Я отдал команду танкистам и миномётчикам обработать квадрат, из которого были произведены пуски. Это не имело никакого смысла. С началом пусков духи уходили с огневой площадки. Поджигали бикфордовы шнуры, которые тянулись к реактивным снарядам и уходили. Обработка квадрата несла скорее психологическую нагрузку, чем практическую. Оставалась надежда, что снарядом или миной можно повредить НУРСы, которые еще не взлетели в направлении цели.
Обстрел прекратился почти мгновенно. С выносного поста доложили об отсутствии потерь. Сержант Нигмат Хашимов, замкомандира второго взвода доложил, что оружие разряжено и осмотрено. Это было последнее, что я услышал. Сон липкой пеленой окутал моё сознание. И я снова провалился в небытиё…
У меня есть одна не самая хорошая привычка. Я люблю просыпаться с первым лучом солнца. Нет, не подумайте ничего плохого. Я — не жаворонок. И просыпаюсь я не с первым лучом солнца вообще. А только с тем, который запускаю в свою комнату через шторы или жалюзи. Обычно это не происходит раньше одиннадцати часов утра. Уж что-что, а поспать я люблю.
Было шесть часов. В это время у меня не существовало никаких привычек. В это время я никого и ничего не любил. Для меня и времени такого никогда не существовало. Ну, вы же нормальные люди! Вы меня поймёте. Шесть часов утра!
В шесть часов утра каждый день я присутствовал на утренней физической зарядке восьмой сторожевой заставы. Точно такие же, как и я, не проснувшиеся лунатики, махали руками и ногами. Приседали и безуспешно пытались что-то изобразить на перекладине. Шоу продолжалось около получаса. Затем полчаса — личное время. Завтрак. После завтрака народ начинал потихоньку просыпаться. Ближе к одиннадцати я возвращался в канцелярию командира роты, отодвигал занавеску на окне. И запускал в комнату первый солнечный лучик. Теперь можно было просыпаться и мне!
Итак, сегодня ночью духи пытались провести операцию «Возмездие». Наказать Андрея Иванищева за его удачный выстрел. То, что площадка, с которой проводились пуски, находилась вне зоны ответственности нашей и духов, ни о чем не говорило. Это была, так называемая, нейтральная территория. Я не на мгновение не сомневался, что инициаторами ночного обстрела были мои вчерашние знакомые из кишлаков Джарчи и Петава. Новым было лишь то, что обычно такие площадки они оборудовали где-нибудь на окраине мирного кишлака. В надежде на то, что при ответном обстреле мы можем зацепить кого-нибудь из мирных жителей. Тогда результативность духовского обстрела возрастет многократно. Ведь нет ничего более приятного, чем показать окружающим, что советские войска воюют с мирными жителями.
Ну, что ж на операцию «Возмездие» мы всегда найдем, чем ответить. Не люблю я этого. Но ответить надо. Будучи человеком верующим (а я верю, что земля плоская, и держится она на трех слонах: семье, работе и друзьях; верю, что моя девушка — самая прекрасная, самая красивая и желанная — ждет меня дома; верю, что она меня обязательно дождется!). Так вот, будучи человеком верующим, я не люблю излишней жестокости. Нужно уметь прощать врагов своих. Смирение, только смирение. Когда кто-то ударил тебя по левой щеке… Нет, не умею. Не умею прощать! Когда кто-то планирует ударить меня по левой щеке, я предпочитаю работать на опережение. Перехватить приближающуюся руку, провести болевой прием. Одновременно со встречным ударом. Справедливость. Встречный удар — это справедливо!
Ближе к полудню я начал готовить карточку целей. Еще в училище на занятиях по марксистско-ленинской философии я узнал несколько основополагающих истин. Одна из них, что экономика определяет политику. Вторая, что война — есть продолжение политики другими средствами. Связать эти две истины воедино было не сложно. С тех пор я всегда помнил об экономической составляющей любого ответного удара.
Были подготовлены исходные данные для стрельбы по площадям. Вы не будете сильно удивлены, если узнаете, что обстрелу из танка и миномета должны были подвергнуться поля с пшеницей и виноградники, принадлежащие Анвару и Шер-шо. А несколько точечных ударов были подготовлены по местам расположения исламского комитета и продовольственным складам банды. Так достигалась комплексность ударов. Можно было уничтожить дом, в котором проживали Анвар и Шер-шо. Тем более что координаты его были известны. Это было бы справедливо. Око за око. Глаз за глаз. Справедливо, но неразумно. Братья стали бы в глазах окружающих мучениками за веру, лишившимися дома и имущества за святое дело. Куда лучше было ударить братьев по карману, а окружающих их — по рукам. Кушать братья все равно будут. Не будет своей пшеницы, отнимут у соседей. Пусть и на правое дело отнимут, а все равно останется у дехкан чувство обиды. Из этого чувства может вырасти многое.
Можно было уничтожить и дом, в котором сейчас находился раненый главарь банды. Но доктор Сергей Карпов не мог сообщить его координаты старшему лейтенанту Карпову. С этой проблемой он должен был справиться самостоятельно.
Огневой удар я планировал провести перед закатом. Обожаю эти сказочные минуты, когда стихает ветер. Замолкают на мгновение птицы, а солнце касается своими ласковыми пальцами горизонта. К этому времени я надеялся вернуться из кишлака Нари-Калан, после перевязки раненого. Точнее, надеялся вернуться во время обстрела. Тогда обстрел трудно было бы увязать со мной. К тому же, мне было интересно понаблюдать за духами во время обстрела. Это могло дать интересную пищу для размышлений. А пищу я люблю.
Пока же со станции радиоперехвата я доложил в разведотдел о раненном, его состоянии и приметах. Получил необходимые указания и разрешение на операцию, которая сегодня утром родилась в моей голове. Нет, если быть более точным — роды начались еще вчера. Когда на глаза мне попался окровавленный патронташ раненого моджахеда. Окончательно мысль сформировалась ночью на минометной позиции. Там, где я совершенно случайно обратил внимание на основной заряд 82-миллиметровой мины. Он был так здорово похож на охотничий патрон двенадцатого калибра. Сейчас эту мысль мы только абортировали.
Уточнил у ребят со станции радиоперехвата координаты крепости, в которой размещался исламский комитет Анвара. С радиоперехватом воевать куда веселее. Афганцы, как дети малые, любят поболтать в эфире. Хлебом их не корми, дай только разболтать парочку военных секретов. Нужно только уметь их слушать.
День пролетел незаметно. После обеда я зашел на несколько минут к Шафи. Он подтвердил, что раненый — Шер-шо. Человек, который меня захватил — Анвар. Кто бы сомневался! Шафи дал согласие на проведение, запланированной мною, операции. Ранение Шер-шо было фантастическим везением. Нужно было только завершить начатую работу. У меня такой шанс появился.
В Нари-Калане я был уже практически своим. Моджахеды беззлобно улыбались, пытались шутить. Шер-шо выглядел неплохо. Осложнений не было. По словам Анвара, ночью брат его спал хорошо. Ну, конечно, когда правоверные обстреливают реактивными снарядами советскую заставу, спится как никогда славно. Я сделал перевязку и укол промедола. Попросил принести воды. И тщательно смыл запёкшуюся кровь вокруг ран.
В воздухе уже слышался свист первой мины с Тотахана. Сейчас должен был подать голос и слон. Так мы называли танк Т-62, в нём действительно было что-то от этого большого и доброго животного. Анвар вышел из комнаты. Засуетились и остальные духи. В отличие от них, я знал, куда упадут мины и снаряды. В отличие от них я не суетился. Я незаметно вытащил один охотничий патрон из патронташа. И спрятал его в свой карман. Ради этого маленького патрона и был устроен этот большой минометно-артиллерийский концерт. Артобстрел закончился. Меня снова отпустили. Я обещал вернуться на следующий день.
Дежа вю. Всё это уже когда-то с нами было. Ночью моджахеды обстреляли НУРСами Тотахан. Наблюдатель насчитал около семидесяти пусков. На следующее утро вся застава была завалена осколками реактивных снарядов. Их было так много, что в голове просто не укладывалось, как они никого не зацепили. Днем я видел серьёзное и встревоженное лицо Анвара. Видно было, что в уме он подсчитывает свои возможные убытки после нашего первого обстрела. Вечером по его пшеничным полям работала дивизионная артиллерия. Это было куда серьёзнее. Даже двадцать выстрелов из танка и сорок мин из миномета остались практически не замеченными на её фоне.
Затем целую ночь я ждал очередного обстрела или нападения на заставу. Связывался с разведотделом и давал координаты для бомбоштурмового удара на следующий вечер. Готовил новые карточки целей для минометчиков и танкистов.
А утром на Тотахан пастух принес письмо. Оно гласило, что если мы не прекратим обстрелы, духи вырежут девятую заставу (Интересно, а почему не нашу?) и один из мирных кишлаков. На письма принято отвечать. Вечером было несколько бомбоштурмовых ударов, работала дивизионная артиллерия. И даже наш маленький слоник подавал периодически свой голос. Сорок раз. Ствол его раскалился докрасна. Полсотни мин для минометчиков показались легкой разминкой. И всё это по полям Анвара. Его личным полям. Это может взбесить любого.
