— Июнь или май… — Точно я не помнил.
— Ну и кобель же ты, Волчара! — хмыкнула Ленка по-русски. — Не знаешь, когда женился…
Харамильо невозмутимо прогнал по экрану дисплея длинную вереницу фамилий за первые четыре месяца 1983 года, а потом медленно повел строчки дальше.
— Есть! — сообщил он. — 23 мая. Зарегистрирован гражданский брак в мэрии Сан-Эстебана. Анхель и Соледад Родригес. Запись о церковном венчании сделана в метрической книге прихода церкви Эспириту-Санто. Свидетельство о браке серия AD-X-R-7 ј 12390. Других сведений нет.
— А мне, стало быть, ни гу-гу? — не совсем в шутку заметила Хавронья опять-таки по-русски.
— Брак законный, — деловито объявил юрист. — Теперь надо уточнить, зарегистрирована ли смерть вашей первой жены…
— Вот-вот, — сказала Хавронья на сей раз по-испански, — проверьте, проверьте, сеньор адвокат. В случае чего привлеку к суду как двоеженца…
У Харамильо было приличное чувство юмора, он захихикал, но тут же подавил свои несерьезные эмоции.
— Нашел. Соледад Родригес признана умершей в судебном порядке 31 октября 1983 года, как пропавшая без вести при авиационной катастрофе. Насчет Родригеса Анхеля ничего нет.
— Между прочим, — заметил я, — он еще и Рамосом побывал.
— Сейчас попробуем…
Ховельянос поковырялся, но ничего не нашел.
— Скорее всего эта информация закрыта для доступа, — доложил он. — В базу данных службы безопасности мне не пройти.
— По-моему, это излишне, — сказала Эухения. — Какое отношение это может иметь к делу?
— Самое прямое, — возразил Харамильо. — Например, если идентифицировано, что Анхель Рамос и Анхель Родригес — одно и то же лицо, причем Рамос разыскивается за совершенные преступления, то документы, подписанные Родригесом, могут быть признаны не имеющими юридической силы. Правда, это очень длинная процедура.
— В 1984 году участники восстания были амнистированы, — припомнил я.
— Да, — подтвердил Ховельянос, — но, помимо постановления Национального собрания, есть еще инструкция Президента о порядке исполнения данного постановления. Так вот, согласно этой инструкции, лица, совершившие в ходе восстания такие преступления, как убийства военнопленных, заложников, невооруженного гражданского населения, грабежи, мародерство — там солидный список! — амнистии не подлежат.
— Хорошо… — мрачно сказала Эухения, открыла сейф, вмонтированный под одной из панелей, и вынула оттуда дискету. — Попробуй, может быть, с этой штукой ты пройдешь в их базу данных…
Адвокат попыхтел минут десять и заметил с удивлением:
— Рамос Анхель, он же Родригес Анхель, данные стерты… Фото есть, а данные стерты.
Этому я уже не удивился.
Из-за окна донесся стрекот приближающегося вертолета.
— Как он торопится! — заметила Эухения, имея в виду Доминго Косого. — Еще и часа не прошло…
Она осеклась, потому что, резко распахнув дверь, в кабинет ворвался Ромеро:
— Сеньора! По трассе 23-28 приближается вагончик, управляемый штатным пультом. От зоны «Зеро» идут два вертолета…
Его последние слова потонули в грохоте взрыва, встряхнувшего все «Горное шале»…
Часть третья. БРОНИРОВАННЫЙ ТРУП
Если я на сей раз и потерял сознание, то ненадолго. Во всяком случае, даже оказавшись на полу, под столом заседаний, где было полно битого стекла, мне удалось сохранить устойчивые представления о том, где я нахожусь и что в данный момент происходит.
А происходило вот что. Пара вертолетов, хищно терзая воздух роторами, пронеслась над «Горным шале» и без лишних слов угостила его не то ракетами, не то бомбами… Скорее всего этих самых ракет или бомб было несколько, но те, кто был в кабинете Эухении, услышали только один взрыв. И не мудрено, что мы не смогли услышать остальные. Ракета или бомба угодила в крышу, прошибла насквозь чердак и второй этаж, а затем разорвалась на первом. Правда, не непосредственно в кабинете, а где-то за три-четыре стены от него. Сколько из этих стен рухнуло, а сколько устояло, я не знал, но то, что стены самого кабинета устояли, меня очень устраивало. Так же, как и то, что люстра и крупные куски штукатурки, свалившиеся с потолка, а также стекла, вылетевшие из окон, меня лично не задели. Меня только сшибло на пол, но очень удачно — прямо под стол. Именно на него упала медная люстра весом в тридцать килограммов с полпудом хрустальных подвесок. При особо удачном попадании в башку на тот свет могла отправить даже одна отдельно взятая подвесочка. В этом я убедился уже тогда, когда поднялся на ноги и увидел, что острие одной хрустальной сосульки насквозь пробило столешницу в два пальца толщиной, но слава Богу, в ней и застряло.
Все находившиеся в кабинете не пострадали. Ленке, правда, опять немного ободрало мордаху, а адвокату порезало бровь его же собственными очками.
— Сеньора Эухения! — Великан Ромеро сумел первым открыть рот. — Скорее открывайте лифт!
Эухения, вся трясясь (остальные, и я в том числе, тоже слегка подрагивали), нажала какую-то кнопку, и за спиной кресла-трона две панели из черного дерева разъехались в стороны. Затем отошла в сторону дверь с бронестеклом, и открылся вход в кабину.
— Быстрее, быстрее, сеньоры! — поторапливал Ромеро. — Сейчас будет еще один заход!
Он силком впихнул в кабину Эухению и Ленку, а заодно и адвоката, растерянно моргавшего подслеповатыми глазами.
— Все! — сказал Ромеро. — Больше лифт не возьмет.
Дверь закрылась, задвинулись панели, и лишь слабое гудение сообщило о том, что лифт отправился куда-то в подземелья бывшей асиенды Лопеса.
— Я на вас рассчитываю, сеньор… — сказал Ромеро, скорее просительно, чем повелительно.
Мне не очень хотелось оставаться наверху, тем более что «таурус» казался мне не слишком солидным инструментом для разговоров с боевыми вертолетами.
В том, что разговоры предстоят серьезные, я уже не сомневался и, услышав, как к тарахтению вертолетов примазывается пулеметная трескотня, еще больше в это поверил.
— Где твои люди? — проорал я Ромеро, пытаясь переорать звуки, наваливавшиеся с небес. Он понял и развел руками: мол, хрен его знает, где они теперь…
Как раз в это время клекот вертолета перерос в рев, а треск стрельбы — в грохот. Пули хорошего калибра — не меньше 12,7 — замолотили по стенам в недальнем далеке от кабинета, а когда мы с Ромеро инстинктивно присели на пол в простенках, они влетели в выбитые окна и навели в кабинете дополнительный глянец к тому бардаку, который уже был. Три штуки вонзились в панели стен (одна навылет прошила ту, за которой была комнатка, где пряталась Ленка во время переговоров с Салинасом), а две пробуравили наискось столешницу и пропороли паркет как раз в том месте, где я лежал за
пять минут до этого момента. Слава Аллаху, ни одна не отрикошетила. Вертолет удалился, но стал подходить второй, тоже бухтевший пулеметом. Ромеро рискнул выглянуть и обалдело крикнул:
— Это не Косой! У него нет таких вертолетов…
Но тут открылась дверца лифта, в котором оказался не кто иной, как Сесар Мендес. Едва открыв дверь, он заорал:
— Сюда! Вниз!
Другой бы спорить стал, может, даже драться полез, а я — нет. Когда мне приказывают спасать свою шкуру, я никогда не возражаю. Ромеро тоже не стал спорить, тем более что пули тяжелого пулемета вновь начали долбить по стенам и вот-вот должны были вновь влететь в кабинет. Мы уже втиснулись в лифт — все трое имели солидные габариты, а Ромеро особенно, — когда пули опять принялись крошить мебель, панели и паркет. Одна из них, видимо, особо вредная, просверлила панель, закрывавшую дверь лифта, и жмякнула в броневую дверь. Нам это не повредило, но, когда мы уже спустились и вышли в подземный коридор, отметина от пули на броне была весьма впечатляющая. Не знаю, смогло бы сдержать такой удар окошко из бронестекла, если б пулю угораздило стукнуться туда. Скорее всего по крайней мере одного, то есть Ромеро, стоявшего затылком к окошку, мы бы привезли в качестве покойника.
Спускались мы не более минуты, лифт шел вниз очень быстро, даже что-то вроде облегчения в весе чувствовалось. Однако за это время Сесар Мендес, не очень любезно поглядывая на меня, успел рассказать Ромеро:
— Эти свиньи прошли перрон. Их человек сорок. У них нормальный пульт, и все коды они знают назубок.
— Кто они?
— Вооружены как коммандос. Камуфляж американского образца.
— Такие же, как те, кого мы взяли вчера?
— По-моему, те же…
От лифта Ромеро решительными шагами двинулся по коридору, а поскольку его решительные шаги были раза в полтора длиннее, чем у нас с Сесаром, то нам пришлось почти бежать за ним вприпрыжку.
Ромеро остановился у стальной двери, быстро набрал код замка и впустил нас в помещение, которое напоминало не то центральный пост подводной лодки, не то центр управления полетами. Здесь уже находились Эухения, Ленка, Лусия и два охранника.
