– Хороший момент… – буркнул Семен Игнатьевич одобрительно.
– К вам обращается полевой командир Ибрагимбек, – с легким акцентом заговорил главарь. – Я заявляю, что силами нашей организации «Воины ислама» мы проведем террористический акт во время вашего жалкого праздника Дня Победы. Погибнут тысячи человек. Кто хочет жить, бегите из городов. Этот день – девятое мая – станет днем победы наших воинов и днем вашего позора и траура. Ваша ФСБ бессильна против нас. Мы зальем кровью всю Россию! Смерть русским собакам!
Потом он заговорил на чеченском языке.
– Что он лопочет? – спросил Семен Игнатьевич.
– Повторяет сказанное, – пояснил Олег Андреевич. – Как бы в подтверждение своей национальности и всего заявления в целом.
– Угу… – кивнул Семен Игнатьевич, глядя на экран.
Договорив, Ибрагимбек трижды прокричал вместе со своими абреками «Аллах акбар!». Глаза его сверкали, лицо было серьезное и оттого тем более страшное. Впечатление от увиденного оставалось жутковатое.
Изображение прыгнуло, потемнело и оборвалось. Некоторое время в комнате царило молчание. Семен Игнатьевич переваривал увиденное, а Олег Андреевич ждал приговора.
– Не маловато? – спросил, грузно поворачиваясь к Маслову, Семен Игнатьевич.
– В самый раз, – поспешно отозвался тот. – Долгие заявления рассеивают внимание. А тут – только основное, ничего лишнего. Должно вызвать панику, страх и ответную ненависть… Все это будет к тому же многократно прокручено на телеканалах, так что каждое сказанное слово все запомнят наизусть.
– Ну твоим психологам видней, – согласился Семен Игнатьевич. – Молодцы, хорошая работа.
– Завтра это появится на всех телеканалах России, а затем, без сомнения, и всего мира, – скромно сообщил Олег Андреевич.
– Пускай смотрят, – кивнул Семен Игнатьевич. – Чтоб потом не вякали, какие мы жестокие. Как покажем им после акции трупы этих бандитов, особенно главного, с татуировками – сразу засунут языки в ж… И только пускай потом нас в чем-нибудь упрекнут! Мы им сразу рты позатыкаем вот этим самым роликом…
Олег Андреевич поднялся, скромно помалкивая, перемотал пленку назад.
– Я заберу кассету? – спросил он тестя. – Или вы хотите потом еще раз посмотреть?
– Забирай, – махнул рукой Семен Игнатьевич. – Я все равно эту штуку включать не умею… Да и все, что надо, уже видел. Одобряю. Запускайте в дело.
Олег Андреевич кивнул, вытащил кассету.
– Налей-ка мне чайку, – попросил Семен Игнатьевич.
Олег Андреевич налил ему травяного отвара в большую фаянсовую кружку, сел бочком в кресло.
– Людмила как там? – звучно прихлебывая чай, спросил Семен Игнатьевич.
– Нормально. Звонила сегодня. Говорит, в Италии уже очень жарко, собирается лететь в Лондон, к детям. Вы же знаете, она на жаре задыхается…
– Пускай летит, куда хочет, только сюда пока не возвращается, – сказал Семен Игнатьевич. – Сам понимаешь, тут может всяко случиться. Там все ж поспокойней будет…
– Да– да, конечно, – закивал Олег Андреевич. – Ей пока лучше быть подальше…
Семен Игнатьевич замолчал, большими глотками пил чай и о чем-то усиленно раздумывал.
Молчал и Олег Андреевич, понимая, что старик хочет сказать ему что-то важное.
– А ты ничего, Олег… – заговорил наконец тесть, отставив пустую кружку. – Я раньше думал, что ты жидковат. А ты – молодец, умеешь работать крепко. И делу нашему служишь верно. Я буду рекомендовать тебя на должность Председателя Президиума Верховного Совета. Думаю, Петр Петрович твою кандидатуру поддержит.
«А Генеральным секретарем будет, конечно, Воронин, – подумал не без едкой обиды Олег Андреевич, хотя давно уже понял, что старики его к реальной власти не подпустят. – Или сам захотел перед смертью страной поруководить? Так ведь за пару лет, пока не повезут на лафете, таких дров наломаешь – тремя поколениями не разгребут…»
Но вслух он начал почтительно и горячо – но не перегибая, ибо Семен Игнатьевич терпеть не мог лизоблюдства, – благодарить тестя «за высокую честь».
Ничего, это еще не последнее слово. Скоро, дорогой тестюшка, вы узнаете, чего я стою на самом деле.
Поезд Санкт-Петербург – Москва подходил к Ленинградскому вокзалу.
Роман сидел у окна, смотрел на знакомые виды столицы. Наконец-то он до нее добрался. Впрочем, обратная дорога была хоть и долгой, но спокойной. Если не считать одного сообщения, которое вчера вечером он услышал по телевизору…
Переночевав в лесу, он уже к одиннадцати часам вчерашнего дня вышел на станцию Садовая. Мобильник и деньги он положил в карманы, карту сжег дотла, а пустой рюкзак – в нем остались только негаснущие на ветру спички, компас и аптечка – спрятал в лесу.
Потом сел на электричку и через полтора часа был уже в Выборге. Хорошенько поев на автовокзале, он купил в соседнем магазинчике майку, свитер и одноразовый станок. В туалете избавился, наконец, от чудовищно грязной майки с оторванными рукавами, оделся в чистое, побрился, не без труда сняв матерую щетину.
Рейсовым автобусом доехал к вечеру до Питера, взял на Московском вокзале билет в купейный вагон и отправился в привокзальное кафе слегка оттянуться после всех лишений.
Набрав полный стол еды и напитков – из спиртного, правда, взял только двести пятьдесят «смирновки», – он неторопливо предавался гастрономическим утехам, коротая время до отхода поезда и краем глаза посматривая телевизор, стоящий над стойкой бара.
Как раз началась программа новостей. И сразу диктор встревоженно сообщил об угрозе, полученной сегодня от чеченских террористов. Вслед за тем прозвучало грозное заявление Ибрагимбека.
В кафе разом все смолкли, испуганно глядя на экран. Этот мрачный чечен с горящим взором фанатика говорил очень убедительно. Роман видел по лицам присутствующих, что их невольно охватывает ужас. Потом, конечно, начали потихоньку отходить, обсуждая услышанное, но многие, особенно женщины, были сильно подавлены.
Роман задумчиво доел жаркое, уже не получая никакого удовольствия – даже водку не допил, – сел в вагон… И хотя никак не мог найти явной связи между генералом Беляевым и Ибрагимбеком, все же был почти уверен, что оба эти человека накрепко связаны между собой ста двадцатью тоннами серной кислоты.
Однако ответ он мог получить только в Москве, поэтому, не мучая напрасно мозг, залег на вторую полку и проснулся только перед прибытием поезда на конечную станцию…
Выйдя из вагона, он неторопливо двинулся вдоль состава. На перроне просеивали пассажиров вооруженные автоматами милицейские патрули – как всегда, после заявления террористов резко усилили проверку всех кавказцев. На Романа глянули внимательно, но задерживать не стали. Уж больно вид у него был безобидный: эдакий постаревший студент, весельчак и балагур. Такие милиционеров не интересовали. Еще бы, Роман под руководством Антонова работал над этим образом не один год, доводя выражение лица и походку до совершенства.
Он вошел в вокзал, достал на ходу мобильник, позвонил Филиппу.
– Я слушаю вас, – сказал Филипп, уже, конечно, определив по номеру, кто звонит, но не подавая вида.
– Куда мне ехать? – спросил Роман.
– Зеленодольская, двенадцать, квартира сто девять. Ключ в почтовом ящике.
– Понял. Указания?
– Ждать.
Роман отключил телефон и, благодушно посматривая по сторонам, направился к стоянке такси.
Через час – пробки были просто кошмарные – он стоял у подъезда дома, в котором для него была приготовлена квартира. Дверь охранял кодовый замок, но Роман позвонил в одну из первых попавшихся квартир, представился какому-то хриплоголосому мужичку лифтовым мастером – и его тут же впустили. Беспечный у нас народ, подумал Роман, входя в подъезд. Грех его за эту беспечность не наказать.
Дверца почтового ящика сто девятой квартиры была незаперта и погнута – как и во всех остальных ящиках. Роман пошарил внутри и под щелью, в которую опускают почту, нащупал приклеенный скотчем ключ. Поднялся на четвертый этаж, открыл дверь, постоял секунду на пороге и шагнул внутрь. Ну, здравствуй, тихая гавань.
Квартирка была в две комнаты, скромно обставленная, в меру потертая, с телефоном, телевизором, небольшим холодильником – жить можно. Роман сразу полез в ванную – смывать с себя следы «командировки». Такого удовольствия от мытья он давно не получал.
Затем добрался до холодильника – там было все необходимое, даже две бутылочки пива. Наверное, Филипп проявил заботу. Роман позавтракал, выпил пива, покурил и лег на диван, к телевизору. Теперь надо было дождаться звонка от Дубинина.
Ждать пришлось до позднего вечера.
Роман и подремал после завтрака, и пообедал, и выкурил полпачки сигарет, и снова подремал, и по– ужинал, и раз двадцать за день прослушал и просмотрел заявление Ибрагимбека, а также десятки комментариев политиков и силовиков по этому поводу (сплошная чепуха!), а телефон все молчал.
