Глава 4
Здесь в дело вступает персонаж, без участия которого могущество клана Рябиновского было бы лишь частичным. Да, он имел влияние на губернатора, но открыто диктовать ему свою волю не смел по причине своенравности Боброва.
Мэром города был в то время Христофор Ульянович Илов, сын племянницы того самого первопроходца Рябиновского, который и проторил дорогу для своих родственников в эти края. К нему и бегал за подмогой доктор наук Рябиновский в трудных ситуациях. Христофор Ульянович был на вид этаким старым пнем, впавшим в глубокий маразм. Прогрессивная молодежь из аппарата мэрии возмущалась его медлительностью, забывчивостью и непониманием современных форм хозяйствования. Когда возмущение достигало предела, прогрессивная часть деятелей уходила из мэрии в другие структуры, а Илов как сидел, так и оставался сидеть в своем кресле и сопеть в свои волосатые две дырки этакой мумией.
Но это была просто маска. Илов не понимал лишь то, что ему выгодно было не понимать, медлил лишь там, где незачем было спешить, а современные и прогрессивные формы хозяйствования его пугали своей неизвестностью. У него была отлаженная схема, которая позволяла через пень-колоду делу переваливаться, а его никто и не гнал. Кроме того, в этой схеме были известные дыры, через которые Илов набивал свои и без того тугие карманы.
Без зазрения совести Христофор Ульянович мог соврать, пообещать и не сделать, но все это лишь для блага своего предприятия. Например, пригласил подрядчиков отремонтировать детские сады, зная, что денег на ремонт у него нет. Заключил договора, долго жал руку прорабу, даже анекдот ему рассказал и пообещал выплатить по осени всю сумму за работу. Бригада все лето пахала как проклятая, сделала просто евроремонт для детишек. Со своими материалами.. Так верили слову Илова строители, ведь не с частной фирмой контракт заключили, а с мэрией. И вот работа сделана, настало время и деньги платить.
Прораб идет к мэру, а тот на совещании. Прождал его весь день, а он не появился. Пришел назавтра, секретарь его не пустила. Еще через день снова пришел, опять облом. Прорвался все-таки через неделю, Христофор Ульянович его принял, угостил кофе, отшутился и пообещал к концу месяца всю сумму выплатить. А тем временем детишки города уже вовсю играют в задарма отремонтированных садиках. Через месяц пришел прораб, а Илов возьми его да выгони. Надоел ты мне, говорит, пошёл вон. Прораб, которого рабочие уже душат своими намозоленными руками, кинулся в суд, наивный. Там сидит лучший друг Илова, хмурит брови, говорит общими фразами и тянет кота за хвост.
Стало это дело медленно и тягостно мурыжиться в суде. Короче, получили мужики-строители свои деньги частями только в мае следующего года и были несказанно рады, потому что уже и не чаяли поиметь свои копейки. И что удивительно? Ведь обманули их, но они снова придут к этому прохвосту, потому что безработица вокруг и никуда не денешься — семьи надо кормить. Кто тут плохой? Илов? Погодите рубить сплеча!
А представьте теперь, что был бы этот мэр принципиальным и честным. Тогда бы он сказал рабочим, что нет, мол, у меня денег, не выплачу я их вам вовремя, извините! И разве ж тогда въехали бы осенью детишки в отремонтированные садики? Нет, не въехали бы. А благодаря этому маленькому обману хитроумного Илова новый сезон в садиках прошел на «ура!». Кроме того, мэр успел еще и поднажиться на зарплате ремонтников. Когда деньги поступили на счет мэрии, он ссудил их на два месяца своему знакомому коммерсанту под проценты, рассудив, что рабочие еще чуть-чуть подождут, и получил с этого дела неплохие дивиденды.
Но при всем своем богатстве Христофор Ульянович одевался скромно и жил в соответствии с зарплатой мэра. О том, что его дети и внуки в Подмосковье благоденствуют, живут в трехэтажных теремах и ездят на дорогих иномарках, население областного города, за счет которого и преуспевали наследнички Илова, совершенно не знало.
Бывало, что иногда возникали забавные курьезы с фамилией и инициалами мэра. Местные корреспонденты различных СМИ строго-настрого были уведомлены, что нельзя писать инициалы мэра перед его фамилией, потому что написанное имеет смысл неприличный. Писать надо только полностью: «Христофор Ульянович Илов». Но журналисты столичного ТВ, которые брали интервью у мэра, почему-то не были предупреждены об этом факте, сами не догадались, и вот по первому каналу на всю Россию-матушку появилась физиономия мэра, которая вещала об успехах и достижениях в деле… в общем, неважно в каком деле, а под этой бровастой репой надпись: «Мэр города такого-то», и далее подпись — инициалы и фамилия. После этого случая иначе, чем было написано на телеэкране, никто мэра и не называл.
Но, несмотря на все эти перипетии, Христофор Ульянович продолжал восседать в своем кресле мэра, являлся почетным гражданином города, лауреатом различных премий и медалистом. За годы своей власти он оброс связями, понасажал везде своих людей и иногда вспоминал, как двоюродный дедушка геолог Рябиновский качал его на своих коленях.
На следующий день после банкета были выходные, а после них в кабинете мэра собрались для краткого совещания уже известные нам персоны — доктор наук Рябиновский и прокурор области Власов. К ним присоединилась пресс-секретарь губернатора некая Смирнова Наталья Семеновна. Это была женщина лет пятидесяти, сохранившая хорошую фигуру, обаяние, привлекательность и шарм. А прожитые годы давали ей опыт, сноровку, связи и, с помощью клана, к которому она тоже, без сомнения, принадлежала, давление на все СМИ в области.
Рябиновский вкратце рассказал детали происшествия, произошедшего на праздковании юбилея губернатора, поскольку все фабулу знали, пересказал диалог зарвавшегося Никитина и губернатора, а под завязку поведал «просьбу» губернатора отсудить у этого отступника его мебельную фабрику. С этими словами Рябиновский положил на стол перед Власовым папку с документами, касающимися владения Никитиным его производством. В деле где острым ногтем, где маркером уже были отмечены Рябиновским слабые места владения частной собственностью. Власов начал листать дело.
— Так я не понял, — спросил Христофор Ульянович, — нам этого Никитина надо на «край» поставить для того, чтобы он перед Лазаревым извинился, или это только повод, чтобы его с землей разровнять?
— Чтобы спесь с него сбить, — ответилРябиновский.
— Ну, чего, я думаю, зацепим, — просмотрев дело, выдал резюме Власов, — и не таких ломали. Еще на коленях приползет прощение просить, когда его фабрику опечатают. Мне он тоже не нравится.
— Да, до появления в наших краях Боброва я о нем и не слыхивал, — сказал Христофор Ульянович, — вылез, как фурункул.
— Пойдем по накатанной, — предложил Рябиновский. — Вы, господин Власов, организуйте, пожалуйста, дело, подключите опытных адвокатов. Ну что я вас учу, вы же все сами знаете.
Власов усмехнулся и сказал:
— Сделаем все по высшему классу, он и опомниться не успеет, как окажется голым и босым. Мне еще нужно, чтобы Христофор Ульянович подсобил.
— Счёт Никитина притормозить? — догадался мэр, у которого все банкиры были на подкормке.
— Да чтобы никто не подкопался, — кивнул Власов, — мы должны в любом случае быть ни при чем. Пусть девочка-оператор там забудет ввести какой-нибудь код или забеременеет, уйдет в декрет, или компьютер пусть зависнет. Это пусть банкиры придумают сами, они мужики ушлые. Сделают хорошо, а мы их потом отблагодарим. Пусть поваляют дурака в течение месяца-двух, пока мы этого Никитина обкладывать будем, чтобы ему нечем было защищаться.
— А в каких банках у него счета? — спросил Илов.
— Вот, здесь все записано, — протянул Христофору Ульяновичу листок Рябиновский, — номера счетов, банки: Пусть заодно поищут, нет ли у него где-то еще запасов на левых счетах?
— Могут быть и в кубышке деньги припрятаны, — подсказала Наталья Семеновна, — на черный день. И этих денег из кубышки Никитину может хватить, чтобы адвоката хорошего нанять. Это нам может сильно повредить. Кроме того, я слышала, что у него на фабрике как раз такой юрист высшего пилотажа работает, и, сколько его ни переманивали в другие места, он не уходит. Очень привязан к этому Никитину. Он может, перебить наших юристов, потому что дока в любых вопросах, несмотря на молодость.
— Я знаю причину этой привязанности, — вставил свое слово мэр Илов. — Никитин дочку этого юриста от смерти спас, Теперь юрист ему по гроб жизни обязан за жизнь дочери. Но мы и его обломаем. Тоже мне персона.
— Юристом займется главный прокурор, — усмехнулся Рябиновский. — Недаром же мы этого Фофана и всю его бригаду кормим, поим, одеваем. Разберутся, но чтобы, господин Власов, без лишнего шума!
— Не стоит беспокоиться, — ответил главный прокурор области, — уберем по-тихому.
