Вообще, представляя ситуацию, капитан никак не мог выстроить цепочку событий в нужной последовательности. Конечно, только очевидец, которого найти, как представлялось, невозможно, даже если он и есть, может эту цепочку выстроить правильно, тем не менее воображение должно было подсказать, что там, на месте, произошло. Именно для этого Шереметев на рассвете, уже после отлета вертолета с «грузом 200», на коленях проползал все место засады, отыскивая следы. Но мелкие и крупные камни следов не оставляли. Будь там земля или трава погуще, а не жалкие пучки, пробивавшиеся среди камней, следы остались бы обязательно, и Григорий Владимирович обязательно нашел бы хоть что-нибудь. Он умел находить и исследовать такие места, читать происходящее по следам. Здесь же читать было, по сути дела, нечего. Читать можно книгу, а не чистый лист бумаги, а Шереметев оказался перед чистым листом. Несколько царапин на камнях вполне могли быть оставлены солдатскими ногами – мелкие камушки легко застревают в ребристой подошве и царапают другие камни – но ни о чем эти царапины не говорят, их могли оставить и когтистые собачьи лапы. Но как разобраться, если других следов, подтверждающих хоть какую-то версию, нет в наличии?
Вопрос о красных волках сидел в голове, и капитан внимательно осмотрел с биноклем всю округу. Но красные волки пропали, должно быть, испугались большого скопления людей. Волки принципиально не любят близкого соседства с человеком. Если профессор Идрисов научился с ними общаться, то с посторонними волки так же общаться не будут. Впрочем, особой внимательности при осмотре капитану и не нужно было, потому что тепловизор легко обнаружил бы и показал ярким свечением любой биологически активный объект. Волки убежали всей стаей.
Тогда капитан осмотрел все подступы к тропе. Почва везде была примерно одинаковая, и только далеко внизу, на поляне, где бинокль впервые показал профессора Идрисова, встречались куски открытой земли с пожухлой травой. Там следы были. Мелкие следы. По внешнему виду – собачьи. Но трудно предположить, что животное, обладающее такими мелкими следами, способно мгновенно уничтожить сильного и здорового человека, мужчину.
На этой поляне Григорий Владимирович потерял почти час, разбираясь со следами, но, не будучи охотником, не мог дать характеристику увиденному, хотя читал где-то и когда-то, чем волчий след отличается от собачьего. У собаки между пальцами лап растут волосы, а у волка не растут. В сырой земле разницу следов легко заметить. Там, на поляне, земля сухая, и следы пропечатывались слабо. И все же Шереметеву показалось, что он видит отпечаток лапы, с волосами между пальцами. То есть не волчьи следы, а собачьи. Но этот факт ни о чем еще не говорил. Во-первых, из-за качества самих следов, во-вторых, из-за слабого знания разницы между собачьим и волчьим следом. Но разницу эту узнать можно у специалистов.
Вернувшись на перевал, капитан вдруг обнаружил такие же следы, как на нижней поляне, как раз напротив того места, где сидели в засаде командир роты и начальник штаба батальона. Но на них никто не нападал. Звери прошли у них за спиной, неслышимые и незамеченные, и не напали. Наверное, и этот факт о чем-то говорил, но о чем именно, понять невозможно. А говорить о своих домыслах – это будет только попыткой оправдания перед командованием, неумелой и неуверенной попыткой. Ненужной!
Реакция командира отдельного отряда подполковника Веремеева на произошедшее, по большому счету, оказалась даже на руку капитану Шереметеву, как понял он сам. Отстранение от командования ротой автоматически освобождало от исполнения многочисленных повседневных функций и предоставляло время для поиска, который только и способен установить, что же произошло на перевале. Солдат такое расследование к жизни, конечно же, не вернет, зато может сберечь многие другие жизни. Уже ради одного этого стоит постараться.
После ухода подполковника Веремеева и майора Коваленко Шереметев, наконец, позвонил Идрисову. Но домашний номер профессора отвечал лишь продолжительными гудками, и никто не брал трубку. Более того, впечатление складывалось такое, что даже гудки эти были пыльными, то есть в квартире профессора давно никто не был. Возможно, это представление сложилось в голове капитана потому, что он вспомнил, как передвигалась группа Идрисова по перевалу и как он сам обещал Исмаилу Эльбрусовичу, что путь до дороги займет у того двое суток. Значит, оставалось еще сутки ждать, когда профессор заявится в Махачкалу. Впрочем, это все легко проверялось.
Шереметев позвонил Идрисову на «мобильник», и на этот звонок тоже не сразу ответили, но все же ответили.
– Слушаю вас. Кто это? – спросил недовольный голос профессора. Голос явно запыхавшийся, словно профессор только что остановился после бега.
– Я не помешал вам, Исмаил Эльбрусович? – спросил Шереметев.
– Кто это? – так же недовольно повторил Идрисов.
– Капитан Шереметев. Мы вас недавно через перевал пропускали.
– Да, помню. Извините, я запыхался. Мы крутую гору только что преодолели, отдохнуть еще не успели. Что вы хотели? – Голос профессора звучал уже совсем не так, как на перевале, когда он стоял под стволами спецназовцев. Хотя там он тоже не показал растерянности и страха, здесь же вообще не постеснялся выражать свое недовольство, видимо, считая, что оказывает большую честь капитану, разговаривая с ним.
– Хотел с вами встретиться и побеседовать, – бесстрастно ответил Шереметев.
– На какую тему? – Идрисов не спешил пригласить капитана на встречу.
– Я думаю, у нас с вами пока только одна общая тема для разговора – по поводу красных волков. Если будут другие вопросы, чего я не исключаю, я предупрежу вас.
Шереметев сделал небольшой намек, желая проверить реакцию Идрисова на сказанное, но тот, как каждый классический профессор, страдающий рассеянностью, пропустил мимо ушей то, что желал пропустить.
– Так-так… – Исмаил Эльбрусович что-то просчитывал в уме. – Скорее всего, завтра к обеду доберемся до дороги. Мы идем быстрее, чем вы предполагали. Конечно, не по армейскому графику, но быстро. И могли бы идти гораздо быстрее, если бы нога моего рабочего позволяла. Он, кстати, благодарен вам за предоставленный пармедол. Может быть, именно благодаря этому мы сократили отставание от графика.
– Не за что благодарить, не я же его изготавливал. Выражайте благодарность медицинскому управлению Генштаба. Там составляли список препаратов для армейских аптечек.
– И все же… А что вы хотели спросить про нашу стаю? Или вы вообще интересуетесь красными волками как видом?
– Нет, просто у меня в роте есть солдат из семьи потомственных охотников, – на ходу придумал капитан, чтобы не выдать конкретную причину своего интереса. – Сибиряк. В Сибири хорошие охотники. Он смотрел следы на нижней поляне и говорит, что это следы собак, но никак не волков.
– Да, у красного волка следы меньше, чем у серого, – хмыкнул в трубку профессор, – а ваш охотник встречался, видимо, только с серыми.
– Нет, не в том дело. Встречался он, конечно, только с серыми, но говорит, что у собак между пальцами растут волосы, а у волков не растут. Так следы и различаются.
Профессор некоторые время молчал, потом неожиданно спросил:
– Чем вызван такой интерес? Это простое человеческое любопытство или есть какие-то другие причины?
– Есть другие причины.
– Тогда отвечу. Любопытных я обычно просто к Интернету отсылаю, там достаточно информации. По конкретным причинам могу дать конкретный ответ. Но ваши причины, как я понимаю, негласные, и потому я лишних вопросов не задаю. Итак… По большому счету, ваш солдат полностью прав. Честно говоря, я не задумывался над этим, вообще следами мало интересовался с тех пор, как мы поселили стаю в наших горах. Но давайте исходить из того, что официально красный волк называется еще и индийской дикой собакой, и это более верное определение. Если помните «Маугли», там подробно описана стая диких собак. Так вот, описан именно красный волк, и даже страх, который он наводит на все живое. Противостоять ему, если стая большая, способен только слон. Все остальное живое спасается бегством. Но если вернуться к вашему вопросу, я должен сказать, что у красного волка есть некоторые характерные особенности строения организма, присущие собакам. Однако у собаки с волком одинаковое количество хромосом в крови, поэтому эти близкие виды способны смешиваться и производить здоровое потомство, которое само бывает способно к воспроизводству. А это говорит об устойчивости родственных связей. Осел и лошадь, например, могут произвести на свет мула и лошака, но ни мул, ни лошак не способны к репродукции устойчивого породного типа. А волк и собака способны. Волк и лиса не могут, волк и шакал тоже. Только волк и собака. Тем не менее различия между ними все же есть. И в первую очередь я бы выделил психологические моменты поведения. Чрезвычайно развитый инстинкт самосохранения у волков и бесстрашие, даже способность к самопожертвованию у собак. Честно говоря, вы задели интересную тему. Для меня лично интересную, потому что я занимаюсь психологией животных. Но в таком ключе волкособаку никто и никогда еще не рассматривал. Как разрешается эта психологическая несовместимость? Очень интересный вопрос. Впрочем, не буду отвлекаться. Вам мои интересы чужды. У вас свои… Значит… Красный волк, хотя и является, по сути, дикой собакой, как правило, не может скрещиваться с серым волком. Это два вида соперников в борьбе за выживание. Антагонисты. Причем серый волк откровенно побеждает за счет своей силы. Прямого столкновения не происходит. Осторожность не позволит серому волку нападать на красного, тот же инстинкт самосохранения не позволит ему это сделать, поскольку красный волк – страшный хищник даже для серого волка, медведя и тигра. Серый же просто опустошает ареал проживания красного, и тот вынужден или уходить в другие места, или просто погибнуть с голоду. Но я увожу вас в дебри своих рассуждений. Это, конечно, не телефонный разговор. Телефонный… Кстати, кто вам дал номер моего мобильного телефона?
