Логика тут самая простая. Еще римляне поняли: чтобы найти преступника, достаточно понять, кому данное преступление выгодно. Если спусковой крючок нажимает наемный профессионал, отыскать его, как правило, очень трудно. Практически невозможно. Хотя бы потому, что он не входит в непосредственное окружение жертвы. Большинство «громких» убийств последнего времени так и не было раскрыто именно по этой причине. А потому если даже кому-то удается вычислить человека или организацию, кому выгодно то или иное убийство, уличить заказчика в том, что именно он приложил к этому руку, тоже непросто. Единственное слабое звено в этой цепочке — контакт заказчика и исполнителя. Только выследив этот момент, можно вести речь о заказном убийстве.
Вот потому-то так важна роль Шефа. Он ведет переговоры, получает от заказчика инструкции и, главное, деньги. И даже если при получении гонорара их возьмут с поличным, каждый твердо сможет отстаивать любую заранее оговоренную версию: что это долг, ссуда, благотворительная помощь, что угодно, но только не плата за убийство. Ибо сам-то убийца в этот момент отсутствует! Заказчик с ним никогда не встречается. Никогда. Убийцу вообще никто не знает и не видит. Его знает единственный человек — Шеф.
Каким образом Шеф создал организацию, как он разыскал киллеров, до того действовавших каждый самостоятельно, где добывал для них необходимое оружие и другие средства, как вел переговоры с заказчиками, Арсений не знал. Да и не хотел знать. В своем неведении он видел только плюс. Меньше знаешь — крепче спишь…
Правда, присутствовал в этой системе и момент, который вызывал у Арсения беспокойство. Всякий раз при получении заказа и при расчете приходится встречаться с Шефом, причем обычно у него на квартире. Хотя квартира, надо сказать, была явно необжитой, по всей видимости, служила не местом, где человек живет, а снималась для конфиденциальных встреч. Кроме того, нередко Шеф назначал рандеву где-то на стороне: в ресторане, в метро, на вокзале… Тем не менее, было очевидно: если «засветится» Шеф, если за ним будет установлено наблюдение, он легко, даже не желая того, может «засветить» всех своих людей. Но тут уж ничего не попишешь — за риск Шеф платил. Кроме того, случись подобное — сработало бы все то же: попробуй докажи, за что один человек другому деньги отдает.
Короче говоря, приходилось рисковать. Арсений постарался в свое время уверить себя, что у Шефа прикрытие мощное. Уверил. И теперь свято верил в свою уверенность.
— …Я ведь, Арсений, воробей стреляный, — проговорил Шеф.
— Я это уже давно понял.
— «Понял», — беззлобно передразнил Шеф. — Ни хрена ты не понял, молод еще. Я был киллером еще в те времена, когда в стране и слова-то такого никто не знал. И о существовании заказных убийств можно было узнать только в газетах под рубрикой «Их нравы».
— Это что же, еще при Брежневе? — удивился Арсений.
Шеф усмехнулся:
— Причем здесь лично Леонид Ильич? Но если принять его как временную привязку, то при нем.
— Так говорят же, что тогда КГБ в стране четкий порядок поддерживал…
— Говорят… Правильно говорят. Хотя… Как тебе сказать… Поддерживать-то он поддерживал… Да только все не так просто. Ну сам подумай: если бы Комитет был действительно таким всемогущим, как сейчас о нем пишут, разве СССР так легко и безропотно развалился бы? Развалился бы Союз так легко? Ты вот профессионал, скажи: если бы в самом деле захотели по-тихому избавиться от лидеров, которые раскачивали СССР в конце восьмидесятых, то…
— Да замочили бы их, как не хрен делать! Без сбрасывания с мостов и ломающихся, но успешно садящихся вертолетов.
— Вот видишь! Значит, не хотели! Значит, все это выгодно было конкретным могучим людям. Тем самым, которые могли и тому же Комитету сказать когда надо «фас!», а когда надо — «отставить!».
— Но порядок-то был!
— Порядок был, это верно. Для обывателей, для простого люда. О заказных убийствах большинство людей в стране даже не подозревало. Нас, киллеров-профессионалов, можно было по пальцам пересчитать.
— И что же, о вас ни КГБ, ни МУР не знали?
— Вот уж не скажу, не знаю. Может, и знали. Даже наверное знали. А может и мы кому-то были нужны. Все ведь кому-то когда-то могли пригодиться. Задания-то всякие приходилось выполнять…
Шеф явно темнил, уходя от прямого ответа. И Арсений не стал настаивать:
— Но почему вы мне об этом сейчас говорите?
— Сейчас поймешь. Все сейчас поймешь…
Он опять прошел к холодильнику. И принес на столик сразу всю бутылку. Обычно шеф старался изображать из себя эдакого высокопоставленного американского гангстера из фильма-боевика, эдакого вальяжного и важного «крестного отца», таинственного и всемогущего. А теперь вдруг под благородный «Джонни Уолкер» поставил простые стаканы. Да еще и налил сразу по-русски, граммов по 150. Звякнул, не дожидаясь, своим стаканом по стоящему стакану Арсения. И залпом, поморщившись, выпил.
— Был у меня друг, — с шумом втянув носом на закуску воздух, начал он. — Мы с ним еще в Афгане вместе начинали в восьмидесятом, когда страна и в кошмарном сне не могла предположить, в какую дерьмовую авантюру мы вляпались и чем она закончится… Ну да ладно. Там нам всякими делами пришлось заниматься — спецназ, одним словом. Потом мы вернулись в Союз, через какое-то время встретились… В общем, нашли нужных людей и начали на пару действовать в качестве наемных убийц. Работать тогда было не в пример тяжелее, чем сейчас. Тогда каждое умышленное убийство милицией, всякими там обкомами бралось под особый контроль. Вы сейчас просто в тепличных условиях работаете… И вот как-то получили мы заказ-задание. Нужно было артистку одну, еврейку ликвидировать. Она собиралась в Израиль или в Америку, хрен ее точно упомнит куда именно, куда-то собиралась уехать. Да и неважно это. Нам сообщили, что она много золотишка, камушков там всяких с собой вывезти собиралась. А надо тебе сказать, тогда легенда такая в стране ходила, уж не знаю, насколько правда это. Говорили, будто бы евреи, которые хотят выехать из Союза, свои богатства переправляли «за бугор» через какие-то секретные сионистские структуры. Понимаешь, тогда строжайшие были ограничения на то, сколько чего имеет право кто-то вывезти из страны. И на золото это распространялось особенно строго. Так сказать, достояние республики… Вот и говорили, что за какой-то процент евреи-дипломаты различных стран брались вывозить «аурум».
— Кого вывозить?
— Ну, ты что, химию не помнишь? «Аурум» — так золото обозначается в системе Менделеева… Так вот, этой артистке власти почему-то разрешили все забрать с собой. Якобы это у нее наследство и получено законным путем, что ли. В общем, не знаю точно, не знаю точно почему, но только много чего у нее было с собой. Так вот, мне с другом и поручили ее ликвидировать, а все драгоценности забрать. Десять процентов от «хабара» должно было достаться мне. Остальное друг должен был отдать кому следует.
— Кто поручил? Кому следует?
— Не перебивай, Алтаец, не перебивай! Это неважно. Все переговоры друг вел.
Шеф опять глотнул виски и сморщился. Запил водой из графина.
— Гадость все-таки, наша водочка лучше. И чего мы все за ихней гадостью гоняемся, не знаешь, Арсен?.. Все прошло как по нотам. Выстрел в затылок. У нее к тому времени золотишко аккуратненько в сумочке было уложено. Забрал я сумочку и вышел на лестницу. Там меня и должен был страховать друг мой приятель. Выключил я это свет в прихожей и открываю дверь на лестницу. А там ничегошеньки не видно: на лестнице темно, как у негра в заднице. Только из окна чуть-чуть свет луны пробивается. Понятно, пока глаза не обвыкли, притормозился в прихожей. Всматриваюсь это я… И вот вижу, что вроде как чуть блеснуло, тускленько так что-то блеснуло в темноте. Ну, глаз-то у меня наметанный, сразу смекнул, что это ствол пистолета на меня наведен. А у меня мой ТТ с глушителем, естественно, в руке был. Ну я и пальнул чуть повыше наведенного на меня ствола…
Он умолк. Достал сигарету, воткнул ее под усы, прикурил. Руки его слегка дрожали.
— Это был ваш друг? — осторожно спросил Арсений.
Шеф кивнул:
— Да, это был он. Был это мой друг-приятель…
— Но зачем? Почему?
— А черт его знает. Я его наповал уложил, так что спрашивать было не у кого. Наповал. Он даже пикнуть не успел…
— Так, может, он и не собирался вас убивать?
— Арсений, не будь ребенком. Он стоял в темном углу лестничной площадки с наведенным на дверь, из которой я должен был выйти, снятым с предохранителя «макаровым». Не надо быть ребенком, Арсений. Чуть я шагнул бы в лунный квадрат, он нажал бы на курок…
— Из-за денег?
— Нет, что ты, конечно, не из-за денег. Из-за очень больших денег! Я подозреваю, что нам двоим причиталась четверть вынесенных драгоценностей. Четверть суммы, я думаю, нам причиталась. Он сначала разделил ее так: десять процентов мне, пятнадцать себе. Я на него за это не в обиде — организатор-то он, значит и получить должен больше. За мозги в любом деле нужно больше платить, чем за руки… Но ему и этого показалось мало, рассудил, что целое больше части. Хотя возможен и другой вариант: ему поручили убрать меня, чтобы замести следы и свалить преступление на покойника… Кто его знает! Бог ему судья, пухом земля, — Шеф еще глотнул виски, запил водой и затянулся сигаретой. Лишь тогда закончил: — Вот так все и было. И с тех пор я особенно не верю в дружбу и благородство. Вернее, не так: я верю в дружбу и благородство, пока речь не заходит о деньгах. А тогда все дело заключается только в сумме — и купить можно кого и что угодно. Со всеми его самыми неиссякаемыми источниками благородства. Со всеми неиссякаемыми источниками…
