Вертолет заходил то слева, то справа, пытаясь высмотреть сквозь густую листву крышу преследуемого автомобиля. Наверняка тот, кто следил сейчас за перемещениями светящейся точки на экране, никак не мог взять в толк, каким образом машине удается столь резво продвигаться по абсолютному бездорожью, но чуткий прибор свидетельствовал именно об этом. Путешествуй Громов пешком, его выдала бы скорость. Однако велосипед лавировал между стволами и кустами достаточно прытко, тем более что сразу за подлеском начался сосновый бор, обеспечивающий и хороший обзор, и приличную маневренность. Мелькающий в просветах вертолет то зависал над деревьями, то рыскал из стороны в сторону, но цель по-прежнему оставалась для него невидимой, а значит, пока неуязвимой.
Заметив открывшуюся впереди прогалину, Громов притормозил. Это была опушка леса. Здесь луг клином врезался в чащу, вынудив сосны раздаться в стороны. Несмотря на пасмурную погоду, над цветистым пространством вилось множество бабочек и пчел. Удобнее всего было обойти прогалину слева. Уж слишком широкой она была для того, чтобы надеяться пересечь ее незамеченным. Плюс трава по пояс. Продираться сквозь нее пришлось бы чересчур долго. Если бы Громов не привстал над седлом, чтобы налечь на педали всем своим весом, он так и проехал бы мимо. Но мелькнувшая на прогалине крыша автомобиля заставила его выругаться и нажать на тормоз. Крыша была молочно-белой, совсем не того холодного оттенка, в который была окрашена громовская «семерка». Однако подобные нюансы мало что значат для тех, кто взирает на происходящее свысока, на скорости да еще сквозь прицельную рамку.
Предчувствуя беду, Громов спрыгнул с велосипеда и бросился через поляну к автомобилю. На молитвы времени не было, да и вряд ли они могли помочь незнакомым людям в том случае, если они сейчас мирно закусывали подле своей машины. Поэтому Громов просто заорал на бегу:
– Эй! Э-э-эй!
Спугнутая мошкара сыпанула во все стороны, но настоящий переполох на поляне начался с появлением вертолета. Сначала земля завибрировала от его низкого рокота. Потом, вздымая смерчи из лепестков, листьев и попавших в струю бабочек, темно-зеленая махина прошлась над открытой местностью, гоня упругие волны по травяному покрову. И Громов, и белый автомобиль просматривались сверху как на ладони, но инерция унесла вертолет дальше. Прежде чем воспользоваться удачей, он должен был развернуться, приготовить пулемет к бою и только тогда методично расстрелять всех, кто на свою беду оказался на поляне.
На шум из травы поднялся бородатый мужчина в очках. Вообще-то зелень скрывала его по пояс, но почему-то Громов сразу понял, что, кроме подвешенного на шее фотоаппарата, на бородаче ничего нет. Что касается его спутницы, вскочившей на ноги с проворством потревоженного суслика, то она в этом безлюдном местечке обходилась даже без такой сомнительной детали туалета.
– Вадим, Вадим! – заверещала она, опять окунувшись в зелень по самую макушку. – Там чужой! Скажи ему!
– Какого черта?! – напрягся ее спутник, схватившись за свой фотоаппарат с таким грозным видом, словно он был заряжен не пленкой, а разрывными патронами.
– Убирайтесь отсюда! – Громов с отчаянием махнул на бегу рукой. – В лес! Живее в лес!
За его спиной уже нарастало оглушительное стрекотание. Все происходило замедленно, как в страшном сне. Бородач, вместо того чтобы последовать призыву, попятился к своим «Жигулям». То ли одежда парочки там хранилась, то ли он решил, что удирать будет сподручнее на четырех колесах.
Этого Громов так никогда и не узнал. Ощутив затылком ветер, нагоняемый приближающимися лопастями вертолета, он ничком упал в высокую траву и тут же услышал трескучую дробь, прокатившуюся эхом по всей округе. Это заговорил пулемет. Перекрикивать его было поздно. И бессмысленно.
Как только днище вертолета проплыло над Громовым, он вскочил на ноги и успел увидеть, как вздрагивает и раскачивается машина под обрушившимся на нее крупнокалиберным градом. Казалось, ее лупят со всех сторон стальными прутами невидимые исполины. Хотя автомобиль был развернут к вертолету боком, затяжная очередь проволокла его по траве не меньше метра, прежде чем он выпал из сектора обстрела.
Бородач, на свою беду, успел добраться до машины. Сам он исчез, а дверца, у которой его застигли пули, была вмята внутрь салона и обильно залита красным. Казалось, кровь струится прямо из пулевых пробоин.
Притаившуюся в траве девушку смерть обошла стороной, но вместо того чтобы уползать подальше от страшного места, она, совершенно потеряв голову, бежала по лужайке да еще и голосила, словно желая обратить на себя внимание. Не выпуская из виду неспешно разворачивающийся над верхушками сосен вертолет, Громов бросился беглянке наперерез. Это был инстинктивный и абсолютно бессмысленный порыв. Спасти незнакомку надежды почти не было, зато шансов подставиться под очередь самому – хоть отбавляй. Тем не менее Громов спешил ей на выручку, потому что некому было сделать это за него.
Он успел подивиться тому, насколько нелепо может выглядеть бегущая голая женщина, когда зависший над деревьями вертолет плавно заскользил по нисходящей дуге. Он надвигался на своих жертв уверенно и неотвратимо, как стихийное бедствие. Его обтекаемая прозрачная кабина напоминала рыло доисторического чудовища, остановить которое человеку не по силам.
И все же Громов выхватил из-за пояса револьвер и открыл огонь, направив ствол в смутно угадывающуюся за стеклом фигуру пилота. Он почти не слышал звук своих выстрелов – голос «смита-вессона» утонул в приближающемся рокоте двигателей. Но еще до того, как затараторил пулемет, стало ясно, что револьверные пули если и не достигли цели, то прошли от нее достаточно близко.
Поспешно взмывшая морда вертолета не позволила пулеметчику хладнокровно изрешетить Громова на подлете. Выпущенная очередь пронеслась значительно выше, сбивая хвою и ошметки коры с сосновых стволов. И пока пилот выравнивал машину, мощный винт унес ее слишком далеко. Выигранные секунды ушли на то, чтобы настичь беглянку и в прыжке толкнуть ее в спину, вынуждая растянуться на животе прямо посреди зарослей чертополоха. А потом Громову осталось лишь лежать и смотреть, как крупнокалиберные пули выворачивают вокруг него и нее пласты сухой земли вперемешку с пучками травяных вершков и корешков.
Выплюнув вслед унесшемуся дальше вертолету набившуюся в рот дрянь, Громов с тупым изумлением обнаружил, что одна пулевая отметина, похожая на осыпавшуюся нору ящерицы, находится прямо между его рукой и бедром женщины. И то и другое было обильно припорошено пылью. А куст, в который Громов почти упирался головой, выглядел совершенно измочаленным.
– Вставай! – прокричал он незнакомке. – Побежали!
– Нет! – голосила она. – Оставьте меня в покое! Оставьте меня! Оставьте!
Не теряя времени на уговоры, Громов схватил дуреху за руку и потащил за собой волоком. Содранная сразу в нескольких местах кожа вынудила ее перебирать ногами. Сначала она передвигалась на коленях, затем перешла на бег, не переставая повторять свои заклинания.
– Оставьте меня!.. Пожалуйста!.. Я ни в чем не виновата!.. Вадим говорил – съемки на природе… Журнал, говорил, выставка…
– Ходу! – рычал Громов. – Шевелись, мать твою чтоб! Не то в анатомическом театре тебя выставят!
До ближайшей сосны оставалось не более десятка шагов, но вертолет уже завершил очередной разворот и теперь завис над поляной, готовый к новой атаке. На этот раз пилот решил не спешить. Вместо того, чтобы совершить еще один стремительный рейд над поляной, он давал возможность пулеметчику прицелиться как следует и теперь наверняка уже прошить очередью две маленькие человеческие фигуры.
– Ну! – Свирепо рванув женщину за руку, Громов выиграл еще пару метров, после чего неожиданно изменил направление бега, принимая вправо.
Рыжий ствол, к которому он только что стремился, взорвался россыпью древесного крошева. Громов тут же потащил незнакомку левее и краешком глаза успел заметить, как пули принялись срезать ветки с других деревьев, оставшихся в стороне. Кувыркаясь, они тут же превращались в щепки, не успевающие осыпаться на землю.
Эта очередь оказалась самой затяжной из всех, которые когда-либо доводилось слышать Громову. Перемолотив в чаще все, что оказалось в пределах досягаемости, стальной веер опять собрался в одну упорядоченную струю. Хлесткая и тугая, она понеслась в обратном направлении, кося все на своем пути.
Но прямо на пути беглецов уже высился кустарник, врезавшись в который с разбега можно было исчезнуть из поля зрения стрелка. Не выпуская влажную ладонь незнакомки, Громов нырнул головой вперед. Против ожидания, на этот раз ему не пришлось преодолевать сопротивления ее не слишком поворотливого тела. Лишь скатившись в ложбину по другую сторону кустарника, он понял причину. Понял и поспешно разжал пальцы, выронив безвольную руку на землю. Пули буквально оторвали ее от туловища, оставшегося позади.
