Глава 91
«Сволочи! — подумал про себя полковник Зубанов. — Что творят! Детей и женщин готовы к стенке приставить! Его женщин и детей! Как же они решились?..»
Впрочем, что им несколько своих сограждан, когда они не моргнув глазом способны угробить несколько сот тысяч чужих.
И что теперь ему делать?
Прижать уши? Дождаться, когда они воплотят свои, попахивающие безумством планы в жизнь? И… погибнуть вместе с семьей. Все равно погибнуть. Как очень нежелательным свидетелям. Победители никогда не оставляют в живых заложников. Равно как и всех прочих людей, знающих их не с лучшей стороны. Им надо облик миротворцев, обаятельных в быту и любящих семью, создавать, а тут такие порочащие их образ факты. И люди, их рассказывающие. Или способные рассказать…
Не жить его семье, если он пойдет на уступки. И если не пойдет — тоже не жить! Не жить его семье!
Впрочем, в последнем случае могут быть варианты. Если ему удастся разрушить план заговорщиков, если удастся быстро разрушить, начнется чистка низового командного аппарата. И те, кто приговорил его семью, могут погибнуть раньше, чем отдать приказ о ликвидации. Да и самим ликвидаторам будет не до исполнения своих обязанностей, когда их руководители начнут один за другим умирать.
Только быстрая смерть заговорщиков гарантирует жизнь его близким. Только разрушение заговора. Катастрофическое разрушение. Ни их победа, ни их частичное поражение его не устраивают.
Только полное и безоговорочное поражение! По всему фронту!
Но до того надо не высовываться. Надо сделать вид, что он пошел на уступки. Что он капитулировал. Любое его шевеление будет воспринято как вызов и пресечено… смертью одного из членов его семьи. А если он не одумается — следующего.
Они должны поверить, что он сдался! И тогда у него появляется шанс покончить с ними одним неожиданным ударом. Время полумер кончилось. Пришло время драки. Они сами отрезали ему пути к отступлению. Раньше он только мешал: пугал, предупреждал, лишал предпосылок… Раньше он пытался выгадать себе жизнь. Теперь она утратила смысл. Теперь он будет активно вмешиваться в ход событий. Без оглядки. Теперь он будет бить! Во всю силу! Потому что они сами этого захотели!
Зря они тронули его семью! Зря…
Генерал Федоров шел на доклад к Очень Большому Военному Начальнику. Шел с очередной, не понять, то ли хорошей, то ли плохой, новостью.
— Разрешите?
— Я ознакомился с вашими предложениями по усилению охраны пусковых установок ракет стратегического назначения, — сказал Очень Большой Военный Начальник. — Все очень толково. На мой, общевойсковой, взгляд. Но неизвестно, что скажут ракетчики. Их мнение будет решающим. И будет только завтра. Так что вы поторопились с визитом…
— Дело в том, что ситуация изменилась.
— Опять?
— Опять.
— Что случилось на этот раз?
— На этот раз нами зарегистрирован усиленный интерес китайских спецслужб к полковнику в отставке Зубанову.
— Китайских?
— Так точно! Китайских!
— Час от часу не легче! В чем выражается этот интерес?
— Оперативный сбор информации, попытки выяснения его настоящего местонахождения и бывших служебных обязанностей, разработка существующей легенды.
— Отчего вы взяли, что именно китайских? Отчего вы взяли, что им вообще кто-то интересуется? Может, вы перебарщиваете? В ваших подозрениях. В ваших подковерных играх.
— Никак нет. Не перебарщиваем. Информация носит объективный характер.
— Почему объективный? Объясните наконец популярно. Без этих ваших многозначительных намеков. На человеческом языке. Как вы смогли установить интерес к нему китайцев?
— В местах возможного появления «объекта», простите, полковника в отставке Зубанова, нами были установлены наблюдательные засады. Заранее, еще тогда, когда мы начали его разработку. Несколько дней назад оперативниками были зарегистрированы контакты неизвестных лиц с соседями «объекта», простите, полковника в отставке Зубанова…
— Ладно, не извиняйтесь. Пусть будет «объект». Если вам такой язык привычней.
— Люди, вышедшие на контакт, работали под прикрытием служащих жэка, посыльных военкоматов, участковых терапевтов. Мы навели справки. Ни один служащий, посыльный или участковый терапевт по данным адресам не направлялся.
Нами было организовано скрытое сопровождение вступивших в контакт лиц. Следы привели в китайское посольство…
— «Следы привели…» Вы прямо как в детективном романе выражаетесь.
— Вы сами просили на понятном языке…
— Ладно, генерал, считай, что уел. Рассказывай дальше.
— Попытки подобных контактов были зарегистрированы в местах проживания сослуживцев «объекта». Еще один визит отмечен в поселке, где проживают его престарелые родители и дальние родственники.
Кроме того, мы располагаем информацией, полученной из особых источников, о всплеске интереса китайских спецслужб к профессиональной деятельности подразделений, возглавлявшихся «объектом» в последние годы службы.
— Что значит «особых источников»?
— Это конфиденциальные источники, называть которые я не имею права.
— Даже мне?
— Даже вам. Простите.
— Конспиративные игры?
— Нет, просто такая работа.
— Хорошо, что дальше?
— На основании всего вышеизложенного нами был сделан вывод, что «объект» интенсивно разрабатывается китайскими спецслужбами. Как минимум на уровне посольства.
— Где вы его выкопали, этот ваш «объект», который все ловят и никто поймать не может. А теперь еще и китайцы. Зачем он мог понадобиться китайцам?
— Не знаю! — честно ответил генерал Федоров. — ПОКА не знаю. Но надеюсь, что через два-три дня я смогу ответить на ваш вопрос…
— Пост сдал.
— Пост принял.
Очередной наблюдатель, осторожно нащупывая ногами скобки, слез с елки, внимательно огляделся, сделал десять шагов от ствола в сторону и… пропал. Словно надел пилотку-невидимку.
На самом деле он не пропал. Он подошел к старому трухлявому пню, ухватил его с двух сторон, откинул, как дверцу, и шагнул правой ногой в пустоту. В пустоте была лестница.
Нащупав перекладину, наблюдатель взялся за поручень, прикрученный к внутренней стороне пня, потянул его на себя и бесшумно закрыл вход в убежище.
Тремя метрами ниже уровня земли он открыл еще один люк.
В тесной земляной пещере находились три человека. Два, слегка покачиваясь, лежали на подвешенных к потолку гамаках, поверх подстеленных под спины пуховых спальников. Третий на импортной альпинистской газовой горелке кипятил воду.
— Пришел?
— Пришел.
— Все спокойно?
— Все нормально.
— Чай будешь?
— Не откажусь!
— Тогда садись.
Дежурный кашевар снял с горелки котелок, бросил туда щепоть заварки. Вскрыл две банки рисовой каши с мясом. Выложил галеты и плитку шоколада.
— Однообразное у вас меню, — проворчал наблюдатель.
— Зато сытное.
— Зато поперек горла!
— Ладно, не ворчи…
Наблюдатель стал уплетать жирную мясную кашу, закусывая ее шоколадом и галетами. Честно говоря, ему было плевать что есть. Лишь бы скорее спать…
Съел. Вытер губы рукавом. После недельного пребывания в земляной норе нравы ее обитателей заметно упростились.
— А эти, на точке, сегодня медвежатину жрали. Нашу, между прочим, медвежатину.
— Какую нашу? — не сразу понял возлежащий в гамаке боец.
— Ту, которую мы позавчера им на проволоку повесили.
— Откуда ты знаешь? Может, это была тушенка?
— По запаху знаю. Они костер на улице развели и шампуры повытаскивали. А потом так мясом запахло… Натуральным. У меня аж слюнки потекли. А с запаха тушенки меня бы вырвало.
— И ты хочешь сказать, что с такого расстояния учуял?..
— Не то слово! Я же говорю — слюной захлебывался.
— Врешь!
— Чего мне врать. Ты попробуй посидеть целые сутки без крошки во рту. Еще не тому научишься. Научишься по отрыжке личного состава меню солдатской столовки различать…
— Ну да, голодный! А шоколад не в счет?
— Шоколад не в счет. Шоколад не еда — баловство…
— Хватит трепаться. Отчет давай. У меня связь через десять минут, — встрял в обычный после приема осточертевшей консервированной каши диалог недавний кашевар. Вернее сказать, кашегрей.
Вообще-то в этой земляной норе он был не повар. По основной обязанности он был шифровальщик. Приготовлением еды он баловался в виде добровольно взятой на себя нагрузки, чтобы хоть как-то скрасить время между сеансами связи. Потому что спать устал. И читать устал. И трепаться со свободной от дежурства сменой устал. И вообще находиться в этой земляной, особо строгого для него режима камере устал. До чертиков. И все потому, что по своей должности был «не выездной». Не мог он выходить на поверхность на наблюдение, не мог в охранение и даже по естественной надобности. Не мог выходить, потому что был шифровальщиком. И не должен был попасть в руки врага ни в коем случае. Живым попасть.
