Фистенко взял с собой всего пятнадцать бойцов, отбирая их не столько по опыту, – опыт в этом преследовании, если они обнаружат следы, был не особенно важен, – а по выносливости, чтобы пройти по весьма пересеченной и сложной местности за короткое время большое расстояние. С рацией и небольшой группой он планировал пройти по тайге хотя бы сутки. За это время будет совершенно точно понятно, есть следы или нет. Следы он обнаружил, но еле заметные. По его предположению в тайгу подались двое, максимум трое уголовников. Или абсолютно неопытные придурки, либо самый костяк группы.
Очень быстро из поселка пришло сообщение, что взяли двоих, а спустя три часа еще двоих. Майор не сомневался, что всю группу скоро накроют и станет понятно, скольких он преследует. Рация в сопках замолчала. Сначала спецназовцы подумали, что попали в неблагоприятную зону, но потом выяснилось, что рация вышла из строя. Через четверо суток Фистенко понял окончательно, что он преследует действительно тех самых беглых уголовников и что их больше пяти человек. Самое главное, что в их составе был опытный спецназовец, который провел всех в округе, как мальчиков. Возвращаться было уже нельзя, потому что уголовники скроются и, когда майор сможет сообщить о них, те будут очень далеко.
А тридцать минут назад Фистенко со своими бойцами их догнал. И сразу вступил в огневой контакт. Он не знал, удалось ли его группе кого-нибудь убить или ранить из уголовников, но сам он потерял одного убитым и двоих раненными. Тринадцать человек против шестерых – не такое уж существенное преимущество, когда отсутствует возможность маневрировать и применять навыки спецназа. Ситуация была до идиотизма простой. Впереди был небольшой овраг, который не обойти ни справа, ни слева. Овраг и подступы к нему завален сушняком, все обильно заросло кустарником и древесным подростом. Лобовая атака невозможна, потому что из оврага спецназовцев перебьют за тридцать секунд. Сами же спецназовцы преследуемых не видели. Высидеть в такой ситуации ничего толкового было невозможно. Можно ждать неизвестно чего и сутки, и двое, и больше.
– Вы эти места знаете? – спросил майор Матюшина. – Что там у них за спиной, за этим овражком?
– Места тут нехоженые, – уклончиво ответил охотник. – Так уж чтобы совсем нельзя было пройти, такого не бывает. Другое дело, что трудно пройти.
– Короче! Могут они скрытно отойти и исчезнуть в тайге?
– Могут, наверное, – согласился Матюшин. – Только тихо этого не сделаешь, в таких зарослях обязательно шум будет. А вообще-то места тут труднопроходимые. Охотники сюда не ходят.
– Твою таежную мать! – раздраженно рявкнул майор. – Судьбу ее за душу и в селезенку! Завел я пацанов. Ни туда, ни сюда ходу нет. И гранат нет, а то забросал бы их к чертовой матери!
– Майор, не кипятись, – тихо сказал отец Василий. – Они ведь тоже не дураки, по твоим рассказам. Им ведь тоже деваться некуда. А если им предложить сдаться? Для них это серьезный шанс хоть на какую-то жизнь, пусть и в спецлаге.
– Ты что, батюшка, не понял? – вытаращил глаза офицер. – Это же волчары, дикие звери! Они клыками и когтями нас драть будут, но попытаются прорваться. Это же понимать нужно, какая в них сейчас ненависть! Хотя вам-то откуда это знать, священнику? Вы ведь больше специалисты по любви к ближнему своему. Вот и любите их, только издалека, а я их сожгу заживо ракетницами, вон сколько там сушняка. А кто из огня прорываться будет, тех покосим очередями. Мне мои пацаны дороже!
У отца Василия по спине побежали мурашки, когда он понял, что затеял Фистенко. Скорее всего, выхода у майора не было. Упустить уголовников он не имел права и обязан был принять все меры к их задержанию или уничтожению. Взять он их не мог, и надежно блокировать – тоже. Оставалось одно – уничтожить всеми доступными способами. И еще он должен был сберечь своих бойцов.
Священник смотрел на двоих спецназовцев, которые сидели рядом с ними на земле. Не очень опытные пацаны, хотя и здоровые. Вид у них был не столько испуганный, сколько растерянный. И на командира они смотрели с большой надеждой. Где-то там дальше, рассредоточившись и заняв позиции, лежали еще десятеро. Не слишком надежный заслон, если среди этих десяти тоже есть неопытные пацаны. Озверелые бандиты могут в любой момент обрушить шквал огня из шести стволов и ломануться на прорыв. Что тогда будет? Если не упиваться особым оптимизмом, то, скорее всего, уголовники прорвут кордон, половина спецназовцев будет убита или ранена, а оставшиеся перебьют нападавших. Только нет гарантии, что один или двое, самых шустрых, не прорвутся и не уйдут в тайгу. Это будет называться пиррова победа. Или как сказал в сериале «Спецназ» один генерал: «Это не пиррова, а херова победа». Преследовать этих уцелевших майор не сможет, потому что у него даже сейчас один «двухсотый» и два «трехсотых». А после этого короткого боя их будет вдвое больше. Как он сможет бросить раненых, особенно тяжелораненых? С остатками своего отряда он не сможет их даже вынести из тайги. Значит, неизбежная смерть еще кого-то. Отправить одного-двоих за помощью и смотреть, как раненые умирают? Мучительно и тяжело, зовя мамку и отчаянно ловя взглядом взгляд командира, который их привел сюда.
Бывший спецназовец Миша Шатунов прекрасно понимал ситуацию, всю ее безысходность. Понимал он и то, что у командира есть только один шанс, и майор его использует. И будет тысячу раз прав. Но отец Василий не мог смириться с неизбежным, душа священника не принимала такого исхода. Он должен был попытаться выполнить свой долг. Долг перед всеми, в том числе и перед собой.
– Майор, дай им шанс, – попросил священник офицера, – им и мне.
– Ты о чем? – не понял Фистенко. – Какой, к лешему, шанс?
– Я пойду парламентером и попытаюсь уговорить их сдаться.
– Спятил? – искренне удивился майор и посмотрел на священника, как на безнадежно больного, постучав костяшками пальцев себе по лбу. – Ты хоть на граммулечку представляешь, с кем собираешься переговоры вести?
– Очень хорошо представляю, майор, – ответил хмуро священник. – Ты даже не знаешь, насколько я хорошо представляю. И все же я должен попробовать.
– Какие разговоры, когда на них чужой крови по полведра на каждого?
– Вот ради тех, кого они убили, и стоит попробовать. А еще ради твоих пацанов, которые станут свидетелями и участниками того, что ты задумал. Ты о них подумал? Как они после этого дальше жить будут?
– Твою ж мать! – почти простонал Фистенко и закрыл лицо грязными ладонями. – Что ты мне душу рвешь, поп! Предложи другой выход, и я с радостью соглашусь. А потом свечку богу поставлю и упаду в ноги матери вон того парня, который рядом лежит с простреленной головой.
– Дай мне поговорить с уголовниками, – твердо сказал отец Василий. – А потом поступай так, как велит тебе долг. Знаю, что другого выхода у тебя все равно нет.
– Валяй, – тихим усталым голосом согласился офицер. – Ты не мой подчиненный, и за твою жизнь я не отвечаю. Правда, она тоже будет на моей совести.
– Не терзайся, командир, – улыбнулся священник и положил майору руку на плечо, – моя жизнь в руках Господа, и он убережет меня. Но у меня тоже есть долг, как и у тебя. И свой долг мы оба выполним.
Майор поднялся на ноги и, махнув рукой, повел отца Василия вперед. Через несколько шагов он пригнулся, всматриваясь вперед, оценивая ситуацию. Удовлетворенный, он присел на одно колено и предложил священнику сделать то же самое.
– Вон туда посмотри, – предложил Фистенко и показал пальцем чуть назад и в сторону.
Отец Василий оглянулся и увидел мертвого солдата. Руки и ноги у него были безвольно разбросаны. Он так и лежал, как его положили товарищи, выволакивая из-под огня. Лицо убитого было накрыто каской, но под затылком темнела большая лужа крови.
– Вот об этом помни, когда будешь говорить, – сказал майор. – А теперь смотри: чтобы тебя услышали и не подумали, что это мои фокусы, проползешь вон до того камня, а затем влево. За той толстой сосной можешь подняться в полный рост, только особо не высовывайся, а то снимут в два счета, как в тире. Если ничего не получится и они начнут палить в тебя, то мы прикроем огнем. А ты бросаешься на землю и этим же путем сюда. Понял?
Священник кивнул и пополз, демонстрируя хорошую выучку. Майор посмотрел и покачал головой. Видать, у этого попа за плечами армия, технично ползет.
Стараясь не наползать на сухие сучья, а где это было неизбежно, убирая их со своего пути, отец Василий полз к намеченному камню. Шороха в сочной траве практически не было. Добравшись до первого укрытия, священник не стал бросаться к сосне, а перекатился к ней и замер. Или его не заметили из оврага, или выжидают. Других движений вокруг не было, значит, уголовники не видят в нем особой опасности. Но, скорее всего, просто не заметили.
