Называет фамилии. Хвастается связями в тюрьме. Перечисляет, кто у него сидит, где сидит, с кем сидит. Идиот! Подыгрываю ему: «Мои проблемы… у меня тоже сидят».
— Кто?
— Муж.
— За что?
— Убил человек пять… не то чтобы совсем. Покалечил сильно.
Посадили. Кулак моего Кольки размером с твою голову.
Болтаю глупости, чтобы себя немного предохранить. Сердце сжимается. Остановимся на красный свет, и выскочу из машины. Останавливаемся… продолжаю сидеть. Раз он уголовник, постараюсь ему не хамить. Сама болтаю и активно вживаюсь в роль жены уголовника. Может, пощадит? Так и останусь в маске, напяленной на себя. Останавливаемся возле старого мрачного высокого дома в глухом кривом переулке. Водитель берет деньги. Значит, взяли частника. Входим в подъезд… Пахнет мышами и котами одновременно. Поднимаемся пешком на пятый этаж. Лестница широкая и неспешная… Валерий осторожно открывает дверь. За ней — жуткий огромный коридор, мрачно освещаемый тусклой лампочкой на неизвестно куда уходящей стене. Закопченная московская коммуналка. По сторонам коридора глухие двустворчатые двери. Ни одного звука или полоски света из-за них не проникает. Слышу только собственные шаги. Валерий шепотом просит вести себя тихо. Оказывается, во всех этих комнатах живут его дальние и близкие родственники. И мать тоже. Не будет же он меня убивать на глазах у собственной матери? Казалось бы, должно действовать успокаивающе. Нет. Слишком давит коридор. Такое впечатление, что мир исчез, и выхода из него нет. На двери у Валерия висит амбарный замок. Смешно. С трудом открывает и впускает вперед себя. Обычное, ничем не выделяющееся жилье. Мало мебели. Огромный динозавр — цветной телевизор. Кровать, тумбочка, стол круглый и стулья с потертыми сиденьями. Стена у окна залеплена картинками из журналов. В основном машины и голые девицы. Валерий включил телевизор на полную громкость. А как же мама? Но спросить не решилась. Сам объяснил: «Чтобы никто не слышал, что здесь женщина».
Его пришибленный друг болтается по комнате с озабоченным видом. Вдруг порывается уйти. Валерий шипит на него: «Сядь!» Садится. Его имя не запомнила.
Жалко. Возможно, будет свидетелем. Ненормальные между ними отношения. Слышу за спиной голос, обращенный ко мне: «Не обращай на дурака внимания. Смотри телевизор. Я гостей чаем угощу». Киваю в ответ. Не успеваю понять, откуда возникло резкое чувство удара. Голова перескакивает на другой уровень сознания или, скорее, бес сознания. Слышу смех. Глаза, по-моему, закрыты, но комната и снующие люди в красно-черном свете. Вижу их отчетливо. Некоторые танцуют.
Понимаю, что лица, профили, причем знакомые, возникают в подсознании. Логически мне понятно. Не могу разобрать голоса. Значит, они далеко. Со мной что-то делают. Силюсь понять и не могу ухватить суть происходящего. Разгадка рядом.
Вот-вот и выясню. Важна ясность. Самое необходимое — объяснить самой себе. А потом уж им… Пусть ждут. Чернота задернула мозг. Опять возникла потребность понять. Самое простое и элементарное объяснение куда-то делось. Зато зазвучали голоса. Но мне очень неудобно вслушиваться. Что-то мешает. Медленно-медленно, практически без движения, воспринимаю протяжную боль. Потом она прерывается и рассыпается на короткие всплески. Меня бьют по щекам. Ветер холодит ресницы.
Почему-то дуют мне в лицо. На этот раз обязательно открою глаза, иначе снова упаду в обморок, в бездну. Вижу потолок в зеленоватых крупных пятнах. Похожи на тучи. Ярко освещены. Где-то рядом люстра. Обязательно хрустальная. Подвески колышутся от ветра, и возникает легкий перезвон. Странно, мои руки не слушают голову. Приказываю им прикоснуться ко лбу. Не поднимаются. Единственное уяснила: точно лежу на спине. Где, как и почему? Сплошные загадки. Сзади в голове бродит боль. Возвращается из тумана понимание. Лежу на кровати в какой-то тельняшке. Зачем на меня ее надели? И где мое джинсовое платье? Руки привязаны к краям кровати эластичным бинтом. Надо мной склоняется Он: «Не волнуйся, детка, всего лишь легкая шутка». Значит, не убил. Боже, я снова переживу ту ночь, те ощущения? Зачем меня привязали? Никуда бежать не собираюсь. Валерий высоко над головой препирается с тем самым приближенным другом. Оказывается, он хочет, чтобы тот начал первым. Друг сопротивляется. Ему криминал не нужен. Разговор состоит исключительно из мата. Сейчас они меня будут насиловать. Ну почему так неудобно положили? Я вижу, как Валерий хватает своего друга за ширинку и разрывает брюки. Пуговицы сыпятся из его кулака на пол. Веселый глупый стук. Так же подпрыгивают мои мысли. Одна била прямо в затылок: самосохраниться! Дико в этот момент размышлять — почему со мной так поступают. Имеют право. Сама пришла. Жалко, если его друг согласится. Мне это совершенно не надо. А куда ему деваться? Валерий издевается: «Пока не засунешь, иголку с ниткой не получишь. Мне свидетели до жопы, давай в соучастники».
— А потом в ментовку?
— Кто? Эта блядь — в ментовку? О чем ты говоришь? Вокруг все родственники подтвердят, что ее здесь не было. К тому же, судя по моему кайфу, никуда она вообще отсюда не соскочит.
— Ну, ты шизо…
Ясно, он решил меня убить. Это признание Валеры не вызывает паники. Почему? Потому что для меня не новость. Главное — поскорее остаться с ним наедине. Какой же бздливый друг попался… Медленно развожу ноги… Пусть побыстрее произойдет. Нам надо остаться вдвоем. Валерий заметил мои движения.
Подскакивает ко мне со своим другом. Разводит пальцами мои губы:
«Видишь, она готова». Толкает его на меня. Друг, не снимая брюк, возится руками, стремясь затолкнуть мягко-ломающийся от страха какой-то сморчок. Может, у него вообще такой? Чувствую его грубые нетерпеливые пальцы.
Мне больно. Начинаю стонать. Это немного раскочегаривает, и он уже тычет в меня горячее тело. Валерий вдруг хватает его за плечи и отрывает от меня. Слава Богу! «Достаточно! — кричит он. — А то потом ее мыть придется». Вижу, как сперма течет по пальцам обалдевшего друга. Больно смеяться. Но так ему и надо.
Друг матерится. Вместо меня смеется Валерий. Они оба — шизо. Закрываю глаза.
Хватит мучений. Валерий чуть ли не пинками выталкивает друга в дверь. Нитку и иголку тот так и не получил. «Ремень потуже затяни», — кричит напоследок Валерий. Они вышли. Лежу одна. Кошмар становится явью. Между ногами неприятное жжение. Первый раз на меня прыгал человек против своей воли. Глупое занятие.
Терплю ради подруги и своего идиотского желания. Сейчас вернется мой желанный убийца. Пытаюсь освободить руки. Резиновые бинты плотно обвивают запястья и уходят под кровать. Значит, узел находится внизу. Как же они смогли там его завязать? Напрягаю силы. Ведь бинты должны растягиваться. Нет, сил моих не хватает. Но зато обнаруживаю узел на правом запястье. Он — мой путь к спасению.
Не сразу. Когда он уснет. Попрошу не убивать до утра. Я должна измотать убийцу, выжать из него все силы. Прошлой ночью я блаженствовала, впитывала в себя наслаждение, в этот раз, наоборот, дарить буду я. Чувствую легкий завод. Да! Он придет и будет меня насиловать. Как на тех фотографиях. Давно, еще совсем девчонкой видела журнал, где двое здоровенных мужчин насилуют хрупкую с длинными белыми волосами женщину. Самым удивительным на этих фотографиях было лицо жертвы. Растерянность и испуг с каждым новым кадром вытеснялись возбуждением страсти. Из неприметной, будничной женщина превращалась в обалденную красавицу. Ее огромные глаза желали боли, силы, безумия. Привязанная к стулу, она выгибалась навстречу своим насильникам. Несколько дней спустя, во время одной потасовки один мальчишка схватил меня сзади за руки и стал выкручивать. Я кричала, но не вырывалась. Неведомое мне еще сладостное желание мучительно томило своей неосуществимостью. Когда он отпустил и убежал, я чуть не упала от головокружения. Нечто подобное, зарождаясь в перетянутых запястьях, накатывает на меня. Страх отступает. Безнадежно стремлюсь притянуть руки.
Бессилие рождает агрессивную покорность. Хлопает дверь. Валерий медлит. «Иди ко мне», — шепчу я. Тело мое дергается. Одна совладать с ним не могу. Глаза закрыты. Ожидание завораживает. Легко и плавно без всяких предварительных ласк он входит в меня. Какое-то время ничего не соображаю. Жду. Жду вчерашнего…
Вдруг все стихает… Внутренне сжимаюсь в отчаянии удержать вялое безжизненное тело, выскальзывающее из меня. Все?! Открываю глаза. Валерий сидит в ногах и нервно закуривает сигарету. Оба молчим. Во мне опустошенность и беспокойство. В нем — злость.
— Я что-то сделала не так?
— Бывает — не получается.
— А вчера? — вопрос слетел с моих губ непроизвольно, и от страха они задрожали. Прикусываю, чтобы скрыть.
— Вчера я работал. Работа через день на третий.
Боже! Не он… Почему я, дура, не спросила, где он был вчера?
