— Ты еще не знаешь главного. В Белокаменске объявился тен-тай.
— В Москве полно тен-таев, и ничего. Что это меняет?
— Здесь их раньше не было. Я, конечно, понимаю, что пути тен-таев неисповедимы, но все равно это дополнительная опасность, которую надо иметь в виду.
— Да что тут иметь в виду? Дело все равно сорвалось.
— Не надо торопиться, экселенц. Я ведь все-таки гипнотизер. И не самый худший в этой половине мира.
Когда-то Ткач был для Сергея Грекова банальной «крышей». Но с тех пор утекло много воды, и когда Греков вышел на новый уровень доходов и расходов и завел собственную службу безопасности. Ткач не полез в бутылку и не ударился в амбицию. Тем более, что Греков совершенно не собирался с ним ссориться. Он просто дал Ткачу понять, что их прежние отношения изжили себя и не отвечают новому положению дел. И Ткач здраво рассудил, что Греков-друг будет ему полезнее, чем Греков-враг.
Но не только умеренная дружба и весьма выгодные совместные дела с Грековым побудили Ткача включиться в активный поиск маньяка, терроризирующего город. Тут было личное. Ткач мечтал в недалеком будущем Женить своего сына на грековской дочке. Греков был не против, сын тоже не возражал. Возражала Снежана, но Ткач, относившийся к жизни философски, полагал, что со временем блажь пройдет, а останется здравый расчет, с точки зрения которого лучшего жениха, чем Леша Ткачук, Снежане ни за что не найти.
Поговаривали, правда, что Снежана трахается направо и налево со своими друзьями, волосатыми бессребренниками, но ее папа достоверно знал, что его дочь — девственница. По большому счету этот факт не опровергал версию о трахании направо и налево — ведь зачем-то существует на свете французская любовь. Однако добрый папа в эти подробности не вдавался. СПИД французским способом ни передается, все остальное излечимо, и чем бы дитя ни тешилось — лишь бы не плакало.
Ткачу это, разумеется, не нравилось, и он вполне мог устроить так, чтобы волосатики забыли даже думать о Снежане Грековой. Обошлось бы это без всяких жертв и тяжелых травм — достаточно простой угрозы.
Однако, зная характер Снежаны, Ткач прекрасно понимал, что после такой акции его сын Леша тоже должен будет забыть о Снежане навсегда. Во всяком случае, его женой она никогда не станет.
Впрочем, женой Ткачука-младшего она и так, и этак не стала. А стала обыкновенной покойницей.
Вся беда Сергея Грекова была в том, что он сам в бытность свою студентом Ленинградского государственного университета имени товарища Жданова сиживал в «Сайгоне» за чашечкой лучшего в Питере кофе, и волосы в те времена носил ничуть не короче, чем друзья покойной Снежаны.
Может, конечно, в этом была не беда его, а счастье. Во всяком случае, став крутым бизнесменом и исключительно богатым человеком. Греков не сделался законченным циником. Он обладал редкостным умением ладить с людьми и, скорее всего, именно благодаря этому качеству до сих пор был жив, хотя причин и поводов убрать его с дороги у партнеров, конкурентов и любителей поживиться за чужой счет было предостаточно.
Но дочь его умерла.
А она была потенциальной невестой Леши Ткачука. В достаточной мере потенциальной, чтобы сам Леша не проявлял никакого желания мстить за нее или даже способствовать этой мести. Он так и сказал своему отцу:
— Какого черта я должен уродоваться из-за какой-то шлюшки, которую я мало что не трахал, а даже ни разу не видел голой?
— Похоже, во всем городе ты единственный человек, который не видел ее голой, — ответил на это Ткач, очень любивший своего единственного сына и прощавший ему выражения и похлеще этого.
И все-таки Снежана была в достаточной мере невестой Ткачука-младшего, чтобы его отец задался целью отомстить за нее.
А может, все дело в том, что Ткач и сам был к этой девушке неравнодушен.
Впрочем, как бы то ни было, но маньяк по прозвищу Санта-Клаус совершил очень серьезную ошибку, когда вывез в заснеженный лес и привязал прочной веревкой к гладкому сосновому стволу девушку по имени Снежана.
Если бы кто-нибудь сумел дать точное и однозначное определение понятия «хиппи», то ответ на вопрос, являлись ли таковыми друзья Снежаны Грековой, был бы прост, как колумбово яйцо. Или, по выражению бородатого Женьки Безбородова, «как доколумбово яйцо», на что его собратья по остроумию сильно изумлялись — неужто до Колумба яйца были какие-то другие?
На самом деле Безбородов с некоторых пор бредил доколумбовой Америкой и лелеял мечту переселиться в девственный лес, дабы вести там жизнь индейца, понятия не имеющего о европейской цивилизации. Однако Центральная Россия в климатическом отношении сильно отличается от Центральной Америки, особенно зимой, так что переселение в лес и приуроченное к нему торжественное сбритие бороды ; откладывалось до лета.
Впрочем, разговор-то не столько о бородатом Безбородове, сколько о вопросах терминологии.
Проблема в том, что сами себя эти друзья Снежаны Грековой никак не называли. Хиппи, система, романтические семидесятые — Боже, как давно это было! Помнит только мутной реки вода…
Какая, к чертям собачьим, разница?!
Герои борьбы за спасение Яны Ружевич из острых зубов Крокодила соседствовали в этой тусовке с малозаметными личностями, не совершившими в своей жизни ничего стоящего и впредь не намеренными ничего такого совершать. Атеисты здесь мирно уживались с христианами, буддисты с кришнаитами, а Дети Солнца с Детьми Бога. В качестве особой достопримечательности гостям тусовки демонстрировался живой негидалец, один из пятисот последних представителей этого народа, оставшихся на земном шаре. Каким ветром его занесло в Белокаменск, ведомо одному богу, причем неизвестно какому.
Негидальца звали Сашей, и он затруднялся сказать, в какого бога верят его соплеменники. Сам же Саша под несомненным влиянием Безбородова уверовал в индейских богов Гитчи Манито, Кетцалько-атля и Вицлипуцли и будущим летом собирался уйти вместе с Женькой в леса.
Имелся в тусовке еще и настоящий негр из Бразилии. Но по сравнению с негидальцем он отходил на второй план, поскольку негров в Бразилии миллионы, а негидальцев в России всего пятьсот, а пожалуй, что и меньше.
Зато благодаря бразильцу у тусовки появился свой гимн, позаимствованный из какого-то старого КВНа.
Широка Бразилия родная,
Каждый житель в ней и сыт, и пьян,
Я другой такой страны не знаю,
Где так много диких обезьян.
Негр Жозе пел эту песню громче всех, несмотря на свой чудовищный акцент. Еще бы — воспоминание о далекой родине!
Теоретически он проходил практику в научно-исследовательском институте химических удобрений и ядов. А практически — торговал мороженым на станции метро «Московская Площадь». Бразильский негр, торгующий мороженым посреди зимы в центре России — согласитесь, это впечатляет.
И вот на эту разноцветную компанию людей, по преимуществу веселых, свалилась внезапная смерть Снежаны, которую все без исключения искренне любили и богатством которой все беззастенчиво пользовались на предмет выпить и закусить.
Но это еще полбеды. Как сказал по аналогичному поводу некто Гриц, когда всеми уважаемый рокер Васька Матвеев взял на таран самосвал; «Бог дал, Бог забран, а поскольку Бога нет, то давайте выпьем». О Снежане, разумеется, никто ничего такого не говорил — даже Гриц, который принципиально ходил только в черном и славился умением не к месту вставлять в разговор свои убойные сентенции. Но все равно о Снежане плакала только Леночка Луговая, которую чаще именовали Пеночкой Луговой и которая ходила за Снежаной хвостом, как собачонка, а все события окружающего мира принимала близко к сердцу, как и положено чувствительной натуре в возрасте двенадцати лет.
А остальные просто выпили за упокой души и за землю пухом, единодушно выразили мнение, что «этого ублюдка надо убить», и выслушали точку зрения отдельных радикалов, считающих, что убить его будет мало. На том и порешили.
Однако существовало одно весьма неприятное обстоятельство. Снежану увезли из-под носа ее шофера и телохранителя рокеры Коли Демина, и вся тусовка была крепко замешана в истории с ее исчезновением.
— Куда ездили? — спросили у рокеров, когда Снежана пропала.
Вопросы задавали грековские охранники, и разговаривали они грубо.
— К Марику на студию, — честно ответили рокеры.
— И что там делали?
— Любили друг друга.
В смысле, на глупые вопросы полагается давать глупые ответы. Чем еще можно заниматься на студии Марика Калганова, кроме как любить друг друга?
На самом деле в большинстве своем гости Марика в тот вечер пили чай с Яной Ружевич и водку с Олегом Ковалем. В студию как таковую — то есть подвал с красным ковром на полу и множеством осветительных приборов под потолком — спустились лишь некоторые. И Снежаны среди них не было.
