— Горластая! Я таких не уважаю! — отвернулся Налим. И снова уставился в пол, в одну точку.
Вечером Шакал с Лангустом засобирались к адвокату. Старик, созвонившись заранее, договорился на восемь вечера.
В доме тем временем все готовились к приезду шмар.
Накрывался стол. Стремачи готовили закуски, сявки гладили рубашки, брюки. Выметали гостиную тщательно, чтобы ни одной пылинки не осталось ненароком. Пепельницы вымыты.
Охлаждается во льду шампанское. Коньяки стоят любые — на выбор.
Сявки режут колбасу, сыр, ветчину. Икра красная и черная — радом масло.
Минеральная вода и пиво охлаждаются во дворе под краном. Здесь им места не нашлось.
Не знает куда себя деть и Задрыга. Пахан не велел ей уходить из хазы. И она пошла за дом — в небольшой сад, где на старых, как Лангуст, яблонях, уже начали розоветь, наливаться соком яблоки.
Капка забралась в гамак, висевший меж стволов. Король стоял возле яблони. Щемящая грусть подкатила к горлу.
Вспомнился другой сад. С заботливо побеленными стволами, с ухоженными деревьями, обрезанными, привитыми, обкопанными и удобренными.
Как буйно он цвел! Словно белыми облаками покрывались кроны веснами. А осенью даже подпоры ставили под тяжелые ветви, чтобы не сломались от тяжести яблок. В том саду не было гамака, не хватало времени на отдых. И земля умела воздавать за каждую каплю пролитого пота.
— Как-то теперь мать одна с ним управляется? — подумалось с тоской.
Как захотелось ему, прямо теперь, не глядя ни на что, сорвать Задрыгу из гамака, и не требуя доли, только с билетами в руках, умчаться отсюда на самолете, как можно скорее. Забыть все прошлое, стереть его с души, как дурной сон и начать жизнь заново… Без воров, без фарта…
— О доме загрустил? — догадалась Капка.
— Да, о доме, о матери! — не стал скрывать Остап.
— Какая она у тебя, расскажи? — попросила впервые.
Король говорил тихо. Дрожали руки, губы человека. Он так давно не был дома, не видел мать. Она совсем состарилась и ослабла без него. Совсем белой стала ее голова. Ослаб голос. В том была и его вина.
— Ты когда-нибудь поедешь к ней. Может, очень скоро. Возьми меня с собой! Покажи, какая она — мать? Я ведь своей не помню. Твоя, наверное, самая хорошая, коль ты никогда ее не забывал, — попросила Капка тихо.
— Конечно, Капелька! С радостью познакомлю вас! Вы обязательно полюбите друг друга. Она у меня особая.
— А почему?
— Столько лет не виделись. И не обижается. Не ругает. Зовет. Как старая голубка — в гнездо просит воротиться. Ничего другого не хочет и не требует. Только свидеться мечтает.
— Да! Редкий человек! — подтвердила Задрыга и, услышав голоса во дворе дома, поняла, приехали шмары.
— А ты своей жене тоже будешь изменять?
— Тебе — нет! — ответил не сморгнув.
И впервые Задрыга покраснела, не обрубила, не нахамила человеку, не отняла надежду.
— А как это люди живут семьей? Все время в одной хазе?
— В хате! И всегда сами! Без кентов и шмар! Без попоек и драк! Без воровства живут. Работают с утра до ночи.
— А что делают?
— Готовят поесть, стирают, убирают.
— Ну это и я умею!
— Копают огороды, сажают картошку, капусту, сеют морковку, свеклу, лук, чеснок, укроп. А на полях — пшеницу и рожь, кукурузу и подсолнух, сахарную свеклу.
— А ты умеешь это? — приподнялась на локте.
— Могу! Даже корову доить умею, выпаивать теленка, кормить их, еще свиней и кур. У нас дома всего было много.
— Зачем?
— Чтобы жить! — рассмеялся Король.
— Так купить можно.
— В деревне — все свое. И мясо, и масло, и молоко, и хлеб. Свои руки не жалей — все будет.
— A-а, сука! На холяву хочешь прокатиться? — с треском открылось окно на первом этаже. И Капка с Королем, оглянувшись, увидели, как голый Хайло, поймав шмару за ногу, втаскивает обратно в комнату. Та отбрыкивается, вывертывается, но законник, шлепая ее по голой заднице, говорит визгливо:
— Бабки взяла? Откатай, лярва! Кобылка моя необъезженная! А то ишь, слинять хотела! От меня не смоешься! — втащил девку в окно. Рванул с нее платье — сверху до низу спустил. Оставил как липку. И с конским гиком завалил на пол, удерживая, овладел шмарой. Та утихла, не вырывалась больше.
— Скоты! — отвернулась Капка брезгливо.
— Давай слиняем от них!
— Не теперь, не сию минуту! Немного погоди! — подарила луч надежды Задрыга.
А в это время Шакал с Лангустом уже сидели в гостях у Нины Владимировны.
Пахан ожидал увидеть сухую седую бабу со строгими глазами, с выцветшим лицом, покрытым морщинами, с тонкими поджатыми губами, сутулую, высокую, нескладную.
Все это было навеяно рассказами Лангуста, какой искренне возмутился вопросу Шакала, был ли старик близок с этой женщиной?
— Ты что? Офонарел? Как бы я посмел подумать о таком? Да эта баба в гробу видела всех мужиков и вряд ли знает, зачем они по свету расплодились! Она нашего брата и в хрен не ставит. Всюду сама. Ремонт в квартире своими руками делает. Дрова рубит лучше иного мужика. Даже электрику в квартире сама ремонтирует. Заставал я ее за такими делами. Спросил сдуру, почему не наймет никого, не попросит, даже помочь хотел. Она как вызверилась на меня! И говорит, что духу мужичьего не переносит. В помощниках не нуждается. Да и в суде ее боятся. Язык — бритва! Смеяться с рождения не умела. Ни друзей, ни любовника нет.
— Но ведь сын у нее от мужика, надеюсь, родился. Не надуло же его сквозняком? — усмехнулся Шакал.
— Да кто знает? Я его ни разу не видел. И о жизни, о прошлом, мы никогда не говорили. Она не признает посторонних разговоров. Только по делу. Никогда не задерживался дольше двадцати минут. По ней понимал, что визит пора сворачивать. Нина Владимировна гостей не любит. Дышит без праздников и без выходных. С нею о флирте не вспомнишь. Скучная баба. Нет в ней жизни. Да и сама — не в моем вкусе. Старовата. А по мне — молодые да веселые бабенки хороши. Зачем в постель умную заволакивать? Она и в ней норовит паханить. Так что с этой, Боже упаси! Никогда не флиртовал! Клянусь волей! — сказал Лангуст.
И все же Шакал выбрал по пути букет нежно-розовых роз, бутылку шампанского и громадную коробку конфет.
Перед тем, как позвонить в дверь, придирчиво оглядел еще раз Лангуста. Тот выглядел так, словно его украли из витрины магазина. Сам пахан оглядел себя еще дома. Все было в порядке.
Нина Владимировна открыла дверь сразу. Впустила гостей, торопливо запахнув халат на груди. Этому визиту она не придавала никакого значения, а потому не переоделась. Осталась в домашнем ситцевом халате, в потертых тапках. Ни прически, ни следов краски на лице.
Указав в распахнутую дверь зала, предложила коротко:
— Проходите!
Сама вошла следом. Села в кресло резко, как такое присуще грубоватым, прямолинейным людям:
— Значит, этот человек и есть ваш друг? — глянула на Шакала.
— Давайте познакомимся! — предложил Шакал и, подав букет роз, поцеловал руку женщине. Она качнула головой, в уголках губ складки обозначились. Назвала имя. И, взяв букет, поставила его в вазу. Залюбовалась на секунду.
— У вас прекрасный вкус! — сказала пахану. Тот поставил на стол шампанское, положил конфеты.
— Вот это — лишнее! Я не выношу запахов спиртного. И конфеты не ем. Зубы не терпят.
— В другой раз буду помнить, — пообещал пахан, смутившись, и разозлился на невоспитанность бабы, рубившей сплеча.
— Что предпочтете? Чай или кофе? — спросила, оглядев обоих.
— Кофе! — дружно ответили оба.
— Тогда и я с вами! — встала хозяйка.
— Позвольте помочь? — предложил пахан. Лангуст чуть из кресла не вывалился. Ведь предупреждал. И зачем Шакал на грубость нарывается?
— А вы умеете готовить кофе? — удивилась хозяйка.
— Я всегда сам себе варю кофе! По своему рецепту! Может, и вам придется по вкусу? — вышел на кухню.
Он обжарил, смолол зерна. Сварив кофе, добавил туда чуть- чуть соли.
— А это зачем? — изумилась Нина Владимировна.
— В том-то и секрет. Кофе остается крепким, но гасится горечь. Пьется приятнее, не стоит колом в горле. Но эффект много лучше.
Сделав глоток, похвалила Шакала, поблагодарила за совет.
— Знаете, мне часто приходится работать по ночам. Вот и пью кофе. Чтобы не свалиться, чтобы спать не хотелось. Еще со студенчества осталась привычка. Правда, тогда у нас на кофе далеко не всегда находились деньги! — вздохнула украдкой.
— Мне будет позволено закурить? — смелел пахан.
— Я и сама курю!
У Лангуста глаза округлились. А Шакал понемногу разговорил, растормошил хозяйку.
— Мне по работе приходится общаться с разными людьми. Случались всякие казусы, потому стараюсь клиентов держать на расстоянии и не поддерживать никаких отношений, кроме официальных, — сказала она Шакалу.
— Знаете, я предпочел бы, чтобы меня не причисляли к толпе. Каждый человек — личность! Вот й мы, адвокатов в городе много, а выбрали вас. По совету моего друга, — указал на Лангуста.
