На Машку было страшно смотреть. Прядь ее прямых крашеных волос упал на лоб, закрывая один глаз, одутловатое расплывшееся лицо было бледным, она тяжело дышала, в глазах бушевала ненависть.
– Дура ты, – произнес Пепел, сплюнув на пол. – С этим можно было и повременить.
– Тебя, наверное, интересует, куда Леня дел общак? – усмехнувшись спросил Полунин.
Пепел злобно взглянул на него.
– Ты хочешь сказать, что тебе и это известно?
– Думаю, что да, – ответил Полунин. – Боюсь, что тебе придется забыть о нем. Судя по всему, деньги общака Леня вложил в Финком-банк.
– Этого не может быть! – изумленно произнес Пепел. – Общак – это святое. Леня же по понятиям жил, он не мог этого сделать.
– Леня был человек современный, – возразил Полунин, – ему нравилось быть бизнесменом, а деньги бизнесмена должны работать, а не лежать в сундуке. Как я теперь понимаю, именно из-за этого и возник конфликт между Слатковским и Быком. Слатковский вкладывал общаковские деньги в совместные проекты. А потом, когда дела Финком-банка пошли не слишком хорошо, Леня захотел забрать свои бабки. Но Слатковский их ему не отдал, вот тут-то и началась война.
– Чего с ним воевать-то, – возмутился Леха Пепел, – мочить его надо было.
– Будь на месте Слатковского кто-нибудь другой, Леня давно уже «заказал» бы его, – ответил Полунин, – но он знал, что за банкиром стоят влиятельные в городе люди, поэтому стал вести позиционную войну со Слатковским, чтобы получить контроль над банком и не только вернуть свои деньги, но и получить чужие. При этом Леня наверняка хотел расправиться со Слатковским и физически. И чем безуспешнее были его попытки заполучить обратно свои деньги, тем сильнее он хотел отомстить Слатковскому. Вот тогда-то он и вспомнил про меня, придумав вариант, при котором все это можно было проделать чужими руками… Или своими, но подставить другого человека, свалив на него вину за убийство Слатковского.
– Так, значит, нам теперь надо наехать на руководство банка? – нахмурившись, спросил Пепел.
– Не знаю, – пожал плечами Полунин, – вряд ли это принесет успех, потому что серьезных денег в банке уже давно нет. Впрочем, концы у тебя есть, можешь тянуть за них, авось что-нибудь получится.
– Я из этих козлов все жилы вытяну, но деньги наши общаковские верну, – гневно заговорил Пепел.
– На твоем месте я бы плюнул на это. Ведь у Лени осталось немало собственности, много коммерческих фирм, фактическим владельцем которых он являлся. Так что есть чем поживиться. Правда, владеет всем этим формально его вдова.
Полунин кивнул на сидящую рядом Машу.
– Так что ты зря так невежливо с ней обходишься.
Пепел тоже посмотрел на Машу. Но та сидела, по-прежнему находясь в трансе. Она смотрела в одну точку перед собой и едва заметно раскачивалась из стороны в сторону.
Пепел кивнул своим охранникам:
– Отведите ее в машину и дайте чего-нибудь выпить, а то, чего доброго, еще копыта от переживаний откинет. Потом вернитесь и приберите тут. Жмуриков отвезите в лес и закопайте.
Пепел убрал пистолет в карман и, подойдя к Полунину, протянул ему руку.
– Извини, Седой, что мы с тобой так обошлись.
– Все нормально, – ответил Полунин, пожав руку Пепла, – я без обид. Надеюсь, и у тебя нет ко мне больше никаких претензий?
– Нет. Если тебе помощь нужна, то обращайся.
Полунин усмехнулся.
– Я уже обратился за помощью к вам с Быком, но на пользу мне это не пошло. Так что я как-нибудь сам постараюсь справиться со своими проблемами. Прощай, Леха…
Пепел проводил Полунина и его друзей к машине.
– Куда ты теперь? – спросил он Владимира.
– Пока не знаю, – честно ответил тот. …Когда Полунин со своими друзьями уже ехали по проселочной дороге в Тарасов, Славка Болдин, сидевший за рулем «БМВ», спросил:
– Слушай, Иваныч, а на самом деле куда мы едем?
В ответ Полунин промолчал, раздумывая о чем-то своем.
– Может, все же домой рванем? – робко предложил Славка.
Шакирыч, развалившись в одиночестве на заднем сиденье, иронично заметил:
– Он, Славка, наверное, не всех своих бывших приятелей в Тарасове объехал. Все надеется найти того, кто ему по-настоящему обрадуется при встрече…
Полунин не обратил внимания на ехидную шутку Шакирыча. Все они были уставшие и еще не до конца отошли от того, что произошло совсем недавно.
– Да, – задумчиво произнес Полунин, – есть еще в городе один человек, которого я обязательно должен увидеть перед отъездом.
* * *
Полунин подошел к дорогой металлической двери, ведущей в квартиру на третьем этаже элитного дома на улице Капитонова.
Нажав на кнопку звонка, он долгое время стоял в ожидании. Дверь открылась неожиданно для Полунина, он не слышал никаких шагов. На пороге стояла Рита Слатковская.
Она смотрела на него слегка мутноватым взглядом, без всяких эмоций на лице.
– Ну наконец-то ты пришел, – произнесла Рита вместо приветствия.
Она развернулась и, оставив дверь открытой, пошла по коридору в квартиру. Походка у нее была нетвердой, Полунин понял – Рита уже изрядно приняла спиртного.
Владимир прошел в квартиру и, закрыв за собой дверь, направился в комнату, в которой скрылась Слатковская.
Он вошел в просторную комнату и увидел, как Рита, стоя у невысокого столика, наливает себе в стакан виски «Джонни Уокер».
Рядом на диване лежал кокер-спаниель, который внимательно наблюдал за Полуниным. Заметив грустный взгляд Владимира, Рита лишь усмехнулась.
– Теперь мы живем здесь втроем – я, бутылка и Риччи, так нам веселее. Когда с нами был папа, он плохо относился к моей новой подружке, – сказала она и навинтила на горлышко бутылки крышечку.
Рита сделала небольшой глоток виски и, поставив стакан на стол, вдруг повернулась к Полунину.
– А знаешь, я была уверена, что ты придешь. Я всегда знала, что ты когда-нибудь вернешься. Поначалу я этого очень боялась, особенно сразу после того, как тебя освободили по амнистии. Но папа сказал, что ты приходил к нему и, забрав свою машину, уехал в другой город. Он это выяснил через своих знакомых.
– Видимо, он тоже очень этого боялся, – отметил Полунин, – раз отслеживал мои передвижения, но не пожелал со мной встретиться.
– Наверное, – согласилась Рита. – Но он вскоре забыл об этом надолго… Я же живу с этим всю жизнь. В какой-то момент я почувствовала, что сама хочу увидеть тебя. Мне захотелось выговориться, объясниться с тобой, к тому же у меня начались проблемы. Мне показалось, что ты именно тот самый человек, с кем я могу поделиться своими проблемами. Ты, наверное, с удивлением слышишь это. Ведь я одна из тех, кто испортил тебе жизнь… Но я никогда не могла даже подумать о том, что ты приедешь для того, чтобы отомстить нам, даже убить отца.
– Это не так, я не убивал твоего отца, – спокойно ответил Полунин. – В этом городе нашлись люди, которые жаждали его смерти даже больше, чем я.
– Какая теперь разница, – устало махнула рукой Рита и уселась на диван, держа в руке стакан с виски. – За все надо платить. Не важно, кто это сделал с ним, просто он заплатил за свои грехи, я плачу за свои.
– Странно, – удивленно произнес Полунин. – Ты говоришь о своем отце как о чужом человеке. В конце концов, он любил тебя, желал тебе счастья и во многом ради тебя совершал эти поступки.
– У папы было своеобразное понимание человеческого счастья. Он считал, что счастье – это не то состояние, когда человеку хорошо, а когда есть все, что надо для того, чтобы считаться уважаемым человеком. И свою формулу счастья он насаждал жестко, каленым железом выжигая в моей душе все, что этому противоречило. Он даже не заметил, как вместе с моими слабостями и привязанностями выжег саму душу.
Рита сделала большой глоток виски и продолжила:
– Он считал, что мы должны жить богато, и поэтому зарабатывал деньги любыми способами и, как выясняется, в большинстве случаев нечистыми. Он всегда говорил мне, что я должна жить в Москве, только там, по его мнению, я могла сделать достойную карьеру. Мой муж должен быть человеком из элиты, по крайней мере в папином понимании этого слова. Поэтому он всегда был против нашего с тобой брака. Парень из рабочей семьи в качестве моего жениха папу не устраивал. И именно поэтому он был категорически против того, чтобы я рожала от тебя ребенка.
Полунин, пораженный, смотрел на Риту. Наконец, выйдя из оцепенения, он подошел к ней и спросил:
– Ты хочешь сказать, что у нас с тобой…
– Да… Когда ты уже был осужден и отправлен по этапу… Я отказывалась от аборта, как могла, но отец и мать наехали на меня всей своей агитационной мощью. Они убеждали меня, что рожать от зэка – глупое и неблагодарное дело. Они говорили, какое будущее может дать ребенку отец, только что вышедший из зоны. И я сломалась.
Полунин сел рядом с ней на диван и, откинувшись на спинку, рассеянным взглядом уставился в пространство перед собой.
