– С Рождеством, – весело поздравил он нас.
– Я не католик, – заметил я. – Паттайя – тем более.
– О, да, конечно. Это Мария у нас католичка.
Я поинтересовался:
– А где же ваша доблестная компания?
– Мария отплясывает с каким-то hohol, – произнес он это слово по-русски. – Шамиль помирает в номере. Вчера выпил много виски.
– А этот ваш гастарбайтер Джоник?
– Джоника, кажется, поймала ваша милиция. Но он будет молчать!
«И надолго», – подумал я, но, естественно, не стал информировать Лао о подробностях.
Подошел официант.
– Ну, что, Патка, шампанского и лягушек в честь праздника?
Ее передернуло.
– Может, лучше ананас?
– Пусть будет ананас.
Лао пристально посмотрел на меня и спросил:
– Меня на московской таможне вытрусили как бабушкину сумку. И нашли черный бриллиант. Пришили мне контрабанду. О сделке знали только трое: ты, твой друг-мафиози и сам Профессор. Вопрос: кто из вас меня сдал?
– Я тебя сдал, – бесхитростно ответил я.
Выщипанные брови Лао взметнулись вверх. После паузы он сказал:
– Хвалю за смелость. Но зачем?
– Хотел посмотреть, как быстро ты выкрутишься из этой ситуации. Согласись, немаловажно убедиться в способностях человека, который дает большие обещания.
– Как видишь, быстро. Камень отдали на экспертизу, и мне его привезут, конечно, теперь с уплатой таможенной пошлины. Безусловно, несколько таможенных чинов получили от меня поощрительные конверты…
Неожиданно появилась, будто свалилась с елки, Мария. Она раскраснелась, глаза сияли хмельным блеском.
– О, и наши голубочки уже прилетели!
За спиной Марии стоял и дышал, как конь, рослый хлопчик, судя по лицу, с Западной Украины.
– Дякую, Марийко, – сказал он, поймал ее ручку и звучно чмокнул.
– Давай, Стецько, – бросила ему Мария и переключилась на нас. – Иду соби и ось чую украинскую нашу мову, пидхожу к парубкам та дивчатам, пытаю их, звидкиля? А то – наши, с Захидной Украины!
– Говори по-русски, тут, кроме меня, никто не понимает, – остановил я национально-эмоциональный поток.
– А я для тебя и говорю! Пошли танцевать, спецназ!
– Может быть, сначала выпьем шампанского за Рождество? – предложил я.
– А я уже выпила! Вот вместе с Лао и со своими земляками тоже – горилку с перцем.
Я кивнул официанту, который стоял за моей спиной наготове. Фужеры на четыре персоны уже были расставлены. Он аккуратно налил и удалился. За радость встречи пить не хотелось, Рождество было праздником лишь для Марии, поэтому я предложил выпить за праздничное настроение. Возражений не последовало.
Я осмотрелся. Публику здесь объединяло одно: жгучее желание в каждое скоротечное мгновение как можно полней, всеми фибрами, впитать шальное курортное счастье. И каждый находил его в своем: в маниакальном стремлении отведать все национальные тайские блюда, которых только по справочникам туриста насчитывалось не менее пятисот; получить сексуально-тропический загар, изжарившись при этом до костей; или, позабыв о море, переключиться на мыслимые и немыслимые экскурсии в крокодиловые бассейны, серпентарии, на слоновьи шоу, к трансвеститам и просто на педераст-шоу, на гору к диким обезьянам, на водопады, ювелирные фабрики, бамбуковые плантации. Или, позабыв жену и семейный очаг, пуститься во все тяжкие в квартале красных фонарей со скользкими, как селедки, массажистками, ублажающими и сверху, и снизу, и так и сяк, – что только лишь снилось в разнузданных эротических снах по месту жительства.
А совершеннейшие тихие негодяи маленького роста, которых сразу определяли такие же негодяи тайцы, но, как правило, разжиревшие, предлагали young lady. Эти малышки, отданные в сексуальное рабство своими изуродованными нищетой родителями, тут же превращались в живых кукол. Что было с ними через год или три, никого не волновало.
Королевство Таиланд – не менее лицемерная страна, чем, скажем, США. (Впрочем, от американцев и научились.) Здесь с придыханием почитают короля и королевскую семью. Здесь время от времени происходят военные путчи, и все с ужасом думают о кровавой вакханалии и низложении короля. Но все заканчивается проездом танков по улицам Бангкока, комендантским часом на три с половиной дня и присягой нового премьера на верность королю. И все делают вид, что не догадываются, что вседержащему скучно просто так снять опостылевшего премьер-министра. Надо нагнать жути и после чего дать ему пинка под зад.
Тайцы очень религиозны. Они почитают Будду, монашествуют, по мере необходимости входят в нирвану. Считается недопустимым сидеть нога на ногу, носком в направлении божества. Считается оскорблением дотрагиваться до головы тайца – ибо она есть вместилище духов. Но, наверное, никто, кроме них, с такой ожесточенностью не колошматит головы друг друга, в том числе и ногами, в своем любимом тайском боксе.
В королевстве не приветствуется публичное выражение любви, поцелуи, хождение держась за руки. Тайские девушки, по правилам приличия, купаются в закрытом черном трико. На манер туркменских и прочих азиатских женщин. Строго запрещен ввоз в страну Таиланд порнографии.
Но где еще, как не в королевстве Сиама, вы увидите ожившую порнографию во всей своей порнопрелести? Подиумы с веселыми стриптизершами, тысячи проституток брошены на потраву пришельцам с Северного полушария, алчным потребителям, для них созданы зоны разврата, праздности, искушения.
Может быть, маленькое королевство «кривых зеркал» должно претерпеть все, чтобы, пройдя унижение, под покровом всевышнего воспрянуть в духовной чистоте?
…Мария плотоядно уставилась на меня. Лицо у нее заметно обгорело: успела отметиться на пляже.
– Я хочу с тобой танцевать. Вот под это танго.
Мне не хотелось танцевать с Марией, мне хотелось вычеркнуть ее из жизни. Хотя бы из своей.
– Спроси разрешения у моей невесты.
Она расхохоталась:
– Поздравляю! Ты уже сам ничего не решаешь?
– Если хочешь – танцуй, – тут же ответила Паттайя.
Я понимал, что сейчас для Патки главным было – вытерпеть, не сорваться, не спровоцировать врага…
Последний раз я танцевал на «высших курсах кройки и шитья». В пограничном училище нам факультативно преподавали классические танцы. Так что станцевать танго или вальс для меня было таким же пустяком, как, скажем, пройтись парадным строевым шагом по плацу. А что касаемо «курсов модисток» – мы бывали приглашаемы на вечера отдыха, где обучали неловких швей (втайне готовых разделить с нами судьбу на границе) тонкостям ритма, движения, поддержек, и, не требуя, конечно, четкого исполнения миниатюрного болео или «восьмерки» очо. Профессиональное танго – это ведь не столько танец, сколько маленький спектакль, который создают двое: со своей интригой, драматургией, своим интимным языком. Впрочем, с модистками это была комедия и слезы.
Какой «спектакль» мне собиралась преподнести Мария, даже предположить было трудно. Ненависть, любовь, разлука, предательство – каких только коллизий у нас не было. А вот потанцевать не успели! Значит, начнем с чистого листа…
Аргентинское танго! Танец успешных и уверенных в себе людей, которые могут свободно насладиться его внутренней драмой. Стиль жизни и стиль риска. Самовыражение, игра, импровизация. Танго – это жизнь в миниатюре.
– Ты готова, вступая в мир танго, открыть новые грани своей души? – обронил я не праздный вопрос.
– С тобой – да!
Под рыдающие аккорды пружинистым шагом мы вышли в центр зала. Часть публики, успевшая насытиться едой и выпивкой, заинтересовалась: «Что это за выскочки?»
Решительное и страстное объятие дамы – начало успеха. Мария тут же настроилась на мой ритм, но еще не прониклась моей страстью. Но я почувствовал, что в танце, как и в сексе, она не новичок. И это лишь возбудило.
– Сейчас покажу тебе, чертовка, что такое русский Ваня в аргентинском танго!
Она не успела ответить, потому что я «предложил» ей сделать совместный хиро (то есть поворот) и тут же – энроске. Она крутанулась у меня, как штопор, ушедший в бутылку с заветным вином.
Как гарцующую лошадку я повел Марию по кругу, неожиданно увлек в центр зала. Ритм нарастал. Со страстью освободившейся мусульманки Мария полумесяцем изгибалась на моей руке, потом – на моем колене, ее распущенные волосы тяжелой волной летали над полом.
На площадке появилась еще одна пара. В вихре танца я сумел заметить, что кавалер был смугл, явно испанского происхождения, а его дама – блондинка, худосочная и белесая, как моль, вероятно, из прохладной Скандинавии. У Тореадора был особый стиль: он отпускал, как бы вырывающуюся Моль, она возбужденно крутилась, будто чуяла запах шерсти. «Заскучав», Тореадор настигал партнершу с решимостью покончить с ней, как с быком на корриде, но, кроме вялого хиро и семенящего мулинете (то есть кругового танцевального движения вокруг партнера), у них ничего завораживающего не получалось.