— Дай стекло, — попросил Кузнецов.
И перерезал веревки с другой стороны колодок. Теперь верхняя колода оказалась свободной. Нижняя продолжала висеть на веревках, привязанных к кольям.
Надо попытаться отползти и перерезать веревки соседям, подумал Кузнецов. И другим соседям. И всем остальным. А потом разом напасть на караул… Сейчас. Через минуту…
Но отползти к соседям не удалось и освободить всех остальных узников не удалось. Со стороны лагеря пришла караульная смена.
— Быстро! — сказал Кузнецов, вталкивая руки и ноги в полукружья нижней колоды, прижима» их верхней и прижимая ту верхнюю колоду лбом.
Новый караул прошел вдоль рядов, проверяя пленников.
Ну что им не спится? Что они вдруг надумали службу нести?! Вместо того чтобы сменяться утром, как во всех нормальных армиях мира, сменяются, когда в голову взбредет…
— В порядке, — махнул старший нового караула, и бойцы старого, гремя оружием и переговариваясь, побрели в сторону лагеря.
Не успели! Совсем чуть-чуть не успели! Маленькую капельку…
Ну ничего, сейчас новый караул подуспокоится, поест своего риса, попьет своего чая и, глядишь, тоже разомлеет. Ничего, полчаса ничего не решают…
Но новый караул не садился. И не ел рис. И не пил чай. Новый караул тащил службу. Как будто ему надо было больше всех…
Через полтора часа начался рассвет. И бежать было поздно. Может быть, спустя какое-нибудь время… Когда караул куда-нибудь уйдет. Или отвернется. Может быть…
Но караул не уходил и не отворачивался. А когда взошло солнце, новый караул приступил к делу, за которым сюда прибыл.
Они прошли к первой паре пленников и склонились над ними.
Неужели они решили проверить узлы, напрягся Кузнецов, и сейчас, двигаясь от пары к паре, доберутся до них? И увидят взрезанные веревки…
Но караул не проверял узлы. Караул делал совсем другое.
Два бойца зашли за спины пленников, стянули с плеча автоматы, передернули затворы и приставили дула к их затылкам. Третий зашел сбоку и что-то сказал.
Два одновременных выстрела грохнули над плацем. Мертвые пленники ткнулись головой в землю.
— Гады-ы-ы! — закричал кто-то.
— Что там? Что происходит? ~ встрепенулся американец.
— Происходит расстрел, — жестко ответил Кузнецов.
Конвойные не спеша развязали колодки и отпнули трупы в сторону. Колодки они аккуратно положили друг на друга. Колодки им были еще нужны.
Потом они зашли в затылок другой паре. И повторили свои механические движения. Приставили дула к головам. И нажали на курки. Одновременно.
Еще два пленника ткнулись лбами в чужую землю.
Тот, что справа, был Смирнов. Сашка. Был, потому что перестал быть…
Вьетнамцы сняли колодки и пошли дальше. К третьей паре.
— Волки позорные! Падлы! Гады! Развяжите меня… Пивоваров…
Вьетнамцы приставили автоматы. Выстрелили. Сняли колодки…
— Крис! — сказал американец.
— Что?
— Это был Крис…
— И Пивоваров…
С четвертой парой палачи возились дольше. Четвертая пара крутила головами, орала и материлась на двух языках и пыталась перевернуться на спину. В четвертую пару стреляли три раза. Два раза, чтобы попасть. И один — чтобы добить.
В четвертой паре крайним справа был Далидзе… Далидзе…
— Надо бежать! — сказал американец. — Немедленно! Надо бежать! — И попытался приподняться.
— Сиди! Сиди, гад! — свирепо приказал Кузнецов. — Сиди… Если мы сейчас… они все равно нас. У них автоматы на боевом взводе. Им только развернуться. Мы не успеем. От силы два шага…
— А что тогда?
— Ждать! И драться! По-другому нам не спастись…
Пятая пара. Американец. И Кудряшов.
Автомат к затылку. Выстрел. Стук укладываемых друг на друга колодок…
Кудряшов…
Вьетнамцы действовали четко, слаженно и спокойно, словно исполняли привычную работу, словно упражнялись в этой процедуре ежедневно. А может, и упражнялись…
Двое стреляли и собирали освободившийся инвентарь, один командовал и наблюдал за исполнением экзекуции, еще двое неспешно разговаривали, сидя в стороне на корточках. Они в деле не участвовали. Они даже не смотрели туда, где это дело делалось. Они сидели на «скамейке запасных».
Шестая пара… Двое американцев…
Седьмая пара…
Конвой подошел к сидящим впереди пленным.
— Можно, — кивнул распорядитель расстрела. Вьетнамцы зашли за спины обреченных, встали, примерились, отшагнули шаг, чтобы не забрызгать кровью штанины. Вытянули автоматы, чуть наклонившись, достали до затылков дулами. Уперли их в густые волосы.
Все было рядом. Все было видно. До тревожащих душу мельчайших подробностей. Из дул автоматов, сквозь налезшие пряди волос, струился сизый пороховой дым. По шеям обреченных частыми каплями стекал пот, А уши мелко подрагивали. Жертвы слушали прикосновение горячего металла к своим затылкам. Очень напряженно слушали. До дрожи в теле.
— Можно, — кивнул распорядитель. И даже не стал отворачиваться. И крик:
— Чтоб вы все… Выстрел!
Два слившихся в один выстрела.
Головы сильно качнулись вперед. На дула автоматов и на землю брызнула кровь. И очень много крови и еще чего-то серого с белыми вкраплениями брызнуло вперед. В сторону, куда ушла вышедшая навылет пуля.
Распорядитель зашел спереди, взглянул на лица, тронул одно из них ногой и отошел.
— Можно, — кивнул он.
Вьетнамцы развязали веревки. Даже не разрезали, а развязали, чтобы сохранить в целости, чтобы использовать еще раз. Развязали и, аккуратно скрутив, отложили в сторону. Потом сняли верхнюю колоду, отбросили ногами еще агонизирующие тела, подняли нижнюю колоду и уложили их возле веревок.
— Дальше, — сказал распорядитель. Дальше была последняя пара.
— Твой — командир, — тихо сказал Кузнецов.
— O'key! — ответил американец. Конвой подошел ближе.
— О-о! — сказал распорядитель, посмотрев на место, где должны были быть узлы. И даже слегка наклонился, чтобы лучше рассмотреть то, что хотел рассмотреть.
— Разом! — крикнул Кузнецов и, приподняв и перехватив верхнюю колоду снизу, изо всех сил ударил вьетнамца с автоматом по лицу. Услышал хруст и тут же, не замахиваясь, ткнул другого вьетнамца в живот. А когда тот присел, ударил еще раз прямо в выпученные от ужаса глаза. И еще раз — в уже мертвую кровавую кашу. Не для того, чтобы подстраховаться, — чтобы отомстить. Чтобы почувствовать, как дерево дробит и ломает ненавистную ему голову.
— Слева! — крикнул по-английски американец. Но Кузнецов понял. Слева должны были подниматься с карачек запасные конвойные. И должны были поднимать автоматы.
Кузнецов перехватил, вырвал из вялых рук убитого вьетнамца оружие. И боковым зрением увидел, как два его противника разворачиваются в его сторону автоматами. Как лапают непослушными пальцами курки. Но им еще надо было передергивать затворы. А у тех бойцов, которых он убил, автоматы были уже взведены, уже готовы к выстрелу. Предназначенному для его затылка. Но этот выстрел миновал его затылок. Этот выстрел пошел по назначению!
Кузнецов довернул дуло и нажал на курок. Короткая очередь тряхнула автомат, посылая пули в лица и грудь его так и не успевших взвести оружие врагов. И тут же грохнуло еще несколько выстрелов. Пистолетных. Сбоку. Оттуда, где стоял американец. Он тоже успел убить и успел перехватить оружие.
— Экономь патроны, — крикнул Кузнецов. — Они нам еще пригодятся.
— Патроны? Yes!
Ну вот и все. Время унижений прошло. Теперь лучше пулю в лоб, чем в колодки. В лоб! А не по чужой воле в затылок!
— Бери автоматы и запасные обоймы! И фляжки. Обязательно фляжки! И уходим! — крикнул капитан Кузнецов.
Теперь уже капитан, а не колодник…
Теперь до самой смерти — капитан!
— Ходу! Через десяток минут они будут здесь!
— Кто они?
— Увидишь… Ходу! Ходу!!!
Русский и американец бежали по плацу к недалеким спасительным кустам. Они бежали мимо своих товарищей, которые были мертвы, которым повезло гораздо меньше, чем им. А может быть, не меньше. Как знать… Мертвым уже было все равно. Они уже отмучились. А этим еще предстояло жить. И возможно, страдать. И испытывать новые муки. И возможно, в конце концов все равно умереть. Отсрочив свою кончину только для того, чтобы выиграть лишние часы страданий. И что лучше — уже умереть или еще жить, сейчас сказать было невозможно… На такие вопросы способна ответить только жизнь. Или смерть…
— Куда? — спросил американец.
— Давай туда.
Бывшие пленники бежали, почти не разбирая дороги и почти не выбирая направление. Их главной и единственной задачей было убежать как можно дальше. Как можно дальше от того места, где их чуть не расстреляли. От того места, откуда начнется преследование. Начнется неизбежно и очень скоро. В этом можно было не сомневаться.
— Теперь куда?
