— Это исключение, — даже не задумался Бирс, — которое лишь подтверждает правило.
— Я считаю, — сказал Сандерс, — полицейский капрал Нголле, который умер от ран, мог кое-что знать о них, и они решили убрать его, — он помолчал и добавил: Последними его словами были: «Тал танцует ночью». И вот я все думаю: ведь что-то он хотел этим сказать!
Никто не мог знать, что имел в виду полицейский капрал Нголле, и поэтому все промолчали.
— Сколько алмазов вы уже отдали за сэра Джеймса? — спросил Рэмбо.
— Два, — вздохнул Бирс. — Через десять дней должны передать еще один.
— И как же вы их передаете, — поинтересовался Рэмбо, — из рук в руки?
— Можно сказать, что и так, — простодушно согласился Бирс и покосился на Сандерса.
— Из рук в руки, — подтвердил капитан. — Точно так же, как и они передают нам свои записки: их находит какой-нибудь горняк на разработках и передает мастеру. И откуда нам знать, что этот горняк ночью не превратится в крокодила?
— Вы сказали, Бирс, — напомнил Рэмбо, — что через десять дней должны передать им еще один алмаз. Значит, они прислали еще записку?
— Прислали. — Бирс открыл стоящий в углу несгораемый шкаф, вынул бумагу и протянул Рэмбо.
Это был листок, вырванный из фирменного блокнота Джеймса Пери. Рэмбо сразу же узнал характерный почерк сэра Джеймса: Ральф Пери давал ему читать письма брата. Наверху рукой сэра Джеймса было написано по-английски всего две фразы: «Я еще жив. Господи, сделайте же что-нибудь!» Подпись и вчерашняя дата. Дальше следовал текст, написанный той же ручкой, теми же латинскими буквами, но понять который было уже совершенно невозможно.
Рэмбо вопросительно посмотрел на Гвари, который взял у него листок и, кажется, свободно прочел послание, потому что брови его сдвинулись, и он возмущенно засопел.
— Это на языке лингала, — объяснил он Рэмбо. — Лингала знают почти все конголезцы.
— Но что пишут крокодилы?
— Они требуют умилостивить гнев нгандо-покровителя в полнолуние освященным у панамолей камнем.
— Кто это — нгандо? — не понял Рэмбо.
Крокодил, пояснил Гвари. Иначе они будут вынуждены принести ему в жертву Белого Хранителя Алмазов.
— Так они называют сэра Джеймса, — удрученно добавил Сандерс и замолчал.
— А кто должен освятить этот камень? — спросил Рэмбо.
Ганга — жрец панамолей, пожал плечами Бирс, словно бы удивляясь такому наивному вопросу.
— А потом? — спросил Рэмбо. — Что потом? Кто и кому передает алмаз?
— Жрецу передает камень наш служащий, — сказал Бирс, — и просит освятить его, потому что жертвует нгандо-покровителю. Жрец освящает камень и оставляет у себя. А когда появляется луна, он в присутствии всех жителей крааля и нашего сотрудника вдавливает алмаз в комок глины и прикрепляет его к наконечнику стрелы. Потом выходит на берег реки, просит у нгандо-покровителя милости, произносит заклинание и пускает стрелу на середину Луалабы.
— И это все? — спросил Рэмбо.
— Нет, — нервно дернул шеей Бирс. — После этого они пляшут, поют и напиваются.
— Стрела, конечно, тонет? — усмехнулся Гвари.
— Ночью этого не видно, — Сандерс понял, что хотел сказать сержант. — Но предполагается, что нгандо не брезгует жертвой и принимает ее. Иначе… Иначе сэра Джеймса давно бы уже не было в живых.
— Значит, между нгандо-покровителем и людьми-крокодилами существуют очень доверительные отношения, — сделал глубокомысленный вывод сержант.
— Гвари, — прищурился Сандерс, — а вам случалось когда-нибудь хватать жреца за руку, когда он священнодействует перед всем краалем? Вижу, не случалось, иначе бы вы не сидели сейчас среди нас Так что оставьте вашу иронию при себе.
— Извините, капитан, если чем-то обидел вас, — улыбнулся Гвари. — Поверьте, я этого не хотел и вовсе не иронизировал. Я подумал вот о чем. Африканцы, как дети, — они не умеют обманывать. И если обманывают, тоже по-детски наивно и простодушно, то, значит, к этому кто-то их принуждает. Или использует их доверчивость. Теперь я согласен с вами, капитан, — нужно начинать с этого бельгийца Альбера Шаве. Как думаешь, Рэмбо? Или у тебя есть свои предложения?
Нет, Рэмбо поднялся, давая понять, что для него разговор окончен. — С чего-то все равно надо начинать. Пусть будет Шаве, я согласен.
— Вот и прекрасно! — капитан Сандерс был доволен, что все пришли, наконец, к единодушному мнению. Об операции, кроме нас, знает еще лишь один человек управляющий синдикатом. Поэтому будьте очень осторожны и не давайте ни малейшего повода кому бы то ни было заподозрить вас в чем-то: не расширяйте круг посвященных.
— Благодарим за предупреждение, капитан Сандерс, — улыбнулся Гвари. — Но нам и в самом деле хотелось бы на прощание так же собраться всем вместе.
Рано утром Рэмбо и Гвари вышли из небольшой гостиницы, примыкающей к управлению синдиката. На них были синие хлопчатобумажные спецовки, какие носили на разработках все инженерно-технические работники, а головы покрывали легкие «жокейки» с большими целлулоидными козырьками. Рэмбо нес небольшой ящик с теодолитом, на плече Гвари лежали тренога и геодезическая рейка с яркими красными делениями. Они сели в поджидавший их служебный автобус, и машина, мягко шурша шинами, покатила по широкой гравийной дороге.
Правый берег Луалабы, параллельно которому шла дорога, был намного выше левого, и вся река далеко просматривалась вверх и вниз по течению. На той ее стороне сплошным массивом густо зеленели джунгли, расцвеченные, словно красочными заплатами, голубыми, красными и бледно-зелеными пятнами. На этой же стороне, справа от дороги, уже через полмили показались разрушительные следы безжалостной деятельности человека. Сперва исчезли деревья, потом — кустарники, трава, и уже ближе к разработкам с живой земли будто сняли кожу и расковыряли тело ямами, котлованами и уродливыми траншеями.
— Джон, — Гвари толкнул локтем в бок задумавшегося Рэмбо, — как ты думаешь, неужели алмазы красивее того, что здесь было? Неужели мертвый камень дороже живого леса со зверьем, птицами и даже — змеями и лягушками?
— Я думаю, — сказал Рэмбо, продолжая смотреть в окно, — что если на земле есть самое тупое и безмозглое существо, то это человек. И самое жадное в мире существо — тоже человек. Даже крокодил, нажравшись, не станет больше убивать. Человек никогда не насытится, только если подавится и сдохнет.
Гвари удивленно посмотрел на Рэмбо.
— Ты так ненавидишь людей, Джон? — спросил он. — Тебе, наверное, трудно жить.
— Ошибаешься, — возразил Рэмбо, — я их так же ненавижу, как и люблю. А я их очень люблю, Пит. Иначе меня не было бы здесь.
— Это другое дело, — кивнул Гвари. — Люди разные. Я иногда сам себя не понимаю, как же я могу судить о других? — Гвари рассмеялся и стал подниматься. — Кажется, мы приехали, Джон.
— Уже? — удивился Рэмбо и высунулся из окна, крутя головой. Автобус остановился у закрытых металлических ворот, рядом с которыми стояло приземистое бетонное здание. Видимо, это была проходная с той самой современной аппаратурой, о которой говорил Бирс.
— Приехали, — обернулся к ним шофер африканец и ткнул пальцем в лобовое стекло. — Вас уже ждет мастер.
Хмурый неразговорчивый мастер, удостоверившись, что это именно те люди, которых ему поручено встретить, провел их через проходную, и в самом деле напичканную всевозможной аппаратурой, на территорию разработок. Теперь они оказались за двумя рядами колючей проволоки. Ограждение, высотой футов в десять, с одной стороны уходило прямо в реку, на берегу которой стояла вышка с часовым, с другой — поднималось вверх по склону, где торчала еще такая же вышка.
На дороге, выложенной бетонными плитами, стоял автокар с прицепленным к нему миниатюрным вагончиком. Мастер предложил им занять места в вагончике, завел свою машину, и они покатили.
Дорога, как понял Рэмбо, разделяла весь гигантский участок на две части. Слева, до самой реки, добыча производилась открытым способом. Десятки детей и подростков, вытянувшись бесконечной живой цепочкой, заполняли в карьере свои корзины породой и несли их на головах к берегу, где взрослые, стоя по пояс в воде, промывали ее в частых решетах. Справа от дороги алмазоносный пласт, видимо, круто падал вниз, и здесь уже драгоценный камень добывали шахтным способом, о чем свидетельствовали копры, терриконы и шахтные строения.
Доехав почти до противоположного ограждения, автокар свернул налево и стал спускаться к реке. Они остановились на самом берегу рядом с палаткой, ярдах в ста от промывальщиков. Недалеко, у самого ограждения, стояла вышка с часовым.
Мастер откинул полог палатки и заглянул внутрь.
— Здесь вы найдете все необходимое, — сказал он. — Обед и ужин будут привозить. Для, приготовления кофе есть спиртовая горелка. Желаю всего хорошего, господа.
