Мимо промчались две легковые машины, через пять минут — еще одна. Решетников узнал «ЗИЛ» с горбящейся крышкой капота; хотелось курить, но он не стал этого делать — охранники могли осматривать сетку ограждения и засечь «Москвич» в трехстах метрах от КПП по огоньку сигареты в кромешной темени леса. Следовало бы, конечно, рвануть к брату, побриться и переодеться — вдруг и в самом деле этот Майвин способен поднять на ноги всю милицию? — но не упускать же «скорую», в которой собираются перевозить Илону: другого случая отыскать эту «дачу номер два» может не представиться.
Из кабинета главврача больше никто не звонил, Решетников подумал, что Шатохин поспешил смыться в одной из промелькнувших машин, но аппаратуру на всякий случай не отключал. Покой после нервного напряжения, стук мелких дождевых капель в тишине, промозглый холод остывшего салона навевали сон, подчеркивали накатившую усталость. Он снова и снова вспоминал подробности непомерно долгого сегодняшнего дня, пытался сопоставить всю информацию, но отдельные части никак не состыковывались, то ему казалось, что он знает слишком мало, то — слишком много.
«Кубик Рубика, твою етит!.. — ругался про себя Решетников. — То, что Илона отсюда выходила, понятно — Столетник ее видел десятого и одиннадцатого. Зачем ее привезли сюда и накачали наркотиками до беспамятства — вот в чем вопрос!.. Пыталась бежать? В квартире было полно охранников, да еще во дворе — как она могла бежать?.. И от кого, и зачем, если она сама явилась в бюро и заказала этот дурацкий поиск собачки, а потом присутствовала при заключении сделки. Почему Майвин не разрешил Столетнику поговорить с ней и побольше разузнать об ее уголовном папаше?.. Может быть, что-то случилось, пока я тут прохлаждаюсь?..»
Длинная полоса мощных фар высветила проселок, будто театральная декорация в свете стробоскопа, запульсировали стволы деревьев, и в направлении шоссе миражом пронесся диковинный микроавтобус «специализированной» «скорой» со включенным проблесковым маячком.
Решетников досчитал до десяти, чиркнул стартером и, не включая света, выехал из-под зонта, образованного мохнатыми лапами елей. Непрогретый мотор дал сбой. Капот уже выскочил на колею и охранники от будки КПП, несомненно, увидели странную машину, невесть откуда взявшуюся здесь и не зафиксированную в их реестрах.
«Только этого мне не хватало! — подумал Решетников с досадой. — Ты еще будешь демонстрировать сейчас свои капризы!» — обратился к машине, удерживая ключ в положении стартера и рискуя посадить аккумулятор.
Охранники наверняка поняли, что «Москвич» принадлежит возмутителю их спокойствия. Решетников старался не смотреть вправо, иначе бы увидел бегущих людей в камуфляжных формах, на бегу достававших положенные им спецсредства, услыхал бы крики: «Стой, стрелять буду!».
«Ну же, давай! Давай, лайба, заводись!» — нащупал левой тяжелый рифленый кожух «лимонки» в кармане пальто.
Дорогу осветил прожектор, взвыла сирена, словно на территории ИТУ строгого режима, хлопнул неприцельный выстрел, но в самый последний момент мотор взревел, старенький «Москвич» подпрыгнул, Решетников изо всех сил выкрутил руль влево и устремился в погоню. Окажись в «скорой» рация — погоня потеряла бы всякий смысл; она уже и так почти потеряла смысл, потому что микроавтобус был скоростным, мощным, к тому же включенный «маячок» позволял проскакивать посты и препятствия, в то время как у Решетникова таких привилегий не было, и пятнадцать-двадцать секунд задержки на старте увеличивались до бесконечности.
«Хоть бы засечь, в какую сторону они поедут», — не терял он надежды, неистово работая рычагом передач.
Шоссе оказалось пустынным, а микроавтобус — оснащенным множеством вычурных задних фонарей, и этот увенчанный синим пульсаром фейерверк позволил в самый последний перед крутым поворотом момент определить: Илону увозили в сторону Кольцевой. Если бы удалось продержаться в хвосте еще хотя бы немного, он успел бы засечь, на какое из многочисленных восточных ответвлений свернет «скорая», а там — вычислить объекты «Земли» или, во всяком случае, дать понять Майвину, что место содержания Илоны известно.
«Москвич» дребезжал от напряжения, грозил вот-вот развалиться на куски. За поворотом дорога потянулась вдоль берега водохранилища. Дистанция между «Москвичом» и «скорой» увеличивалась.
«Все, потерял!» — подумал Решетников.
Но тут вдруг произошло невероятное. Справа и слева с покатых склонов на шоссе выскочили два автомобиля; остановившись под углом, включили дальний свет фар — так, что «скорая» оказалась в перекрестии лучей; от резкого торможения на мокром асфальте ее занесло, развернуло на девяносто градусов. Захлопали выстрелы. Первым же из них был разбит «маячок», несколько других погасили фары. Из автомобилей высыпали люди — сколько их было, Решетников не мог определить из-за расстояния и темноты. Мгновенно оценив ситуацию, он принял вправо, задним ходом сполз под уклон; оставив машину на тормозе, поспешил к месту налета, стараясь находиться вровень с лентой шоссе. Метров через полтораста стали слышны возбужденные голоса, крики, команды, еще выстрелы, а потом — рев моторов; не успел Решетников выбраться на дорогу, микроавтобус сполз под откос, очевидно, его столкнули — вручную или бампером машины налетчиков.
«В чем дело?! — запоздало удивился Решетников, на бегу доставая «генц» из кобуры. — Почему никого нет? Крупная ведь магистраль-то?..»
Лишенный красочного освещения, с заглохшим двигателем «Ниссан» докатился до лесополосы, ткнулся острым носом в березу и застыл, превратившись в груду металлолома. Решетников добежал до него, толкнул дверцу, но ее заклинило; выбив острые осколки тонированного бокового стекла, нырнул в салон.
Фонарик остался в «Москвиче», острый запах высокооктанового бензина исключал применение зажигалки для подсветки. Четыре трупа — водителя и троих охранников — лежали в безобразных позах; на то, чтобы обыскивать салон, не оставалось времени: справа и слева засветились огоньки приближавшихся автомобилей, шоссе вдруг ожило, словно кто-то невидимый открыл кран и в отремонтированную трубу хлынула вода.
«Похоже на спланированную операцию, — отметил Решетников, бегом возвращаясь к «Москвичу». — Не Майвин же распорядился направить транспорт в объезд?»
Куда девались остальные охранники и существовали ли они вообще — не имело теперь значения: все они, так или иначе, были приложением к главному действующему лицу — превращенной в куклу Илоне Ямковецкой.
Ночь. Улица. Фонарь. «Сапфира».
Напарник спит, я — нет. Интересно, кто из нас может выдержать дольше — я не спать или он спать?.. Мы у черта на куличках. Кулички называются Румянцево. Собственно, о том, где мне придется ночевать, я догадался, как только «Волга» Левина — Гонтаря свернула на Земляной Вал, миновала Яузу и пошла по Садовому: если бы «птенцы гнезда Дзержинского» направлялись в свою штаб-квартиру на Лубянке, то выбрали бы более короткий и простой маршрут. В коленкоровой книжице Левина была запись: «Кошиц А.Т. — Румянцево».
Три часа. Целых полтора прошло с тех пор, как «Волга» въехала в железные автоматические ворота дачи на берегу Пестовского водохранилища. Думаю, очень живописном берегу, но в связи с темным временем суток и непогодой поручиться за это не могу. Вот часа через четыре начнет светать — там и поглядим.
Во время пешей прогулки вокруг дачи я понял, что за бетонный забор лучше не соваться, потому что там поровну охранников и собак. Может быть, это даже филиал Лубянки — мне почем знать. Я остановил «сапфиру» в кустах на пригорке, откуда в бинокль хорошо просматривались ворота, шиферная крыша дома, северо-западный угол двора и черная водная гладь за задней стеной. Кажется, вода омывала эту стену.
В чреве «сапфиры» было уютно и тепло, как в чреве матери, хотя последнего, честно признаться, я не помню — очень много времени прошло. В пачке оставалось полно сигарет, в термосе — кофе, и все было бы хорошо, если бы не назойливая мысль о том, что я напрасно теряю здесь время. Процентов на девяносто девять мысль была справедливой: что здесь можно высидеть — повышение в должности? По-моему, я просто обманывал себя полезностью слежки за объектом ФСБ, а на самом деле просто отдыхал. Ну, забрали они свою слегка подпорченную хакером аппаратуру, сидят сейчас и раскладывают пасьянс в обратном порядке, взвешивая все «за» и «против» сегодняшнего провала. А может, и спят, не в пример мне, или водку пьют. А я пялюсь в бинокль и терзаюсь всякими ненужными вопросами, на которые все равно нет ответов. Например, почему этому Кошицу вздумалось играть со мной в открытую. Вряд ли он снизошел до того, чтобы назваться, только из тех соображений, что я не представляю для него никакой опасности. Опасность я для них представлял, да еще какую! Представилась бы возможность, устроили бы они мне гроб с музыкой. Хотя я давно не был дома — может, уже и устроили.
