву себя в каком-нибудь доме. Это настолько кошмарное зло – то, что мы делаем этим людям, да и самим себе тоже. Но я не могу допустить, чтобы хоть кто-нибудь сказал, что я увильнул, что я спрятался, что я не до конца исполнил свой долг. Никто не должен иметь никаких сомнений относительно меня. И поэтому я буду сражаться на войне до самого последнего дня, до того дня, когда мне прикажут грузиться в самолет и лететь домой, а там я буду до последнего дня своей жизни сражаться против войны!
Последние слова он выкрикивал во весь голос, обливаясь крупными каплями пота, как безумный. Он весь кипел, большой, как сама жизнь, больше, чем Боб, и сильнее. Донни впервые повысил голос на своего командира, и в это нельзя было поверить до тех пор, пока это не произошло. Наконец он отступил на шаг и расслабился.
– О господи! – воскликнул Суэггер. – Неужели ты думаешь, что меня хоть сколько-нибудь колышет то, что ты думаешь насчет войны? Да я не плюну лишний раз ради всей этой политики! Я морской пехотинец. И больше мне ни до чего нет дела.
Он сел.
– Ладно, так и быть, я скажу тебе, что здесь происходит. Ты действительно заслужил это. Я тебе признаюсь, почему мне хочется, чтобы ты оказался подальше отсюда. Там кое-кто есть.
– Ха! Там? Где это – там?
– Там, в кустах, поселилась одна новая птичка. Именно поэтому я и торчу здесь с Брофи. Кое-что сбросили из штаба. В лесу сидит парень, и он охотится на меня. Мы думаем, что он русский. У израильтян есть очень хорошие источники в Москве, и им удалось сфотографировать одного парня, который забирался в «Ту-16», совершавший обычный разведывательный рейс до Ханоя. Они узнали его, потому что он обучал арабских снайперов в долине Бекаа. Израильтяне пару раз пытались разделаться с ним там, но он оказался чертовски ловок. Наши люди думают, что он работал еще и в Африке, да, по большей части в Африке. Возможно, он побывал еще и на Кубе. Везде, где русским нужно было разгрести дерьмо, этим занимался он. Его имя вроде бы сходно по звучанию с нашим словом «solitary» – одиночество. Тогда это может быть Т. Соларатов, знаменитый стрелок, выигравший золотую медаль в стрельбе из винтовки лежа на Олимпийских играх шестидесятого года. А неделю или две назад Агентство национальной безопасности получило радиоперехват. Один из региональных командующих СВА разговаривал с другим насчет Ahn So Muoi, как они его называли. У них есть такое понятие «Брат десяток» – это и почетное звание, и прозвище для человека, который убил десять американцев. На их языке это, между прочим, звучит очень сходно со словом, которое обозначает снайпера. Так или иначе, но в этом перехваченном разговоре офицеры болтали о том, что «Белый брат десяток» отправляется в наш район. Другими словами, белый снайпер. Они вызвали специального парня, этого русского, и он прибыл сюда за мной и любым, кто окажется рядом со мною.
