Оказавшись наверху, возле входа в диспетчерскую, бросил взгляд вниз. Док, присев на корточки, чем-то заботливо кормил Наташу. Нефтяники, задрав головы, смотрели на диспетчерскую. Здесь, на высоте, хорошо чувствовалось, как раскачивалась платформа. Сколько видел глаз, вокруг расстилались серые морские дали. «Как бы они не стали братской могилой», – с недобрым предчувствием подумал Роман.
Он вошел внутрь большой кабины. Увидел лежащее тело, перешагнул, двинулся дальше. Через несколько шагов увидел открытую дверь. Вздохнул, придал лицу как можно более спокойное выражение. Все нормально. Работаем, спасаем людей.
Он вошел в помещение, где находился центр управления всей вышкой. На три стороны отсюда выходили окна, чтобы диспетчер мог следить за всем, что происходит внизу и на буровой.
У дальнего окна стоял Одзаки, невозмутимый, как японский бог. Одним глазом он посматривал на заложников, другим следил за теми, кто находился в комнате.
Сбоку от входа напружинился Толстый, держал Одзаки на мушке. Чуть дальше, опустив пистолет, сидел верхом на стуле Барс. Между ним и Одзаки возвышался длинный массивный стол с оргтехникой и пультами управления.
– Доброе утро, – сказал Роман, глядя на Одзаки.
Тот едва заметно усмехнулся, но ничего не сказал. Если в его глазах и промелькнуло изумление, то он сумел быстро его скрыть.
– Ну, что вы тут застряли? – спросил Роман Барса, подвигаясь ближе к столу.
– Да вот, разговариваем.
– Угу. Дело хорошее…
Одзаки предостерегающе поднял руку. В ней был зажат взрыватель, кнопка вдавлена большим пальцем. Стоит отпустить палец – и резервуары с миллионами тонн горючего превратятся в огромный факел, который уничтожит платформу в одно мгновение.
Одзаки еще не знал, что все его люди перебиты. Он потребовал, чтобы бойцы Лютого присоединились к заложникам, и ждал выполнения своего приказа, угрожая привести взрывное устройство в действие.
Ситуация сложилась патовая. Выполнить требования Одзаки невозможно чисто технически. Он остался один и очень скоро узнает об этом. Один в поле не воин, это понятно даже фанатику-террористу. Но и он не пойдет на попятный. Терять ему нечего, он запросто отпустит палец. Нейтрализовать его невозможно. Единственный вариант – дотянуться до него и попробовать зажать руку со взрывателем – был нереален. Он обладал прекрасной реакцией, к тому же загородился массивным столом. Одно движение – и он отпускает кнопку. Стрелять бессмысленно, результат абсолютно тот же. Взрывчатку внизу обезвредить не удалось. Там было сложнейшее пусковое устройство закрытого типа, одно небольшое вмешательство, которое мгновенно вызывало взрыв.
Где же выход?
– Можно оставить нас наедине? – спросил Роман.
– Ты уверен? – помедлил с ответом Барс.
– Да.
Барс пожал плечами, сделал знал Толстому, и они вместе вышли из диспетчерской. И даже дверь за собой прикрыли. Барс, опытный специалист, видел, что они ничего не могут сделать, чтобы помешать Одзаки. Взрыв лишь дело времени. Очень короткого времени. По сути, они все обречены. И какая разница, каким способом Роман попытается спасти ситуацию? Получится – честь ему и хвала, не получится – прими, господи, наши грешные души.
– Ты все дже ушер от них? – заговорил первым Одзаки.
– Как видишь, – кивнул Роман.
– Зачем ты пришер?
– Спасти людей.
– Ты ищешь смерти.
– А ты, Одзаки-сан, ее не ищешь?
Одзаки повел резной бровью. Промолчал.
– Послушай, чего ты добиваешься? Ваша операция возле Кунашира провалилась. Цунами не будет. Твое правительство отвернулось от тебя. Зачем ты захватил эту вышку? Ты все равно ничего не добьешься.
– Они предари меня, – сквозь зубы сказал Одзаки. – Но я буду бороться за мою Японию.
Он пробормотал какую-то фразу на японском. Роман внимательно следил за выражением его лица. Знать бы, что он там бормочет.
– Ты только погубишь рабочих, которые даже не знают, в чем суть вопроса, – возразил Роман. – Но ничего никому не докажешь.
– Нет, они будут срушать меня! – повысил голос Одзаки. – И дерать, как я скажу. Сейчас ты идешь к зарожникам, а мои рюди идут сюда! Одна минута!
Он поднял перед собой взрыватель.
– Твои люди мертвы, Одзаки-сан, – сказал Роман.
Одзаки какое-то время смотрел ему в глаза, затем усмехнулся и покачал головой:
– Ты хочешь обмануть меня. Сэй молчит, но я знаю, она жива. И другие тоже.
Роман разжал кулак с фигуркой божка, показал Одзаки:
– Узнаешь?
Глаза Одзаки расширились, ноздри прямого носа затрепетали. Роман бросил божка на стол.
– Сэй мертва, Одзаки. И все мертвы. Ты остался один. У тебя никого больше нет. Твое правительство от тебя отказалось. Люди, которые были тебе верны, погибли. Ты больше ничего не можешь сделать. Все кончилось.
– Морчи! – выкрикнул Одзаки.
Лицо его свело судорогой, голова дрожала.
«Вот и п…ц», – подумал Роман, глядя в его побелевшие глаза.
– Ты мужественный человек, Одзаки-сан, – продолжил он. – Я знаю, ты честно боролся за свои убеждения. И я уважаю твою борьбу. Может быть, ты не знаешь: твой дед, Есидзиро Одзаки, попал в плен без сознания и скончался от ран, не приходя в себя. На тебе нет позора. Твой дед был истинным героем.
Застывшие глаза Одзаки дрогнули, немного оживая.
– Твоя война закончилась, Одзаки-сан. Не надо лишать жизни тех, кто не имеет к ней отношения. Если ты хочешь погибнуть, погибни достойно, как подобает мужественному человеку. Останься здесь, со своими бойцами и со своей сестрой.
Одзаки долго молчал, сжимая взрыватель белыми от напряжения пальцами. Затем медленно потянулся вперед и взял кулон Сэй.
«Если пустить пулю в висок, нервные окончания заклинит, и рука останется сжатой, – соображал Роман, по виду безмятежно ожидая, что скажет японец. – А если разожмется? Или взрыватель вывалится при падении тела? Рискованно. Но другого выхода нет. Жду еще полминуты – и стреляю».
– Кто убир Сэй? – прохрипел Одзаки.
– Если хорошо подумать – ты, Одзаки-сан, – пожал плечами Роман.
Одзаки прерывисто задышал, затем вдруг надолго затаил дыхание. Роман напряженно следил за ним.
Одзаки, сжимая в левой руке кулон сестры, перевел взгляд на Романа:
– Я хочу умирать.
– Наверное, это лучший выход для тебя, Одзаки-сан, – не стал отговаривать его Роман.
– Что ты хочешь?
– Позволь мне спасти людей. Вон там стоит вертолет. Мы сядем в него и улетим. Дай нам пять минут. И я обещаю, что сообщу родным о твоем подвиге и достойной смерти.
– Ты… это сдераешь?
– Клянусь, Одзаки-сан.
Японец некоторое время смотрел Роману в глаза. Затем медленно качнул головой:
– У меня нет родных.
«И что это значит?» – подумал Роман.
– Уходи, – сказал Одзаки. – Я жду пять минут.
Роман заглянул ему в пронзительно горевшие глаза и выскочил из комнаты. В глазах японца уже стояла смерть – Роман в таких вещах отлично разбирался. Хорошо, если потерпит пять минут. А если нет?
– Все к вертолету! – скомандовал он дожидавшимся в коридоре Барсу и Толстому.
Этим не надо было повторять дважды. Они выскочили из будки и покатились по ступенькам вниз.
Вторая подгруппа, слышавшая приказ Романа по рации, уже гнала заложников к вертолету. Охваченные надеждой люди понеслись к взлетной площадке изо всех сил.
– Труба, смотри, чтобы они не снесли «вертушку»! – кричал на бегу Барс.
Огромный транспортный вертолет импортного производства стоял на краю платформы. В словах Барса была доля истины. Паническая толпа дюжих мужиков могла снести что угодно, не только вертолет.
Но как-то их удалось сдержать, и все они, толкаясь и наползая друг на друга, за пару минут вбились в грузовой отсек.
Бойцы, подхватив Наташу, запрыгнули в кабину. Труба, сев за штурвал, уверенно защелкал тумблерами над головой, снимая тормоза с винтов. Повернул ручку «шаг-газ», обогащая топливную смесь. Включил зажигание. Двигатель загудел, разгоняя десятиметровые лопасти.
Медленно, слишком медленно!
– Давай, Паша! – не выдержал Толстый, нарушая строжайшее правило не обращаться на задании друг к другу по имени.
Наташа прижалась к Роману, словно надеясь найти возле него защиту от ужасного взрыва.
Бойцы, кусая губы, считали секунды.
Роман посмотрел на окно диспетчерской. Там стоял, выпрямившись, как струна, Одзаки, смотрел куда-то вдаль. Что происходит у него в голове? Есть ли там еще понимание реальности или уже одна пустота и мрак?
Сзади кричали на все голоса нефтяники, умоляя вертолет подняться. Они без труда поняли, что означал одинокий силуэт человека в окне, и заклинали лопасти разгоняться быстрее.
Труба добавил оборотов. Огромная железная махина, набитая людьми, как бочка сельдью, сотрясаясь от натуги, медленно оторвалась от площадки и по метру начала отходить в сторону.
– Ну, давай, давай… – кричали все, боясь оглянуться на зловещий силуэт.
