У Гочи с разговорной речью были большие проблемы. Общался он в основном междометиями и укороченными предложениями, всякий раз заставляя собеседника расшифровывать его мысль, словно решать ребус. Гера с детства любил ребусы, кроссворды и загадки, потому быстро научился понимать Гочу.
– Я понял! Вы имеете в виду изумрудную «девятку», у которой не работал топливный насос? Все сделано.
– А-а, – кивнул Гоча. – Ну, давай, занимайся… Ну, ты понял, да?.. Придет этот козел, все ему скажи… В общем, меня не будет…
– Вас не будет, «девятку» отдать хозяину и заниматься «Москвичом»? – перевел Гера.
Гоча снова кивнул, повернулся и, склонив голову набок, захромал к своей бордовой «шестерке». Гера зашел в мастерскую. Свет косыми лучами падал из окна на смотровую яму. Макс сидел на стуле, положив ноги на стол для инструментов, и курил. На нем была ярко-красная, как роза, майка с надписью: «DON'T LET ME DOWN». Гера опустил на стол сумку. Звякнули бутылки.
– Ты хозяина видел? – вместо приветствия спросил Макс.
– Видел. Высокий такой у нас хозяин. Очень понятно говорит…
– И что он тебе сказал?
Гере не понравилось, каким тоном говорил с ним Макс. Если у человека с утра плохое настроение, то это вовсе не значит, что надо портить его тем, у кого оно хорошее.
– Какая муха тебя укусила, Макс? – спросил он, выставляя бутылки на стол. – Хозяин уехал, сказал, что его не будет.
– Сволочь, – негромко произнес Макс и кинул окурок в угол. Гера проследил за его полетом. Окурок ударился об стену и рассыпался на салют.
– Не совсем понятно, – сказал он, – к кому конкретно адресовано столь лестное… Интересно, а что означает эта фраза у тебя на груди? Если не ошибаюсь, что-то похожее в свое время пели «Битлз»?..
Макс, недослушав его, встал. Под его подошвой чавкнула старая смазка, покрывшая тонким слоем бетонный пол. Гера почувствовал, как у него стало быстро портиться настроение. Горлышко бутылки в его ладони запотевало.
– Иди домой, – не оборачиваясь, сказал Макс. – Тебе здесь нечего делать.
– В каком смысле?
– Возьми выходной! – раздраженно ответил Макс. – Чтоб до завтрашнего утра я тебя здесь не видел.
Гера стоял с бутылкой в руке, не зная, вернуть ее в пакет или же поставить на стол. Макс нервно ходил по тому месту, где вчера вечером стояла красная «Ауди», и поглядывал на настенные часы с деревянным кукишем вместо кукушки.
– Вы поругались? – спросил Гера.
– Он… – сказал Макс и сделал паузу. – Его сегодня не будет. Уходи!
– Может, выпьешь стакан? Легче станет.
– Не станет, – уверенно ответил Макс. – Когда плохо, от водки становится только хуже.
– Все пройдет, – неопределенно предположил Гера. Ему очень хотелось как-то утешить коллегу, но он не знал, как это сделать.
– Ты так думаешь? – усмехнулся Макс и снова кинул тревожный взгляд на часы. В этот момент над циферблатом открылась маленькая крышка и оттуда высунулась фига. И так десять раз подряд.
* * *
В преподавательской застать Назарову было очень сложно. Не потому, что ее рабочий день был до предела забит лекциями, семинарами или зачетами и она большую часть времени проводила в аудиториях. Просто она не любила эту большую и неуютную комнату, в которой столы преподавателей стояли ровными рядами, как в школьных классах, а во главе рядов стоял стол заведующего кафедрой.
Это был тучный мужчина с подслеповатыми глазками, спрятанными за толстыми линзами очков, с неразвитыми, мягкими, вялыми, как у больной женщины, руками. Верхняя часть его головы представляла собой плоскую и обширную лысину. Было похоже, что голова заведующего долгое время служила деталью перил в старом доме и со временем стерлась и отполировалась. Заведующий всегда говорил с подчиненными тихо, чтобы не слишком была заметна его картавость, не выговаривал им, но безжалостно снимал премии и надбавки, несмотря на то что преподаватели страдали от хронических невыплат. Завистливый, закомплексованный из-за своей непривлекательной внешности, он был всегда мрачен, злопамятен и высокомерен. Сидя в преподавательской, он добивался полной тишины и строгой дисциплины. Он часами читал газеты, сверкая лысиной, и время от времени исподлобья кидал взгляды на подчиненных. Он все запоминал: кто читает не педагогическую литературу, кто решает кроссворды, кто дремлет, а кто плохо на него смотрит, и потом мстил, запершись в кабинете и рисуя рыхлой рукой приказы о денежном вознаграждении сотрудников.
Назарова своего начальника словно не замечала, игнорируя его надуманные требования. Он истекал потом и желчью, но ничего не мог сделать.
– Римма Фаизовна, – прокартавил он ей, когда Назарова стояла у окна в коридоре и курила. – Потрудитесь зайти в преподавательскую и взять телефонную трубку. Вас уже в третий раз добивается молодой мужчина, но я был не компетентен относительно вашего места пребывания.
Заведующий всегда пытался говорить витиевато, считая, что это модно и демократично. Назарова загасила сигарету в стеклянной пепельнице, похожей на застывшую каплю, и зашла в преподавательскую. Телефон стоял на столе у заведующего, на самом краю. Когда заведующий садился за стол, телефон оказывался непосредственно под его отвислым подбородком. Он нарочно придвинул его так близко к себе, чтобы подчиненным было неудобно им пользоваться, а значит, в его присутствии резко снижалось количество неслужебных разговоров.
Заведующий сел. Назарова взяла со стола трубку и повернулась к нему спиной.
– Римма, здравствуй, это я! – услышала она незнакомый голос.
– Да-да, я слушаю!
Она не любила, когда говорящий по телефону представлялся не сразу. Это напоминало глупый розыгрыш, когда сзади кто-то тихо подкрадывается и закрывает ладонями глаза. Очень остроумная шутка!
– Ты меня не узнала? Это Макс из автосервиса. На прошлой неделе я тебе момент зажигания устанавливал. Ты еще свою визитку мне оставила.
– Здравствуй, милый! – громко ответила Назарова и подумала: «На ловца и зверь бежит». – Конечно, я тебя помню, дорогой мой! Конечно!
Заведующий и все свободные от занятий преподаватели замерли, делая вид, что продолжают читать газеты и писать план-конспекты, а у самих уши покраснели от напряжения: о чем говорит с молодым человеком старший преподаватель Назарова, у которой не сложилась семейная жизнь?
– Римма, выручай, у меня проблема! – стал торопливо объяснять Макс.
– Что, родненький?
– Мне надо на пару недель спрятаться в какой-нибудь деревне или на даче. У тебя есть дача?
«Как они напрягаются! – думала Назарова, глядя на сосредоточенные уши вокруг себя. – Как, бедняжки, стараются! Как им хочется!»
– Нет, милый, дачи у меня уже нет, – ответила Назарова. – Дача уплыла, как белый пароход.
– Вот черт! – выругался в трубку Макс. Потом что-то зашуршало, заскрипело. Наверное, он взял трубку другой рукой. – А дом в деревне?
– Деревня под Уфой.
– Под Уфой?! Нет, это очень далеко.
– А что случилось? Ты очень взволнован!
– Это не телефонный разговор. Понимаешь… – нехотя стал объяснять Макс. – Я перегонял клиенту машину, а в ней, как выяснилось, лежал его кейс. И он пропал, понимаешь? Я этого кейса вообще в глаза не видел! А Гоча, сволочь, сделал так, чтобы я сам отдувался перед клиентом…
Назаровой показалось, что ей стало не хватать воздуха. Трубка медленно заскользила по щеке вниз. Чувствуя слабость в ногах, она присела на край стола. Преподавательский состав в полной тишине, не шевелясь, ничем не выражая эмоций, тащился от восторга.
– Почему ты… – произнесла Назарова не своим голосом, но тотчас откашлялась и добавила: – Почему ты это сделал? Какая машина?
– «Ауди»! – полушепотом ответил Макс. – Спортивная «Ауди». Я тоже спрашиваю: почему я? Гоча приказал, и я погнал!
– Номер какой?
– Да какая тебе разница? – нервничал Макс. Казалось, что его кто-то подгоняет, постоянно просит освободить телефон. – Не помню! Я на номер вообще не обратил внимания!
– Хорошо, – с трудом подавляя волнение, ответила Назарова. – Я подумаю. Я что-нибудь для тебя подыщу. Скоро увидимся! Оставь мне номер своего пейджера!
– Я на тебя надеюсь! – нервно проговорил Макс. – В долгу не останусь. Звони! Но обязательно чтобы был двор. И желательно за забором.
Назарова положила трубку. Преподавательская получила удовольствие и расслабилась. Заведующий, не поднимая головы, достал платок и вытер вспотевшую шею, покрытую редкими рыжими волосиками.
– Я плохо себя чувствую, – сказала Назарова, закидывая сумочку на плечо. – До свидания!
Она быстро вышла в коридор. Некоторое время все прислушивались к удаляющемуся стуку каблуков. Когда все стихло, один из преподавателей как бы невзначай заметил:
– Что поделаешь? У мужчин власть формальная, а у женщин – реальная.
Раздался вялый смешок. По комнате прошел сквознячок. Заведующий стиснул зубы. Газетные строчки перед его глазами начали двоиться и поплыли. Так у него всегда бывало, когда внутри тяжелым комком раздувалась бессильная злость. «Хрен ты у меня получишь, а не надбавку за интенсивность!» – подумал он.
