«Ты тоже только тень» – сказал Дракон в бреду.
– Ты тоже только тень, – сказал Дракон перед смертью.
Перед своей смертью.
Шатов не останавливаясь прошел мимо «волги» на самом краю оврага.
Он знал только одну дорогу отсюда. Только одну, мимо дома.
– Ты тоже моя тень, – сказал Дракон, догоняя Шатова.
Шатов не оглянулся.
– Дерьмовая жизнь, – сказал Вася, невесомо коснувшись плеча Шатова.
– Я вернусь, – сказал Дракон и превратился в легкий порыв ветра.
– Только в кошмаре, – упрямо повторил Шатов.
– Он вернется, – сказал майор Ямпольский.
– Он остался в тебе, – сказала Воеводина, которую Шатов видел только на фотографии.
– Он и был в тебе всегда, – прошептали голоса из-за спины Шатова. – И будет в тебе… Всегда.
Шатов не отвечал. У него не было сил на споры с умершими. У него были силы только на то, чтобы дышать и чтобы идти. И чтобы смотреть себе под ноги и удерживать равновесие.
Воздух с трудом, с неохотой расступался перед Шатовым.
Фонарь над крыльцом все еще горел. Дверь была открыта. А в доме – горит камин. И сейчас на крыльцо выйдет Арсений Ильич. Он выйдет на крыльцо, потому, что ничего не изменилось, потому что это его мир… Его… Ты можешь протыкать его тени сколько угодно, Шатов. Ты можешь сбрасывать их в болото и слышать, как они захлебываются. Но ты не сможешь его убить.
Ты не сможешь его убить.
Ты не сможешь…
Кто-то вышел на крыльцо, и Шатов покачнулся. Нет, не может быть… Все напрасно? Все?
Шатов поднял руки, скованные наручниками, и, растопырив пальцы, шагнул навстречу. В горло. Он может теперь только попытаться вцепиться в горло. Из последних сил сжать его…
– Шатов, – человек легко сбежал по ступенькам и бросился к Шатову, – держись.
Кто это? Руки опустились. Деревья качнулись, отбрасывая небо в недосягаемую высоту.
– Укол, – крикнул кто-то рядом, – быстро.
– Укол, – прошептал Шатов.
– Быстрее!
– Быстрее, – согласился Шатов.
Запахло чем-то резким… Спиртом?
Потом упругая волна вдруг качнула Шатова изнутри, заполняя его тело и мозг, вытесняя боль и усталость. И отчаяние.
– Шатов, ты меня слышишь?
– Слышу, – ответил Шатов.
– Можешь встать? Ты должен встать.
– Встать? – удивился Шатов. – Я могу… Встать.
Кто-то поддержал Шатова по руку. Наручников уже нет, удивился Шатов. Сняли.
– Ты меня помнишь?
– Тебя? – Шатов протянул руку к лицу человека, коснулся его лба. – Ты Хорунжий. Михаил Хорунжий. А где твой начальник?
– Нам нужно идти, – сказал Хорунжий, – пока укол действует. По тропинке машина не пройдет. Нужно идти к просеке.
– К просеке, – кивнул Шатов.
Все было нереальным. Абсолютно все. И этот Хорунжий… Хорунжий?
– Ты откуда здесь, Хорунжий?
– Где Арсений Ильич?
– В болоте. А ты откуда, Хорунжий? – повторил свой вопрос Шатов. – Следил за мной? За мной все следили… и Ямпольский, и Митяй, и Рыков, и эти… Только Васильев за мной не следил… Вот он – точно не следил.
А все остальные… Они умерли. Даже дракон умер. Утонул. А остальные…
– Там, по дороге, машина. В ней все… – Шатову вдруг показалось все это очень смешным, – в двадцать первой «волге». А хозяин ее – в болоте. Там, в овраге. Вы найдете… Там будто гигантский червяк полз…
– Пойдем, – позвал Хорунжий.
– Пойдем, – легко согласился Шатов. – Куда?
– К просеке. Там машина.
– Машина, – кивнул Шатов. – Я все время езжу на машинах. Я очень был занят последнее время…
– Я понимаю, понимаю…
Его вели куда-то сквозь лес, он что-то спрашивал, ему что-то отвечали. Он рассказывал им, что нож из горла Гриши Пащенко было вынуть очень легко. Очень легко. А Дракон – утонул. Он оступился и утонул в тумане. А туман превратился в болото. А еще мертвые сказали Шатову, что дракон остался внутри него…
Правда, глупость?
… Боль вернулась в машине, на выезде из леса. Тряхнуло на колдобине, и Шатов застонал.
– Еще укол? – спросил кто-то с переднего сидения.
– Нет, не нужно, – попросил Шатов.
Рядом с ним сидел Хорунжий.
– Ты здесь откуда? – спросил Шатов.
– Пришел за тобой.
– Следил… – протянул Шатов. – И как вы друг другу не мешали?
– Ты о Ямпольском?
– О нем. В доме осталась видеокассета… Там майор все объясняет. Перед смертью.
– Мы слышали, – Хорунжий протянул руку к Шатову и осторожно извлек из-под воротника что-то, похожее на булавку. – Мы слышали.
– Жучок? – спросил Шатов.
– Он самый.
– Когда успели? А, в машине… И уснул я тогда…
– Десять минут здорового сна. Без вредных последствий.
– Нашли своего дракона? Теперь уголовники могут спать спокойно? – Шатов с трудом отогнал темную пелену с глаз.
– Нашли. Мы только тебя потеряли в тумане. Вначале отстали в лесу под дождем. А потом вышли к дому через несколько минут после вашего отъезда. Но все слышали.
– Все слышали… А что… вы… хотели услышать? Услышали?
– Почти.
– А нельзя было его взять и просто вытрясти… – Шатов почувствовал, что проваливается, и вскинул голову.
– Нельзя.
– В загадки играете, – улыбнулся Шатов.
– Можно сказать и так. Он точно утонул?
– Дракон? Дракон упал в болото. Он говорил, что… Что это надежное болото, – Шатов перестал сопротивляться и темнота, словно вода, захлестнула его.
…Ему больно. Но не это мучает сильнее всего. Стыд. Стыд обжигает мозг и колотит в сердце. И стыд этот придется терпеть, затаить, пока не вернется ясность мышления, пока не зарубцуются раны. Терпеть. Ему, не привыкшему к этому. Стыдно.
Но он отомстит. Он отомстит. Он растопчет того, кто… Он отомстит. Это еще не конец…
– Я отомщу, – сказал Шатов.
– Что? – не понял Хорунжий.
– Ничего, приснилось что-то…
– Может, мы тебе еще укольчик вгоним?
– Такой как тот, первый?
– Нет, тот больше нельзя. Только в крайнем случае, понимаешь.
– Понимаю, – кивнул Шатов.
Хорунжий, наклонившись к водителю, что-то тихо сказал.
Водитель кивнул.
– Куда едем? – спросил Шатов. – В клинику?
– Была такая мысль.
– На хрен.
– Вот и я также подумал, – согласился Хорунжий.
– Слышь, как тебя по имени? Забыл…
– Михаил.
– А меня Жека.
– Очень приятно.
– Ага. Миша, у меня проблемы, – Шатов потрогал губы, – я очень красив?
– Аполлон.
– А ведь поначалу мне лицо берегли, – пожаловался Шатов.
– Бывает… В чем проблема?
– Проблема, – Шатов нахмурился, – а, вспомнил. Я пока по городу шлялся, успел в несколько неприятностей вскочить… Могут…
– Не могут, – твердо сказал Хорунжий, – у тебя теперь должников полный город. Скажи, что именно.
У него теперь полный город должников. Семьи убитых? Нет, ерунда. Этому Мише на семьи убитых наплевать. Он думает о том, что теперь все дела можно закрыть. Все дела о бумажном драконе.
– Там возле дома Каневецкого… Ну, тоже по бумажному дракону… – Шатов говорил медленно, выталкивая слова с видимым усилием.
– Найдем.
– Там в кустах – убитый. Старший лейтенант милиции Григорий Пащенко. Его убили этой ночью. Кто-то из оперативно-поискового отдела. Найдете?
– Найдем.
– Хорошо. Еще…
– О двоих бомжах возле набережной мы слышали.
– Как? – Шатов удивился, потом вспомнил. – Вы же мне жучка прицепили… Слушай, а ведь это дорогая штука.
– Это точно, – кивнул Хорунжий.
– Сколько?
– Что-то около двадцати тысяч. Баксов.
– Ни хрена себе, – восхитился Шатов, – а если бы меня успели сунуть в болото?
– Потеряли бы двадцать штук, – спокойно сказал Хорунжий.
– Крутые вы уголовники…
– А кто сказал, что мы уголовники?
– Никто, – согласился Шатов. – Но не менты.
– Не менты, – подтвердил серьезно Хорунжий, а водитель засмеялся.
– Но и не чекисты?
– Скорее нет, чем да.
– Какие-то вы хитрые, – осуждающе покачал головой Шатов.
– Какие есть. А тебе очень плохо?
– Мне? Честно? Очень. Ой, ребята, как мне хреново.
– Давай-ка мы тебе еще укольчик влепим, смесь номер пять. Тебе не помешает.
Шатов отстраненно смотрел, как сгиб локтя его руки протирают ваткой, как выдавливают из шприца воздух, потом игла входит в плоть.
– А я так наркоманом не стану? – спросил Шатов, закрыв глаза.
– Даже если захочешь.
– Хорошо. Еще мне сказали, что разыскивали по делу избиения охранника в нашей редакции. Макса… Я вам потом объясню, можно?
– Можно.
– Завтра?
– Когда придешь в себя.
– Когда приду в себя…
– Правильно. Мы тебе сегодня через пару часов врача пришлем, чтобы посмотрел.
– Ему будет на что посмотреть, – пообещал Шатов.
Что-то он еще забыл. Что-то забыл… Укол начал действовать, боль не исчезла, Шатов чувствовал ее, но она… Она была, но… не болела, что ли. Шатов ощущал не боль, а только ее присутствие.
– Куда мы едем? – еще раз спросил Шатов.
– А есть пожелания?
