Земцов снова снял трубку. Герман, обладатель трехсот шестидесяти пяти костюмов, работал молниеносно. До того, как из дежурного «уазика» пересесть на «Мерседес», он, пожалуй, такой оперативностью не отличался. Похрустывая бумажной распечаткой, он стал надиктовывать Земцову номера телефонов. Старый опер на листке бумаги помечал лишь время и дату звонка.
Когда прозвучал сороковой или пятидесятый – я уже сбился со счета, – Земцов остановил порядком уставшего Германа:
– Достаточно. Спасибо, выручил.
– Четверо моих оперов сидят в двух кабинетах. По два – в каждом. Герман мне сейчас двенадцать раз назвал номер одного из этих кабинетов. В нем у меня работают Сычев и Ковалевский. Кто-то из них двенадцать раз за этот месяц разговаривал со Ступицыным.
Чувства Земцова мне знакомы. Я испытывал точно такие же, когда два года назад узнал, что сидящий в соседнем кабинете судья Коломеев взял деньги за вынесение условного наказания шапочному грабителю. Тому молодому человеку явно не хватало денег мамы и папы, несших тяжкое бремя коммерсантов. Несмотря на то, что ему уже нечего было желать – у него все было, – захотелось своих острых ощущений. И он их испытал, будучи уже через двадцать минут задержанным операми Центрального РОВД. Но заплаканная мама вместе с адвокатом пришла к Коломееву перед самым процессом. Через пять минут вышла, а адвокат остался. Изумлению потерпевшей стороны не было предела, когда судья Коломеев зачитал приговор, очень похожий на оправдательный. Но решение судьи никто не имеет право обсуждать. И он не несет ответственности за свое волеизъявление, если не доказано, что он вынес заведомо неправосудный приговор. Однако кто обжалует его в кассационную инстанцию, если родители потерпевшей девушки не имели денег на адвоката? Хорошо, что жива осталась. А через три месяца от того же адвоката, что приходил к Коломееву с мамой злодея, я узнал правду. Есть у меня такая черта – с адвокатами я врубаю дуру и всегда улыбаюсь, как судья, назначивший пенальти. Так проще узнать правду. Вот и узнал. Цена приговора Коломеева – две тысячи долларов. Я могу приводить такие истории десятками – восемь лет ношения мантии позволяют быть свидетелем самых невероятных событий. После них остается лишь стыд и чувство русской печки, из которой уже много лет никто не выбрасывает золу…
– Я понял, почему Гурон так спокойно сдал Ступицына, – неожиданно произнес Пащенко. – Меня постоянно мучил вопрос – почему Гурон не отказывается от показаний и говорит правду?
Взоры сидящих невольно обратились в его сторону.
– Он догадался, что Ступицын рано или поздно уберет его с дороги. И первые шаги в этом направлении горе-милиционер уже сделал. Мы слушали не раскаяние Гурова. Мы стали свидетелями мести. Помните, мы приехали в ресторан? Там не было Ступицына, но Гурон спокойно нюхал героин и даже не подозревал об опасности! Информация, которую нам скинул Бармашов, исходила от Ступицына! После того, как мы взяли в оборот Леру, Ступицын засуетился. И наверняка его встреча с Бармашовым произошла раньше, чем мы нашли того. Ты заметил, Антон, как он быстро прибежал по звонку Пермякова? Ступицын через Бармашова сдал Гурона, желая стать единственным, кто мог бы сыграть игру с Виолеттой! Пока прокуратура будет «колоть» Гурона на все тяжкие, интерес к Ступицыну заметно ослабится. Этой незначительной потери внимания к его персоне Ступицыну как раз хватит, чтобы закончить начатое. Гурон это понял и сразу сдал мента-подельника. Это месть, Антон! Самая банальная месть. Вот почему во всех случаях мы не успевали, а в этом успели, да варежкой прощелкали! Ступицын убежал.
После сказанного мысль о том, что Ступицын скрывается именно в «Шалашах», а не в «аллегории», становилась более чем реальной.
– Сычев и Ковалевский… – бормотал Земцов. – Как же сейчас Ступицын поддерживает связь с кем-то из них? После вашей шутки с отделом «Р» телефон исключен. Пейджер?
– Пейджер… – Я задумчиво покрутил в руках пачку «Кэмел». – Вадим… Помнишь, мы с тобой обалдели, когда Гурон сказал: «Мы стали свидетелями вашей пирушки на берегу замерзшей реки»? И то, что они не решились устраивать на нас налет, потому что хотели обойтись меньшей кровью?
– Ну, – неопределенно буркнул Пащенко.
– Значит, они прекрасно видели, как мы с тобой закапывали под сосну две радиостанции, которые я отнял у разбойников в своей квартире! Помнишь – все утопили, а радиостанции – спрятали?! Ты еще говорил: «Не топи! Вернешься – на охоту пойдем – пригодятся?!» Никто не хочет проверить наш тайник?
Время сейчас было то же, что и в ночь пирушки. Темно, легкий ветер, свежий воздух. После нас на месте нашего бивака никто не бывал. Занесенное снегом и превращенное в сугроб костровище. Теперь я понимаю поведение моего пса. Увидеть кого-то в глубине темного леса, когда тебя постоянно ослепляет костер, для человека – неразрешимая задача. Но собаку не проведешь! Вот почему Рольф постоянно рвался в темноту и лаял! Будь он постарше да поумнее, мы бы в ту ночь увидели незабываемые кадры фильма Гайдая «Пес Барбос и необычный кросс». Эти наблюдатели не знали бы, куда бежать! Нет, Рольф не передо мной тогда «выдрепывался». Он чуял врага и предупреждал об этом.
Все стало на свои места, когда мы подошли к тайнику. Радиостанции исчезли.
– Занести сюда кого-то случайно могло только дураков, типа вас, – заметил Земцов. – Раскопки свежие. Один-два дня прошло, не больше. Скорее всего – день, потому что вчера в обед столбом падал пушистый белый снег. Да и ветерок на берегу реки – тоже немаловажный фактор. Сегодня днем дело было, клянусь.
Земцов мог не клясться. Все настолько очевидно, что продолжать тему не имело смысла. Радиостанции исчезли. Их никто не трогал до того момента, пока у Ступицына не произошел прокол с телефоном. Теперь оставалось одно. Обнаружить одну из станций у кого-то из тех, кто сидел в кабинете РУБОП. Сычев и Ковалевский…
В любом случае станция всегда находится при фигуранте. Кто знает, в какой момент она может пригодиться? Это первое. Второе – ее нужно постоянно прятать, иначе возникнет вполне резонный вопрос: «Откуда она у тебя?». Резонный, потому что РУБОП оснащен станциями типа «Alcatel», а изъятые мною аппараты – «дальнобойные» «Kenwood». Ну и, наконец, третье. Радиостанция пока не установленного опера работает только на передачу. Было бы смешно смотреть, как в момент поимки Ступицына она заговорила бы голосом самого Ступицына.
Однако мысль о радиостанциях – не более, чем версия. Пока не доказано иное. Средства связи из тайника в лесу могли стащить рыбаки или любопытные пацаны, которых всегда заносит туда, куда не нужно. А связь со Ступицыным оперативник поддерживает другим способом. Тем не менее раз есть версия, долг каждого – ее отработать. Хотя бы для того, чтобы потом не мучиться от неловкости за то, что ситуацию можно было исправить, да помешала самоуверенность.
Так кто? Сычев или Ковалевский?
Земцов снял трубку.
– Сычев, зайди ко мне.
Саша мог хотя бы предупредить, что делает.
В кабинет просунулся конопатый паренек лет двадцати трех.
– Надежда моя, – представил Земцов. – И смена. Вот что, Игорек… Помнишь тот день, когда мы в ресторане «Садко» Гурона брали? Что тебе там показалось странным?
В остроте ума Земцова и его способности провоцировать ситуацию сомневаться не приходилось. Но все же, что он делает?
– Странным? – Сычев задумался. – Да ничего особенного. Если только…
– Что? – равнодушно глядя в стену, поторопил его начальник отдела.
– Их в кабинете было трое, а порошок был разделен на четыре порции.
– Пять баллов. – Так Земцов рецензировал ответ.
А ведь я на это даже не обратил внимания! Я лишь отметил тот факт, что Гурон свою дозу уже принял! Только непонятно, к чему подводит Земцов. Ступицын что, принимает наркотики, что ли?
– А в каком единственном случае наркоман не придет за дозой? – продолжал старый оперативник, теперь уже внимательно наблюдая за Сычевым.
– В том случае, если ему там будет угрожать опасность. То есть в том случае, если он об этом предупрежден.
Опер ясными голубыми глазами смотрел на начальника и ничего не понимал. Это было понятно по тому, как он беспомощно хлопает ресницами. И тут я понял, что делает Земцов. Никаких сложных комбинаций или расставления капканов для поимки предателя! Если ты на протяжении двадцати лет работаешь в сыске, то совершенно неважно, какие ты задаешь вопросы. Важно то, как на них отвечает человек. Когда он знает, что у него рыло в пуху и в любой момент он может понести за это наказание, виновный выдаст себя и изменением голоса, и нестандартным для себя поведением, и движением рук. Главное – увидеть это. Земцов встал и погладил усы.
– Игорь, мне тяжело об этом говорить, но ты должен сейчас раздеться. Если я окажусь неправ, на что и надеюсь, то принесу тебе свои извинения.
