От боли Андрей сразу же потерял сознание и повис на железном крюке, как мешок.
– Ну вот, а ты не хочешь разговаривать. Я тебе сейчас отобью все хозяйство. Мошонка у тебя распухнет, станет большая, как вздутый футбольный мяч. И станешь ты ходить, поддерживая ее руками.
– Андрей скрежетал зубами и стонал.
– Что, не нравится когда бьют? А мне не нравится, что ты молчишь. Козел! Урод! Ублюдок! Хер поганый! – почти завизжал, выходя из себя Стас, и принялся молотить кулаками Андрея Подберезского в грудь и живот.
Он это делал с остервенением и невероятной злостью. Подберезский опять потерял сознание, и на него вылили еще ведро воды.
– Ну что, ты отошел?
Кровь хлынула изо рта Андрея Подберезского, и он, открыв глаза, увидел перед собой искаженное злобой небритое существо.
– Ублюдок! – Андрей попытался плюнуть в рожу бандита, но чуть не захлебнулся – подавился кровью и слюной.
– Ты видишь.., как тебе? – сказал Стас, вытирая кулак носовым платком. – У меня даже рука заболела, а ведь я только еще начал. Ты знаешь, как в гестапо пытали? Так вот гестапо, приятель, это сущая херня по сравнению с тем, как тебя стану мучить и пытать я. Так что.., ты все скажешь. Это только начало, дальше пойдет веселее. Терпи, не терпи – все равно не поможет. Жаль, нельзя тебя подсмолить. А я люблю запах горелого мяса, ух, как люблю! – и Стас вцепился в горло Андрея Подберезского, принялся душить, тряся почти безжизненное тело. – Я из тебя, шакал, гад поганый, душу вытрясу! Ты мне все скажешь, все! – скрежетал зубами Стас.
Второму бандиту стало явно не по себе от такого зрелища, и он поднялся из-за стола.
– А ты куда? – рявкнул Стас. – Сиди и смотри! Что, не нравится?
– Стас, я потом зайду.
– Сиди и смотри!
– Ладно, ладно, – кивнул головой второй бандит и опустился на стул. Но, чтобы не слышать стонов, он закрыл уши руками.
– Ну ты, мужик, и крепок! – даже с каким-то восхищением и завистью произнес бандит. – А вот сейчас я поступлю так, как делают на зоне. Я вставлю тебе в уши спички и буду медленно давить на них ладонями. И тогда у тебя откроется рот, тогда вывалится твой язык. Дай спички! – закричал Стас на своего помощника.
– Да их у меня нет! – сказал тот, хотя спички у него были.
– Дай!
– Стас, нету!
– Иди принеси, сбегай!
Это была коротенькая передышка.
– Комбат, Комбат, где ты… – шептал Андрей.
– Что ты там бормочешь? – подставив ухо к потрескавшимся синим губам Андрея, спросил Стас. – Кого ты зовешь – мамочку?
Мамочка тебе не поможет.
Андрей собрал последние силы и плюнул кровью прямо в ухо Стаса.
– Ах ты козел! Ах ты пидар гнойный! – резко развернувшись. Стас заехал кулаком в лицо Андрея.
Тот дернулся, ноги подкосились и он опять повис. Из разбитого носа хлынула кровь.
И уже скоро возле его ног лужа воды смешалась с густой темной кровью.
Под колпаком на потолке горела лампочка, Андрей уже потерял счет времени. Он не знал, день сейчас или ночь, не знал, сколько времени болтается здесь на железном крюке, лишь видел, как входят и выходят бандиты в камуфляжных куртках, видел перед собой искаженное злобой небритое лицо Стаса, видел его бесцветные глаза, а затем терял сознание. Его били, мучили, но он уже даже перестал ощущать боль.
Ему стало настолько плохо, что единственной мыслью, которая иногда короткой вспышкой появлялась у него в голове была мысль о смерти.
«Быстрее бы я сдох, быстрее бы это мучение кончилось!»
Дважды звонил Гапон и грязно матерясь в трубку, пытался узнать, что за люди захватили его машину, откуда они и кто их прислал.
Но Стас неизменно отвечал:
– Матвей Гаврилович, я делал все. Он молчит как немой.
А Гапон кричал:
– Стас, я тебя урою, я тебя выгоню! Какого хрена я тебе деньги плачу, если ты простую работу не можешь делать!
Хотя в душе Супонев знал наверняка, что Стас сделал все, чтобы вытянуть информацию из пойманного.
– Может убить его, а, Матвей Гаврилович?
– Погоди убивать, может, и заговорит.
И еще, Стас, приставь человека к Иваницкому и скажи, чтобы он от полковника не отходил ни на шаг.
– А что такое? – спросил Стас.
– Не твоего ума дело. Выполняй. И пусть даже на очко ходит за полковником. Полковник мне нужен. Не дай бог он дернет!
– Понял. Поставлю двух людей.
– Вот и сделай это.
К Иваницкому было приставлено два человека, полковник понял, что он попался и теперь Гапон его не отпустит. И скорее всего, дела обстоят наихудшим образом, если Гапон не доверяет даже ему – человеку, который хранил и отпускал спирт. Оружия у полковника с собой не было, табельный пистолет лежал в кабинете, в сейфе. Но туда надо было еще добраться. Полковник Иваницкий понимал: стоит ему сделать неосторожное движение, как он тоже окажется в складе, привязанным к железному крюку. Его рубашка с коротким рукавом была мокрая от холодного липкого пота.
Время от времени полковника подташнивало, и он жадно хлебал воду. Два охранника ходили за ним буквально по пятам. Даже когда Иваницкий хотел закрыться в туалете, один подошел, открыл дверь и сказал:
– Не стесняйся, полковник, мы люди свои.
У тебя от нас секретов нет.
– Да что это такое! – возмутился Иваницкий.
– Молчи, понял! – показывая пистолет, проговорил один из охранников. – Если дернешься, будь уверен, я не промахнусь.
У Иваницкого начался понос от страха за свою шкуру и от осознания того, в какую гнусную ситуацию он попал. Вернее, какой гнусной стала еще несколько дней тому назад такая хорошая жизнь.
Когда Комбат вернулся в район полигона и оказался на том месте, где оставил Подберезского и двух пленников, он сразу же понял, что здесь произошло, и решил не дожидаться Бахрушина, который должен был выйти на министра внутренних дел и с его людьми появиться на полигоне, чтобы взять бандитов с поличным. Он решил действовать, понимая, что времени у него совсем немного, а может быть, и вообще нет. Вполне могло оказаться, что его друг уже мертв.
– Ну, тогда я вам устрою! Тогда вы у меня узнаете! – пробормотал Комбат, прикусывая нижнюю губу.
Желваки заходили на его скуластом лице, а руки сами сжались в кулаки. Но действовать наобум было опасно.
Он забрался на холм и уже без бинокля принялся наблюдать за полигоном, за той его частью, где находились склады. Он увидел полковника Иваницкого с двумя людьми и по их виду, по тому, как они ходили, понял, что это не военные, а скорее всего, штатские. И камуфляж на их плечах смотрится каким-то дурацким маскарадом.
Он увидел джип и «рафик», стоящие у ворот подземного склада, по бумагам затопленного грунтовыми водами, и он даже догадался, что те двое, сопровождающие полковника Иваницкого, скорее всего, его же и охраняют. Вернее, даже не охраняют, а стерегут, боясь, что полковник Иваницкий может удрать.
Иваницкий ходил, понурив голову, втянув ее в плечи. А вот его сопровождающие чувствовали себя на полигоне хозяевами.
«Это, наверное, люди Супонева, – решил Комбат, и его рука даже помимо его воли, не получив приказание, потянулась к рукоятке пистолета. – А где же Андрюха? Где?» – думал Комбат.
Но затем решил, что если бандиты крутятся возле якобы затопленного склада, то скорее всего, Андрей там. И Комбат вспомнил, как уже однажды выручил Подберезского, отбил его у душманов, когда те вели его, чтобы расстрелять.
– Ничего, ничего, Андрюха, – бормотал Комбат, – если ты жив, то держись. Продержись еще часок! Я тебя не оставлю. Сам сдохну, сам погибну, но тебя, друг ты мой, спасу.
И за каждую каплю твоей крови они заплатят жизнями!
И хотя Борис Рублев был в ярости, но рассуждал спокойно, не давая чувствам заглушить разум.
– На склад… Мне надо попасть на склад, – шептал он.
«Но как туда влезть? Как? Вход охраняется. Скорее бы стемнело, ночью действовать сподручнее. Ведь они меня не ждут. Не мог Андрей сказать им, что я вернусь!»
Комбат со злостью и ненавистью смотрел на красный диск солнца, который, казалось, застыл на месте и не движется.
– Ползи же, ползи! – бормотал Комбат, стуча кулаком по земле. – Ползи скорее, я тебя прошу! Там мой друг, мне надо туда. Ну же!
Ну же! – словно своими словами, своими чувствами и желаниями Рублев двигал солнечный диск, заталкивал его за горизонт.
Одновременно с темнотой на полигон опускался густой туман.
«Это мне на руку, это хорошо. Туман, дым – все это здорово. Были бы дымовые шашки, я бы им сейчас устроил! Совсем не готов. Да делать нечего. У меня есть пистолет, есть нож, есть план. И чего бы мне ни стоило, я до них доберусь. Я спасу тебя, Андрюха, если ты жив!»
Борис Рублев был удивительным человеком. Если бы Подберезский был мертв, Комбат почувствовал бы это. Но чувства, что Подберезский мертв, у Комбата не было.
«Держись, Андрюха, держись… Я тебя не оставлю, и ты это знаешь. Надо продержаться, надо, браток. Продержись!»
