- Гранатомет - к бою!! - скомандовал Грызач ошалевшим бойцам, которые в растерянности стояли под покосившейся маскировочной сетью. - Я что - неясно выразился? Селиванов, твою мать, ты будешь командовать отделением?!!
- К бою!! - дурным голосом завопил сержант, начиная догадываться, что в хмельной голове Грызача разгорается очередная дурь. - Гранатомет - заряжай! Цель…
Он замолчал и вопросительно посмотрел на Грызача.
- Боевая машина пехоты противника! - тупо проговорил Грызач. - Ослепли, что ли?
- Цель: боевая машина… - начал было дублировать команду Селиванов, но закашлялся, замотал головой и тихонечко растворился во мраке.
- Ты идиот, - спокойно, по-товарищески сказал Грызачу Шильцов. - У тебя солдаты умнее, чем ты…
Грызач задохнулся от ярости, навалился на Шильцова, хотел ударить кулаком по лицу, но промахнулся и врезался головой в дверь «общежития». Он неминуемо упал бы, если бы вовремя не повис на шее Шильцова. Офицеры залипли в мертвом клинче. Их мотало из стороны в сторону, хлипкая дверь дрожала и скрипела на ржавых петлях. Наводчик, наблюдающий за бесплатным спектаклем через прицел БМП, опустил ствол пушки, нацелив его на дерущихся, а Ниязов с силой вдавил педаль акселератора в пол, и мощная машина угрожающе зарычала двигателем. Гранатометчики почувствовали, что гости начинают потихоньку задирать их, и тоже показали себя, дескать, и мы не лысые: бряцая оружием, оцепили общежитие, вскинули автоматы, а расчет припал к металлическим ногам гранатомета и принялся клацать затвором, приемником, коробкой. Ух, как мы вас сейчас! Бряц, бряц, бряц! И БМП лыком не шитая, фыр, фыр мотором! И ствол пушки как шлагбаум: вверх-вниз, вверх-вниз. А офицеры, сплетенные как змеи, херак об дверь! И еще раз херак! А в охранении все не успокоятся минометчики, уже весь недельный запас мин на пустырь выкинули, перекопали его, и ночь прошита автоматными трассерами, как черный батник белой ниткой…
О женщина, все из-за тебя!
И вдруг… звякнул внутри крючок, дверь с силой распахнулась, двинула кого-то из дерущихся по лбу.
- Вы мне дадите поспать?
На пороге стояла Гуля, кутаясь в «афганку» с трехзвездочными погонами.
Шильцов и Грызач отпустили друг друга и принялись поправлять одежду. Солдаты опустили стволы, БМП заглохла. Где-то на позициях прогремела последняя автоматная очередь, и стало тихо.
- Долго вы будете здесь орать? - повторила Гуля еще строже. - Команда «Отбой» была два часа назад.
- Гуля… Гуля… извините, я хотел к вам зайти… - залепетал Грызач. Он опустил плечи, согнул колени и стал торопливо застегивать уцелевшие пуговицы. - Мне надо было… я хотел вам сказать… я должен вам сказать…
- Гуля, не беспокойся, я сейчас из него мешок с песком сделаю, - пообещал Шильцов.
- Да выслушайте же меня! - взмолился Грызач и вроде как всхлипнул. - Мне только поговорить с вами, только поговорить! Клянусь, я даже пальцем… я пальцем…
Шильцов уже сделал шаг к Грызачу, чтобы осуществить свою угрозу, но Гуля ка-а-ак крикнет:
- Хватит!! Надоело!! Вы что, с ума сошли?! Вы тут друг друга перестрелять хотите?! Зайдите! - кивнула Грызачу. - А вы не стойте под дверями! Надоели! Надоели все!
Грызач, обалдевший от счастья, кинул победный взгляд на Шильцова и юркнул в «общежитие».
«Вот это фокус! - подумал Шильцов, глядя на тающий во мраке комнаты силуэт Гули. - Я ради нее тут глотку рвал, а она… Какого черта я суетился? Ей это не надо было. Так вышла бы и сразу пригласила бы Грызача…»
«Наконец-то!» - с облегчением подумал Ниязов и осторожно, чтобы не раздавить каменную кладку, под которой лежали котелки и кружки, дал задний ход. Расчет закинул на плечи ремни, поднял гранатомет и понес его на прежнюю позицию. Шильцов, освещенный светом фары, размахивал руками, руководя движением многотонной машины. Гусеницы подминали под себя, плющили, раскатывая, как слоеное тесто, пустые цинковые коробки из-под патронов. «Точка» успела густо нафаршировать пулями ночь, но все без толку: ночь отряхнулась, очистилась от пыли и каменной крошки, умылась первыми солнечными лучами и снова стала прозрачной, а тело ее - невредимым. Легкая и невесомая, она свернулась тенью под валунами и дувалами и уснула. Несколько студенистых, прохладных комков ночи прихватили с собой боевые машины девятой роты, возвращающиеся на базу с ночной засады. Ночь для этого подразделения была страшной, неудачной. Рота сама попала в засаду, получила удар в спину, запуталась в темноте, не смогла развернуться в узком ущелье, потеряла две «бэшки» и семерых бойцов. Боевые машины выстраивались в автопарке как раз в тот момент, когда Герасимов сошел с самолета с группой затурканных, запуганных и совершенно растерянных заменщиков. Эти еще не познавшие войну люди инстинктивно сбивались в кучку, озирались, всему удивлялись, с замиранием сердца следили за барражирующими вокруг базы вертолетами, за брюхастым «гробовщиком» «Ан-10», который с трудом оторвался от взлетной полосы и, брызгая защитным салютом, начал взбираться в небо; они, офицеры, привыкшие командовать, здесь подчинялись всякой отрывистой команде, брошенной хоть прапорщиком, хоть сержантом, ибо все здесь для них было новым, неизведанным и пугающим. Куда идти? Как себя вести? Где тут что? А откуда могут выстрелить? Вот прямо из-за колеса самолета могут? А вот с того пустыря? А кто эти грязные люди с тряпками на головах, которые сидят на корточках в тени глиняного забора? А вдруг это душманы? Почему на них никто не обращает внимания? Почему их никто не замечает, в том числе и боец в бронежилете и каске, дежурящий у шлагбаума?
Прапорщик из комендатуры, едва удерживая на поводке злую овчарку, приказал всем построиться в одну шеренгу. Заменщики добросовестно построились, только Герасимов игнорировал команду, закинул лямку сумки на плечо и пошел наискосок через взлетную полосу, мимо зачехленных вертолетов, рифленых ангаров, пролез через прорехи в ограждении из колючей проволоки, обошел капониры и млеющих под утренним солнцем часовых. Герасимов у себя дома, ему не надо ничего объяснять. Прапорщик молча проводил его взглядом, с важным видом прохаживаясь вдоль строя, и начал играть хорошо отработанную роль. Через неделю эти приглушенные офицеры станут уже другими людьми, их уже так не построишь и разными страшилками не запугаешь. А сейчас пока можно. Сейчас они смотрят на прапорщика, как на бога, как на супермена, как на птицу Феникс, возродившуюся из пепла.