Стивен Хантер - Мёртвый ноль

Крузу было нечего ответить на этот безумный шквал.

— Смотри на меня! Смотри на меня! — вдруг заорал Богьер, и Круз поднял свой взгляд, чтобы встретить его.

— Знаешь что, парень? Легко умереть за что-то, во что ты веришь. Я видел это десять тысяч раз, и это неудивительно. А знаешь, что трудно? Вот что трудно: умереть за то, во что не веришь. Самураи это знали. Они умирали за хозяина, который был ссыкливым, продажным, порочным и жалким. Но они всё равно умирали. Такое у них было понятие. И, скажу я тебе, это было дохера сложнее, чем показывать настрой, который ты зовёшь патриотизмом.

Глаза Богьера сверлили его.

— Вот наши понятия, мудак. Пусть небо на землю упадёт, пусть столпы земные развалятся, но мы следуем нашему зову наёмников- берём свою плату и умираем.

Он улыбнулся, поднял SIG к своей голове и, счастливый, выстрелил себе в голову.

Сперва, свернув с целой кучи трасс, освещённых оранжевыми фонарями, которые все вместе назывались «объездная», они ничего не разглядели. Деревья с обоих сторон дороги, крутые набережные, смутный свет фонарей, дома, цивилизация за ограждением дороги, летящее движение, всё ещё плотное. Билал вёл машину осторожно, так напряжённо, что едва терпел- так близко, так скоро…

Но затем деревья пропали в темноте, слева показалась река, а за ней лежал похожий на театральную декорацию город.

вид на ночной Вашингтон

— Это не Париж, — сказал Халид. — Когда я в первый раз увидел Париж- о, вот это был вид! Но тут тоже красиво. Такое белое всё.

Город раскинулся за рекой, и два источника отражённого света помогали ему сиять: река внизу и низкие облака сверху.

-Пфф, — хмыкнул Файсаль, — это просто город. Ничего волшебного. Знаешь его название или нет- просто очередной город с памятниками, более красивый ночью в своём свете нежели днём, который раскрывает его безвкусие… Они что, ждут нас? Смотрите!

Он указал. Действительно, что-то случилось. Впереди был высокий арочный мост, пересекающий реку, а за ним слева по горизонту можно было разглядеть два шпиля и несколько готических зданий, над которыми- или чуть позади них- кружился рой вертолётов, безумие прожекторов пронзало тьму, а на земле виднелось прерываемое застройкой лабиринта улиц скопление большого числа полицейских огней, мелькавших красным и синим с огромной скоростью.

— Какой-то фестиваль? — предположил Халид.

— Нет, только не с таким количеством полиции, — ответил Билал из-за руля. — Скорее, какая-то гражданская катастрофа: пожар, преступление, что-то обычное в таком духе.

— Надеюсь, никто не пострадал, — сказал Халид.

— Что ты за дурак? — отозвался Файсаль. — Эти люди бомбят твою страну, убивают твою родню, оккупируют и оскверняют твои святые места, они неверные, отбросы без души, а ты всё ещё слёзы утираешь по ним, горящим в огне разврата.

— Именно эти люди моей страны не бомбили. И я не плачу. Но я разделяю боль любой потери. Потеря есть потеря, она опустошает и сбивает с ног- неважно, какой веры тот, кто её несёт. Тебе следовало бы знать это, Файсаль, хоть ты никогда и не проявлял сочувствия. Ты слишком нарцисстичен…

— Нарцисстичен? Нарцисстичен? Я ли провожу каждое утро, укладывая три своих оставшихся волоса туда и сюда? Я ли тайком гляжусь в каждое зеркало, окно, любую отполированную поверхность в Америке? У меня ли составлен словарь чарующих взглядов, почерпнутых из порочных западных фильмов? Халид, выдай-ка нам «слегка сердитый, но втайне довольный», а?

— Ты видел один или два западных фильма. И ты жаждешь той плоти, которая там показана столь откровенно. Я вижу твои выцветшие глаза на старом лице, когда они преследуют шестнадцатилетнюю девчонку в шортах и майке. Вижу, как ты скрываешь эрекцию и надеешься, что никто не заметит. Нам везёт, что нас ещё не арестовали из-за тебя…

— Заткнитесь, — взревел Билал. — Молчите! Надоели ваши постоянные перепалки, всё время в Америке вы только и ругаетесь! Вы даже и Америки-то не заметили, только если мороженое видели.

— Это он, старый бздун, который одержим мороженым.

— Ну, я зато в зеркала не глазею и в сердце своём верен исламу.

— Перестаньте! — ещё громче крикнул Билал, заметивший, что от волнения превысил скорость. Он бросил нервный взгляд по зеркалам в поисках вирджинской полиции, но ничего не увидел и с облегчением вернулся к разрешённой скорости.

— Молчите. Думайте о том, что вы собрались уничтожить, пройдя весь этот путь. Смотрите на свою судьбу. Свыкнитесь с неизбежным, восславьте господа, слушайтесь писания. И заткнитесь к хуям.

На другом берегу реки слева рос серебряно-белый город. Он выглядел как Рим в кино. Мраморные храмы, колонны, толстые как старые дубы, плоские крыши, всё это было залито светом, гениально игравшим в тенях и блестящих поверхностях, всё тонуло в пышности, подобно висячим садам из древности. Всё мигало и посверкивало, отражаясь в широкой, блестящей поверхности реки, предлагая все свои лучшие виды разом: центр Кеннеди, мемориал Линкольна, высокую иглу монумента Вашингтона, мелькающий за деревьями пятном белого величия президентский особняк и, наконец, огромный купол с флагом, трепещущим в ночном воздухе, сигналящим всему миру своим сине-бело-красным цветом в то время как его сворачивало и разворачивало порывами ветра.

Капитолий ночью

— Ты видишь гниение, упадок, богохульство? — спросил Халид.

— Конечно, нет. Они прячут всё это. Их внутренняя гниль угрожает нашему миру. Но- да, они умеют делать шоу. Это красивая столица, я говорю вам это, но эта красота выражает не любовь, а силу, не мир, а войну и жажду уничтожения. В этом достоинстве и красоте я вижу наш рок- если мы не уничтожим их первыми. В действительности это величие вдохновляет меня сделать то, что я должен сделать, а не нашёптывает сомнений.

Халид вздохнул.

— Кто бы знал, что старый пердун с похотливыми глазками, оказывается, поэт? Да, Файсаль, я тоже это вижу. Я вижу и чувствую даже во сне потребность уничтожить это всё.

На этом и только на этом они согласились.

-Никакого допроса. Вот почему он так поступил, — сказал Боб. — Он сказал: «моих боссов вы не получите. Через меня вы до них не доберётесь»- и поступил так, как полагается по кодексу наёмников, по которому жить куда как труднее, чем по кодексу снайпера морской пехоты- так он сказал. Круз оказался более смелым, чем он.

— Круз — настоящий на все сто процентов. Без сомнений. — добавила Окада. — Настоящий Суэггер.

— Он куда как более настоящий, чем я, — ответил Суэггер. — Он не совершил ошибки, став старым.

— Но я совершу, — сказал Круз.

— Я благодарна тебе, Боб, — продолжила Окада, — что не бросился в подозрения о том, что этими анонимными боссами было Агентство.

— Просто понял, как остаться на твоей стороне. Может быть, это и не Агентство. Но это кто-то с достаточной властью для того, чтобы делать дела и скрываться от последствий. Это снайперы, по которым не выстрелишь в ответ. Хотел б я добраться до этих ублюдков.

— Может, этой ночью доберёмся.

— Если не сейчас- то завтра, — сказал Боб.

— Суэггер всегда добирается до своих людей- заметил Ник.

Все они собрались около «Эксплорера» наёмников, который они использовали на своём задании. Он был расстрелян в хлам, без единого целого окна, двери или детали кузова, на спущенных колёсах, в луже вытекших жидкостей и был усыпан осколками стекла.

— Напоминает последнюю поездку Бонни и Клайда, — заметил кто-то. — И гляньте-ка, что тут есть. Те же пожитки. Вот что у них было.

Команда, работающая с уликами, быстро сфотографировала и повесила метки на добычу: «Барретт».50, винтовка М107 с прицелом «Шмидт-Бендера», четыре 9мм полуавтоматических пистолета, одна «Сако» TRG-42, болтовая винтовка калибра.338 Магнум с десятикратным тактическим прицелом и глушителем «ГемТек», два карабина М4 с коллиматорами «Эотек», как минимум пять тысяч патронов разных типов, наблюдательная труба «Шмидт-Бендер», двухдиапазонный прибор ночного видения, мини-рации «Моторола», мобильники, полдюжины фонариков «SureFire», йогурт, жевательная резинка, лекарства, амфетамин….

— Мистер Мемфис, — сказал Круз, — я не хотел бы лезть в ваши дела и всё такое, но я не вижу тут никакой срочности. Мы просто стоим кругом и забавляемся насчёт всего того, что было у этих парней. Но что это всё нам говорит? Это всё самое лучшее, добро верхней планки. Морская пехота хуже упакована. И, даже несмотря на то, что от визита Зарзи осталось совсем немного, кто бы это ни был, кто их послал, всё же рассчитывал на тренированных людей с самым лучшим оборудованием, потому что он не был уверен в том, что ФБР и Секретная служба с этим справятся. Я считаю, что всё указывает на то, что ещё должно произойти что-нибудь, и эти парни должны были предотвратить это, даже если от них кто-то один оставался бы. Так что время идёт, и никого это не заботит.