– Вот тебе, дед, и лихой человек, – пробормотал Гладилин. – Надо было ружьишко-то поберечь...
Номер ответил сразу.
– Это я, – хрипло произнес капитан. – Позывной «Санта».
На другом конце возникло секундное замешательство.
– Вас уже фиксируют, – голос, ему отвечавший, был напрочь лишен акцента. – Груз при вас?
Говоривший был откровенен.
Он даже не поинтересовался для вежливости самочувствием и состоянием долгожданного Санты.
Он сразу дал понять, что вне груза эти вещи практически его не интересуют.
– Да.
– С вами все в порядке?
Надо же, спохватился!
Капитан Гладилин не знал и не мог догадаться, что состояние Санты интересовало абонента пусть и не в той же мере, что судьба самого груза, но тоже достаточно серьезно. Умей капитан предугадывать истинные намерения судьбы, обманчиво к нему милостивой, он скорее сожрал бы оба телефона, чем стал бы звонить по заветному номеру.
Собеседник назвал населенный пункт – от сторожки выходило километров двадцать лесом.
– Если дойдете – вам окажут всю необходимую помощь. Запоминайте. Сюда больше не звоните.
Вдыхая пороховую гарь и невольно раздувая ноздри, Гладилин старательно впитывал информацию.
Глава третья
ШАХМАТНАЯ ПАРТИЯ НА НОВЫЙ ЛАД
Моисей Залманович Нисенбаум, в прошлой жизни звавшийся – и бывший – Соломоном Красавчиком, прошаркал к излюбленной парковой скамейке. Мощные Линзы нынче отсутствовали, и вообще в парке было пусто. По-стариковски крякнув, он осторожно присел, предварительно подстелив газету, выложил шахматы.
– Партию? – раздалось у него за спиной.
Старик вздрогнул.
Нет, это был не его обычный партнер.
Высокий рыжеволосый мужчина, довольно молодой, с уверенным доброжелательным взглядом. Пожалуй, что с чересчур доброжелательным. Небольшой, но явный перебор.
– Извольте, – кивнул Нисенбаум.
Мужчина провел по скамейке пальцем, задумчиво изучил его, а потом сел, уверившись в том, что беспокоиться за бежевый плащ, в который он был облачен, причин нет.
Пока Моисей Залманович расставлял фигуры, незнакомец замурлыкал простенькую песенку. Старику пришло в голову, что агент пытается наладить непринужденную обстановку, опасаясь, видимо, за нервы контактера, – явный намек на возраст и старческое малоумие. В глубине души Моисей Залманович даже почувствовал себя немного задетым.
Напрасно, конечно, – ведь песенка была не случайной, и он это знал.
– В дни моей молодости пели иначе, – заметил Нисенбаум и поправил незнакомца, изменив несколько слов в припеве.
Пароль и отзыв.
– Что там с моим постоянным соперником? – будто бы невзначай, однако с напряжением осведомился старик. – С Василием Батьковичем?
Собеседник пожал плечами.
– Приболел малость.
Поймав испытующий взгляд Нисенбаума, он быстро уточнил:
– Нет-нет, ничего серьезного, уверяю вас. Легкое недомогание, возраст – сами понимаете. Скоро сразитесь по новой...
– Ваши бы слова да Богу в уши, – кивнул шахматист. – А вам не кажется, что это место – слишком людное для встреч подобного рода? Скоро появятся зрители. Посмотреть, как я разделаю желторотого под орех.
– А мы их прогоним, – беззаботно ответил тот. – Да мы и не задержимся, а сейчас пока никого нет.
– Тоже правильно, – кивнул Нисенбаум. – Как прикажете вас величать?
– Да зовите запросто – Игорем.
Старик пожевал губами:
– Хорошее имя. Героическое. Будь по-вашему – Игорь так Игорь. Князь Игорь. Только поете не по-оперному.
– Ну, если только в князи из грязи, – отшутился тот. – Какой из меня опер? – И посерьезнел: – Рассказывайте, Моисей Залманович. Все как есть.
Нисенбаум-Красавчик, он же Бильярдный Шар, пожал плечами:
– Собственно говоря, рассказывать мне не о чем. Василия вызвали в прокуратуру. И это все.
Игорь отнесся к этой безобидной новости предельно серьезно.
– Он говорил вам, зачем?
– Конечно, нет. Разве прокурорские докладывают?
– А сам он как считал?
– Никак не считал.
– Но ведь он же, насколько нам известно, сидел?
– Все сидели, – равнодушно отозвался старик. – Вам шах.
– Я прикроюсь. Вот так. Но соображения-то у него какие-то были? Если он об этом заговорил, то что-то же имел в виду.
– Наверное, были. Но он со мной не делился. У зэков не принято болтать языком – особенно если не спрашивают. Достаточно намека. Он и намекнул.
– А вы не спрашивали?
– Только в самых общих чертах. Излишнее любопытство всегда подозрительно. Я был ему благодарен, и он это видел.
– Это верно.
Игорь смотрел на шахматную доску, но думал явно не о партии. К тому же он совсем не умел играть, что стало ясно уже после первых двух ходов.
– Его ведь давно не трогали, так?
– Вроде бы так. Что его трогать, стародавнего сидельца?
– И вы не звонили ему после, не расспрашивали?
– Мы не настолько дружны. Мы никогда не созваниваемся, хотя телефон его я, конечно, знаю. Но звонить в этом случае – вы сами понимаете...
– И он не звонил? – полуутвердительно спросил Игорь.
– Нет.
Игорь откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза.
– Возможно, что все это ерунда, – проговорил он медленно. – Мало ли какие вскрылись дела.
– Возможно, – не стал спорить Нисенбаум. Игорь поднял палец:
– Но возможно, что и нет. Нам, кстати, известно, что в этом парке недавно произошло убийство. Слышали об этом?
– Разумеется, – Моисей Залманович Нисенбаум чуть улыбнулся. – Об этом слышали все. Да это пьянь, хулиганье. Развелось столько, что никакой жизни, ей-богу, – он произнес это вполне искренне, с чувством.
– Местных завсегдатаев опрашивали?
– Кое-кто проболтался, что – да.
– А вас?
– Меня – нет.
– А вот это и в самом деле внушает некоторое недоумение, – Игорь вынул пачку сигарет, закурил.
– Да, – чуть помедлив, согласился Соломон Красавчик. – Об этом я не подумал. Ко мне и вправду не лезли с вопросами.
– Может быть, еще и полезут...
– Не исключено.
– А это крайне нежелательно...
– Да уж, – старик вдруг непроизвольно дернул шеей – с некоторых пор Нисенбаума беспокоил нервный тик, следствие атеросклероза.
– Убийство – неплохой повод пригласить на беседу...
– С каких это пор им понадобились поводы? – возразил Моисей Залманович; он хотел было взяться за пешку, но передумал и отвел руку.
Подошел какой-то зевака, и Нисенбаум замахал на него:
– Нет-нет, молодой человек, только не сегодня. Вы нам помешаете. Я тренирую новичка, и он сильно волнуется.
Прохожий испарился, и оба продолжили разговор.
Нисенбаум прижал руки к груди:
– Поймите, – молвил он проникновенно. – Я старый и больной человек, мне повсюду мерещатся всякие ужасы. Может быть, я уже не гожусь в агенты. Может быть, меня пора списать. Но когда человека, с которым я провожу большую часть времени, вызывают в органы...
Игорь легко дотронулся до его плеча:
– Вы отличный агент, Моисей Залманович. Мы высоко ценим ваши заслуги. И я уверен, что вы совершите еще немало славных дел. И вы все сделали правильно. Этот вызов в прокуратуру нам не понравился.
Чуть успокоенный, старик дрожащей рукой взял ферзя, подержал, поставил на место. Уткнулся подбородком в кулак.
– Тронул фигуру – ходи, – улыбнулся Игорь.
Нисенбаум вяло улыбнулся в ответ.
Игорь решительно хлопнул себя по бедрам:
– Значит, поступаем так, Моисей Залманович. С квартиры вам придется съехать. Скорее всего, вам имеет смысл исчезнуть и из города. Обо всем этом мы позаботимся. И действовать придется как можно быстрее.
Нисенбаум тяжело и обреченно вздохнул:
– Эх... В мои годы нелегко покидать насиженные места. Но я все понимаю. Я уеду, куда скажете.
Игорь заверил его:
– Мы обеспечим вам максимум удобств. И, кроме того, мы, конечно же, постараемся выяснить, кто и почему вдруг заинтересовался вашим товарищем. У нас достаточно широкие связи.
Подумав, он добавил:
– Вполне вероятно, что вам придется перебраться за границу. Для этого есть и другие основания.
– Акция? – вскинулся Нисенбаум.
Игорь вновь улыбнулся. Улыбался он очень хорошо: открыто и снова чрезвычайно доброжелательно.
– Скорее всего. Видите ли... я сейчас поделюсь с вами сведениями, которые...
– Да-да, – закивал бывший Красавчик, давно превратившийся в Бильярдный Шар. – Вы знаете, что я умею молчать.
– Знаю, – кивнул Игорь. – Потому и рассказываю. Понимаете – мы, в свою очередь, тоже вышли на кое-кого. На того, кого разыскивали многие и многие годы. Вам что-нибудь говорит фамилия Валентино?
Старик потемнел лицом.
– Говорит, – процедил он. – Мне рассказывал о нем Сергей. Это гад, который проводил над ним первичные опыты. Предварительные, отборочные...
– Он самый. Так вот: имеются основания подозревать, что эта сволочь окопалась в Париже. Воображаете, какая наглость? Не Аргентина, не Бразилия – самый центр Европы! Под носом у французов, которые тоже не жалуют бывших нацистов.
