– Юля, да что с тобой?! Ты что, рехнулась? Ты куда бежишь? От кого? Ты думаешь, что ЭТО Я?.. – вдруг догадался он о причине, заставившей Юлю забраться в снег почти по самую грудь. – Не дури и немедленно возвращайся, ты же еще болеешь, ты же можешь подхватить воспаление легких! Что я скажу Шубину? Ну-ка марш домой! Идиотка!
Последнее слово он выкрикнул уже зло, жестко, и голос его сорвался на самой высокой ноте.
– Ты представляешь, Эдик, она приняла меня за убийцу… – проговорил он уже охрипшим голосом, не находя слов от возмущения. – Совсем потеряла рассудок!.. Юля, остановись, я тебе сейчас все объясню. Не бойся!
Она сделала несколько шагов навстречу ему и поняла, что сил уже не осталось даже на то, чтобы вернуться в дом. Виктор, между тем добравшись до нее, подхватил ее на руки и понес к калитке. Поравнявшись с Мишей, которого он почему-то называл Эдиком, он сказал:
– Ты идиот, Эдик, тебя убить мало за то, что ты натворил… – и понес дальше свою драгоценную ношу.
Первое, что он сделал, едва они оказались на кухне, это усадил Юлю поближе к горячему котлу и налил ей полстакана водки.
– Выпей, сразу согреешься… Вот чума!
Ерохин, который в присутствии Шубина почти все время молчал, теперь разошелся не на шутку: он то и дело выкрикивал какие-то междометия и соленые словечки, никак не вязавшиеся с образом скромного и молчаливого парня, каким он показался Юле вначале, хотя выглядел он при этом насмерть перепуганным и возмущенным одновременно.
– Слушай, Земцова, где тебя черти носили? Ты хотя бы представляешь себе, что испытывает сейчас Шубин, – ведь больше недели прошло с тех пор, как ты исчезла?! Как ты здесь оказалась? Эдик, а ты чего молчишь?
С ней-то все понятно – у нее крыша поехала, а ты-то?
Почему не сказал мне, что у тебя кто-то живет?
– Ну живет себе человек и живет… – Миша, он же Эдик, проворчал еще что-то недовольным тоном и замолк.
– Ты не обижайся на меня, но девушка, которая сейчас сидит перед тобой, – Юлия Земцова, сотрудник частного сыскного агентства, она работает у Крымова, ты понимаешь это или нет?
– У Крымова?
– А вот этот человек. Юля, между прочим, Эдик Астраханов – тот самый, который вел дело матери твоей приятельницы Жанны.
– Астраханов? Вы – Астраханов? – не поверила своим ушам Юля. – А почему же вы прячетесь? От кого?
– Да от самого себя он прячется, – ответил за него Ерохин. – Вбил себе в башку, что он больше пользы обществу принесет, занимаясь физическим трудом… Обиделся, видите ли, на начальство, которое не давало ему работать, уволился из органов, приехал ко мне и попросился, только не смейся, – в батраки. А мне что? Свой человек все-таки. Ты думаешь, кто мне построил теплицы, развел грибы, кормит скотину? Эдик Астраханов! Да еще условие поставил – чтобы я никому не рассказывал про него. Легко сказать! Не в Москве живем, а в М., где чихнуть нельзя, чтобы тебе не ответили «Будьте здоровы!». Но вы мне сначала расскажите, как ты попала сюда?
– Я нашел ее в подземелье, едва живую… – отозвался Эдик. – Ее чуть крысы не сожрали. Я, если честно, думал сначала, что она сбежала из лагеря. – И уже обращаясь к Юле:
– В двух километрах отсюда лагерь, бывший пионерский, так там сейчас ваше областное начальство бордель устроило, девок возит, а некоторые сбегают… Я уже двух приводил здесь, вот на этой самой кухне, в чувство, Но только они приходили ко мне ПО ЗЕМЛЕ, а вот эту барышню я нашел ПОД ЗЕМЛЕЙ… Я как раз спустился туда за грибницей и услышал какие-то звуки. Но ты же говорил мне, что все входы и выходы в подземелье засыпаны, что нашим грибам ничего не угрожает…
– Да я до сих пор не могу поверить, что ты нашел ее под землей. Бред какой-то. А ты чего молчишь? – Он повернулся к Юле. – Ты не помнишь, как оказалась там?
– Во-первых, не разговаривай со мной таким тоном, а во-вторых, последнее, что я помню, это крыльцо твоего дома, Ерохин, и тебя с Шубиным, вы идете к калитке…
Это все! Хотя.., кажется, мне в лицо сунули какую-то гадость, я стала задыхаться, а потом меня куда-то понесли.
– А снегоход помнишь? Лицо того, кто тебя нес, тоже не запомнила?
– Нет, конечно. Если бы помнила, разве приняла бы тебя ЗА НЕГО? Ты извини, но у вас там в сарае мясо…
Я подумала, что это.., человечина. Похоже, у меня и впрямь что-то с головой.
– Конечно! Это же свинина! Я собрался везти на базар, а снега столько, что и базар-то закрыт. Хорошо, на улице мороз, а то пропало бы все к чертовой бабушке…
Ты давай отогревайся, и я тебя отвезу к Шубину. Жалко, что сюда еще телефон не провели, я бы позвонил – вот бы он обрадовался! Мы уж и не надеялись тебя живой увидеть, если честно. Поешь, да поедем. Эдик тебя здесь не обижал?
– Нет, – Юля смотрела на Ерохина полными слез глазами и не могла поверить, что все ее страхи остались позади, что она может теперь расслабиться и даже спокойно поплакать. – А почему ты назвал себя Мишей?
– Да просто так… – сказал Астраханов, помогая Ерохину накрывать на стол. – Мало ли… Откуда я знаю, кто ты и откуда.
– Ну, раз ты действительно Эдик Астраханов, тот самый следователь, который вел дело Валентины Огинцевой, так, может, и объяснишь мне, что там было? Вернее, почему дело закрыли? Ты знаешь, кто за этим стоит?
– Точно сказать не могу, но перед тем, как разговаривать на эту тему даже с тобой, я должен знать, почему кто-то вообще заинтересовался Огинцевой? Ведь прошло столько времени…
И Юля принялась рассказывать ему про Жанну и странные визиты к ней зечки по имени Марина. Когда она закончила свой рассказ, они, оказывается, уже распили на троих полбутылки водки, которую Юля раньше вообще почти не пила. Раскрасневшаяся, успокоившаяся, она с аппетитом ела жареную картошку с грибами и чувствовала себя, как никогда, счастливой.
– Да, ты правильно предположила – Валентина работала с крупными суммами. И то, что я нахожусь сейчас здесь, – результат поиска источника как раз этих денег, исходного, так сказать, капитала. Действительно, ну откуда у довольно молодой женщины такие большие деньги? Я мог бы поклясться чем угодно, что Валентина не была связана с криминалом. Но не по наследству же они ей достались? Однако стоило мне развернуть бурную деятельность и всерьез заняться этим вопросом, как меня жестоко избили. А у меня, извините, семья. И хотя я с женой давно не живу, кто их с дочерью обеспечит? Я испугался, честно признаюсь…
– Но каким образом ты искал этот самый источник?
И как вышел на его след? Ведь, не случись этого, тебя бы не тронули.
– Я стал изучать ее клиентуру, особенно подробно СТАРУЮ клиентуру… Встречался с людьми, задавал вопросы, ходил от одного человека к другому, расспрашивал о Валентине, о ее связях, знакомствах. Ведь у меня была причина, по которой люди не могли отказать мне в информации, – Валентина была мертва. И я давил на то, что ищу убийцу. Тем более что так оно и было на самом деле. А уж то, что это убийство, – в этом я никогда не сомневался. Я нашел патологоанатома, который проводил вскрытие ее тела, мы договорились с ним встретиться и потолковать на этот счет, но его, представьте себе, неожиданно сбило машиной. Не нашли ни машину, ни того, чьих это рук дело… А он едва жив остался. До сих пор прихрамывает. А потом и на меня напали ночью…
Вот я и подумал, что надо бы затаиться на время, чтобы потом, когда все обо мне ухе позабудут, снова попытаться заняться этим делом.
– Но в качестве кого? – Юля хоть и опьянела, но мыслила пока еще довольно ясно. Она уже не видела перед собой спасшего ее Мишу – она беседовала со следователем Астрахановым, а потому не могла обращаться к нему, как раньше, на «ты». – И зачем вам снова рисковать своей жизнью? Или вы хотите что-то доказать самому себе?
– Да пусть даже так. Но сейчас-то все в корне изменилось: на горизонте появилась женщина, которая угрожает Жанне! Я просто уверен, что ей нужны деньги, те самые деньги, которые забрал убийца…
– Вы предполагаете, что в доме Валентины были деньги?
– Да, настоящие деньги, а не те, которые лежали в ящике. Я пытался обнаружить в квартире тайник, но мне не удалось ничего найти.
– А если это только ваши домыслы? Что, если абстрагироваться и допустить мысль о несчастном случае? И что никаких БОЛЬШИХ денег не было?
– Были! Я встречался с одним человеком, ювелиром, у которого Валентина собиралась купить одну очень дорогую вещицу… И она бы купила, если бы осталась жива…
– Вы хотите сказать, что она купила бы эту вещь, если бы ее не убили?
– Безусловно! Если бы не ограбили и не убили. Валентина была очень осторожным человеком, она знала убийцу и доверяла ему… А уж то, что она решила мыть окна зимой, – этот абсурдный ее поступок почему-то вообще не учитывался прокуратурой.
– Вскрытие показало, что причиной смерти Огинцевой стала потеря крови.
– Да, это так. Но как могли образоваться на ее теле такие глубокие порезы? Ну, один-два, не больше… Сколько я ни пытал Тришкина – он больше ни словом не обмолвился об этом деле, а потом и вовсе стал меня избегать. Да что там говорить: у меня начались неприятности и на работе. Считали, что я занимаюсь не своим делом, что никакого убийства не было, а к Жанне я хожу, потому что задолжал ее покойной матери деньги…
