— Ты не ответил на главный вопрос, Дуб!
— А! Ну, да! В банде ровно двадцать человек! И Халим!
— Вот это другой разговор!
— Где-то через десять минут отряд противника войдет в зону засады.
— Это я знаю. Ты же, как тыловой дозор отойдет на расстояние, занимай боевую позицию и будь готов встретить противника как с фронта, так и с тыла! Понял, Дуб?
— Понял!
— Отбой!
Вьюжин сообщил всем подчиненным на позициях о приближении банды. Лебеденко надел поверх бронежилета лямки спецсиденья, прикрепленного к тросу лебедки, взглянул на командира:
— Просьба, майор, опускать меня быстро, но плавно, как ящик с открытыми бутылками водки. От этого зависит, сколько духов я успею завалить. И не забудьте после основного залпа бросить подчиненного на дно. А то рычаг не в ту сторону дернется…
— Лебедь! Ты готовься, я знаю, что мне делать.
— Надеюсь. И запомните, Аниса, если что, никогда не простит вам моей героической смерти.
— Уже запомнил, старший лейтенант, а теперь помолчи.
Командир группы вызвал Гончарова:
— Гончар, к спуску готов?
— Готов, майор!
— Отлично, отбой!
Переключился на Мамаева:
— Мамай, готовы с Бурлаком встретить гостей?
— Естественно! С нетерпением ждем их!
— Ну, тогда с богом, ребята!
— С богом, майор! Отбой!
Десять минут пролетели незаметно. Из-за поворота показался одинокий всадник. Он осмотрел скалы и двинулся дальше, как показалось Вьюжину, особого интереса к склонам не проявляя. Это было объяснимо. На штурм здесь могли пойти лишь безумцы. Он не знал особенностей подготовки российского спецназа, поэтому его крайне удивило бы, что именно на этом участке отряд Халима ждала засада. Следом за дозорным вышла группа всадников. Через оптику майор легко узнал Дикого. Заскрежетал зубами:
— Ну вот и ты, скотина! Сам идешь на плаху! Давай, давай, мы готовы встретить тебя, мразь!
Лебеденко взглянул на командира:
— Вы что-то сказали, майор?
— Нет, подумал вслух о своем!
— А! Ну что ж, пора вам к лебедке.
— Ты, Андрюша, поаккуратней там, на склоне.
— Это уж как получится.
Старший лейтенант вздохнул и сблизился с каменной грядой.
Банда вошла в зону отработки.
Вьюжин бросил в эфир:
— Стрела! Штурм!
Лебеденко с Гончаровым на тросах устремились вниз. Лямки крепления обеспечивали им устойчивое положение для стрельбы. Они и открыли огонь, спустившись с хребтов на триста метров. Бесшумная стрельба сверху, повлекшая за собой гибель не менее десятка боевиков, сбила банду с толку. Шавлат не своим голосом закричал:
— Засада!
И тут же получил пулю Лебеденко прямо в открытый рот. Боевики не успели прийти в себя, как по ним с фронта ударил пулемет Мамаева и автомат Буракова. Офицеры стреляли прицельно первые секунды. Их очереди взбесили лошадей, которые начали метаться по ограниченному пятачку, наталкиваясь друг на друга и поднимаясь на дыбы, сбрасывая с себя всадников, и живых, и мертвых. Спустившиеся на дно ущелья в непосредственной близости от этой кровавой карусели Лебеденко и Гончаров продолжили выбивать противника. Им помогали сверху Вьюжин и Бутко.
Халим, оказавшийся в эпицентре неожиданного нападения, сумел удержать лошадь. То же самое смогли сделать и два из трех его ближайших телохранителей. Дикой понял: оставаться на месте — погибнуть. Рвать вперед — попасть в неминуемую вторую засаду, рассчитанную лично на него. Видимо, действовавшие в горах спецназовцы, эти отборные профессионалы, умеющие штурмовать в самом неподходящем для этого месте, знали, КОГО атакуют. И строили свои расчеты на том, что Дикой вопреки логике будет действовать нестандартно, то есть начнет прорыв далее в ущелье. Но опытный террорист принял иное решение. Справившись с лошадью, он направил ее назад к плато, откуда мог уйти в лесной массив, обходя ущелье Ворона. За ним устремились и двое телохранителей. Увидев это, Лебеденко успел последними двумя патронами двадцатизарядного магазина приземлить одного из них, но Халим с оставшимся в живых единственным охранником вышли из зоны досягаемости его «вала», рассчитанного на эффективную стрельбу на расстоянии до четырехсот метров. Старший лейтенант закричал в рацию:
— Вьюн! Дикой уходит! Достань его!
Вьюжин ответил:
— Не могу, велик риск пристрелить подонка, а он нужен нам живым. Но у Дикого впереди Дубов. Он должен остановить бандита!
— А если не остановит? Я за Халимом!
Майор не успел ни разрешить погоню, ни запретить ее, как Лебеденко схватил за уздечку ближайшую лошадь и запрыгнул в седло. Почувствовав чужака, конь встал на дыбы. Но тут же опустился, получив увесистый удар кулаком по загривку. После чего подчинился новому хозяину. Старший лейтенант, пришпорив лошадь, галопом направил ее к выходу из ущелья.
Вьюжин же вызвал Дубова:
— Дуб! Внимание! Халим не пошел в глубь ущелья на Буракова, он рванул с охранником к плато. Ты должен остановить бандита.
Прапорщик ответил спокойно:
— Остановлю, майор!
Вьюжин добавил:
— Учти, за бандитами рванул Лебеденко. Смотри, случайно не завали его.
— Андрюше, как всегда, больше всех надо. Предупреждение принял. Лебедь преследует Халима. А вот, кажется, и бандюки. Шустро идут, учитывая хреновый рельеф дна. Видно, лошадям не впервой здесь участвовать в скачках, дорогу чувствуют неплохо. Но все, майор! Начинаю работу! Отбой!
— Не забудь доложить о результатах встречи.
Последней фразы Дубов не слышал, отключив станцию и вскинув «винторез», направив его на бандита, сопровождавшего в бегстве Халима. Бесшумный выстрел, и последний охранник Дикого вылетел из седла, сбитый на землю пулей снайперской винтовки. Поняв, что впереди также засада, но страховочная, из одного стрелка, Дикой резко наклонился и спрятался за корпус лошади, открыв огонь из автомата из-под скакуна. Пули вздыбили камни возле позиции прапорщика. Осколки посекли лицо Дубова. Хорошо, глаз не задели, но кровь из раненой брови залила правую часть лица. Дубову пришлось стрелять в лошадь. Конь, получив смертельную рану, завалился на бок. Но Халим успел перегруппироваться и соскочить с животного. Он и дал еще одну очередь по Дубову. Пули попали в цель, и только бронежилет спас жизнь прапорщику, однако на какое-то время вывели его из строя. Болевой шок лишил Дубова возможности продолжать бой. Халим же вскочил, намереваясь добить прапорщика и продолжить отход, тем более до покрытых «зеленкой» пологих склонов было не так далеко. Но он потерял время и в пылу схватки с Дубовым не услышал приближения Лебеденко. Халим почувствовал опасность поздно. Он повернулся навстречу офицеру в тот момент, когда старший лейтенант с ходу прыгнул на бандита, сбив с ног. Дикой отлетел в сторону, уронив автомат. Но тут же вскочил, выхватив из-за пояса кинжал. Поднялся и Лебеденко, державший в руке пистолет. Он мог ранить Халима и взять того без проблем. Но решил поступить иначе, вспомнив развалины школы в Новокоролевске и погребенных под ними детей.
Старший лейтенант отбросил пистолет и также извлек из ножен десантный нож. Молча пошел на Халима. Дикой оскалился:
— Что, неверный, решил позабавиться? Дурак! Тебе стрелять надо было, а теперь твоя жизнь не стоит и цента!
— А сколько стоит твоя жизнь, урод?
— Много!
Халим хорошо владел ножом и не раз ради потехи участвовал в боях на кинжалах со своими рабами. Правда, те имели деревянное оружие, Дикой не мог допустить, чтобы случай погубил его ценную жизнь. Сейчас же перед бандитом находился не раб, а офицер спецназа, и держал в руке офицер не деревянную игрушку. Но Халим обезумел. Лебеденко сумел выдержать паузу, хотя желание отомстить Дикому за уничтоженных людей неудержимо толкало его на противника. Халим же не смог сдержать ярости и первым рванулся на старшего лейтенанта. Андрей отклонился назад, и кинжал бандита, рассекая воздух, прошел в каких-то сантиметрах от его лица. В этом и была ошибка Халима. Удар наотмашь коварен. Он либо убивает врага, либо ставит нападавшего под угрозу собственной гибели. При ударе наотмашь нельзя промахиваться. Халим промахнулся. И Лебеденко воспользовался промахом, рубанув своим ножом по уходящей в сторону руке бандита. Халим, получивший удар, который рассек ему мышцы, не удержал нож. Тем более что Лебеденко нанес ему второй удар, на этот раз рукояткой по затылку. Дикой, закричав, упал на камни. Опираясь на здоровую руку, в пылу рукопашного боя попытался подняться, но удар ногой вновь вернул его на камни, перевернув на спину. И тут же десантный ботинок уткнулся носком в подбородок бандита.
Лебеденко прошипел:
— Так сколько стоит твоя жизнь, ублюдок?
Халим перекосившимся от боли ртом прошептал:
— Будь ты проклят, гяур проклятый!
— Вот как? Проклинаешь, заморыш? Посмотрю, как запоешь, когда начну тебя на куски резать!
Дубов, наконец пришедший в себя, крикнул:
