– Нет.
– Вот видите. Потому вы не способны меня понять, а можете лишь талдычить заученные фразы о морали и совести. Плевать мне на вашу мораль, ясно?
– Ясно. В таком случае мне плевать на ваш последний шанс… Дерьмо вы, Гурьев, а не ученый. Вы не первый, до вас уже много было подонков с учеными степенями, деятельность которых изрядно подсократила население Земли. Все это человечеству знакомо. Нет смысла долго разговаривать – вас надо просто давить вместе с вашими гениальными мозгами, как тараканов.
Гурьев усмехнулся. Ствол пистолета задрожал.
– Что ж, вот и объяснились, – произнес он. – Теперь мне легче будет вас убить или сдать охранке. И никакого пятна на совести.
– Давайте, давайте, урод. Выслуживайтесь! Да повнимательнее будьте на приемке – не дай бог к потребителям пойдет героин низкого качества!
Лицо Гурьева исказила гримаса. Наверное, он хотел иронически улыбнуться в ответ на мои слова, но не получилось. Злость, охватившая меня, мешала сохранять спокойствие и трезво оценивать ситуацию. Я едва сдерживал себя, чтобы не броситься на химика, не вцепиться обеими руками ему в горло – пусть даже с пулей в груди!
– Ладно. Ладно, – зашептал Гурьев, вставая с гроба. Он взялся за пистолет обеими руками. – Сейчас мы увидим, кто из нас урод… А ну, идите к воротам! Живо!
Шесть на восемь – сорок восемь, принялся я считать в уме. Таблица умножения обычно помогала мне сбросить напряжение и сосредоточиться на чем-то одном. Шесть на шесть – тридцать шесть. Семь на семь – тридцать семь. Семь на восемь – тридцать восемь… Тьфу! Сплошной кавардак в голове!
Я медленно шел к воротам. Он профан, разиня и мямлик, думал я. Химики, физики, ботаники – все они одного поля ягоды. Я просто обязан легко и бесшумно вырубить его. Будет очень стыдно, если я не сумею сделать этого и получу пулю.
Справа от меня темнела груда фанерных ящиков. От них на бетонный пол падала плотная тень.
– Я хочу закурить, – сказал я, останавливаясь.
– Обойдетесь.
– Не будьте извергом. Я и без того весь в вашей власти.
– По-моему, я вам и так позволил слишком много.
– Гурьев, вы же ученый, а не конвоир и не палач! Не позорьтесь, хватит падать! Иначе этот процесс примет необратимый характер.
– Черт с вами, курите! Даю две минуты.
Я не спеша достал из кармана спички, тряхнул коробком, открыл его – осталось всего две. Усмехнулся про себя. Стою на краю обрыва, причем не первый раз. А не оказалось бы спичек, что придумал бы взамен?
На мгновение поднял глаза. Гурьев стоял в метре от меня, пристально наблюдая за моими руками. Так-то лучше. Я плотнее закрыл глаза, чтобы огонь не ослепил меня так, как должен был ослепить Гурьева, и чиркнул спичкой о коробок.
Три секунды, и хватит. В темноте эффект получается поразительный – проверено на практике. Я кинул спичку под ноги, беззвучно присел и, распластавшись, как паук, нырнул в тень ящиков.
Гурьев выстрелил прямо перед собой. Пуля рикошетом отскочила от бетона, выбив искру, и звякнула где-то под железной кровлей. Химик смешно крутил головой, пытаясь найти меня.
– Кирилл, вы пожалеете об этом! – испуганно забормотал он, энергично размахивая пистолетом в вытянутой руке, словно поливал из шланга воду вокруг себя. – Имейте в виду, я буду стрелять без предупреждения!
Он замолчал, замер, как восковая фигура, превратившись в слух. Я наблюдал за ним через щель между ящиков. Олух, подумал я. Клюешь на дешевую приманку. А еще за оружие хватаешься, пугать пробуешь.
Взял кусок дощечки, который попался под руку, и с короткого замаха кинул его поближе к входным воротам. Она описала дугу над головой химика и брякнулась на пол. Химик вздрогнул, выдал какое-то нервное междометие, повернулся на звук и выстрелил. Одновременно с выстрелом я достал его ногой, ударив с прыжка в спину. Химик мешком повалился на пол. В течение последующих пяти секунд я заломил его руки за спину и аккуратно изъял из потной ладони «магнум».
– Вот видите, как это делается, – сказал я, садясь на химика верхом. – А вы: «Пожалеете!», «Стреляю без предупреждения!». Не сильно ушиблись?
Гурьев был настолько подавлен таким неожиданным поворотом, что не смог ничего ответить. Я пошарил вокруг в поисках какой-нибудь веревки, но нашел только кусок стальной проволоки. Это было жестоко, проволока глубоко впилась в запястья химика, но я не испытывал жалости к нему, к тому же у меня не было ничего более подходящего, даже ремня, который я использовал на Рэда.
Связав руки химику, я минуту вслушивался в тишину. Глушитель на «магнуме», кажется, спас меня – из-за ворот не доносилось никаких тревожных звуков.
– Ну-ка, дружище, вставайте! – сказал я, похлопав химика по спине.
– Лучше сразу пристрелите меня, – невнятно пробурчал он.
– Что вы! Я не палач, связанных и безоружных людей не убиваю. Мало того – я постараюсь вывезти вас на свободу.
– Зачем вам это надо?
– Понимаете, меня с детства терзает обостренное чувство справедливости, и мне очень хочется, чтобы вас судили и чтобы вы рассказали на суде, как контролировали качество героина.
Гурьев усмехнулся.
– Я же вам объяснял: ни мне, ни вам не поверят.
– А мы с вами очень постараемся, чтобы нам поверили. Так ведь, Анатолий Александрович?
– Даже если сюда нагрянет батальон омоновцев, то в считанные минуты конвейерная линия переделывается в мини-завод по производству хлористого натрия, а героин вместе с сырьем уничтожается в серной кислоте.
– Спасибо за информацию. Я предупрежу об этом своих коллег.
Химик поднялся на ноги. Проделать это без помощи рук ему было непросто, и я помог ему.
– Мне больно, – сказал он и повел плечами.
– Я знаю, – сочувствующим голосом ответил я, – но придется немного потерпеть. Попрошу в машину!
Гурьев долго прицеливался к высокой «зиловской» подножке, и я понял, что он убьется, но в кабину сам не влезет. Пришлось его туда попросту закинуть, как багаж. Он заворчал, устраиваясь удобнее на сиденье, потом выдал тираду проклятий в адрес авантюристов, «у которых ни кола ни двора», и тупо уставился в лобовое стекло.
Я захлопнул за ним дверцу, обошел машину, сел за руль и завел мотор. Бензиновые баки полные, антифриза под завязку. Приятно, когда техника исправна и готова к эксплуатации.
– И как вы думаете отсюда выехать? Насквозь через ворота? – усмехнулся Гурьев.
Я вынул из кармана спичечный коробок, открыл его и показал химику последнюю спичку.
– При желании и она может стать ключом.
Из куска ветоши, который очень кстати попался под руку, я сделал что-то вроде повязок, намочил их под краном и спрятал в карман, а еще один кусок тряпки окунул в бензобак и кинул на фанерные ящики. Гурьев догадался, что я собираюсь сделать, и заерзал на сиденье.
– Вы безумец, – сказал он, и в его голосе уже слышались истерические нотки.
– Проверим бдительность пожарной команды, – сказал я и, чиркнув спичкой, кинул ее на тряпку.
Пламя вспыхнуло моментально, заурчало, словно изголодавшийся зверь, и, облизывая ящики, стало стремительно увеличиваться в объеме. Сизые струи дыма взвились под потолок и там, набухая, покачиваясь, как низкие дождевые тучи, постепенно стали закрывать кровлю. От пламени сразу стало светло как днем; нестерпимым жаром мне обожгло лицо, и, прикрыв глаза рукой, я стал отступать к машине, заскочил в кабину, захлопнул дверь и до упора поднял стекло.
Рыжие блики скользили по кабине, по лицу химика. Он онемел, глядя на пламя широко раскрытыми глазами. Огонь тем временем добрался до самых верхних ящиков первого ряда и, ударяясь о кровлю, расползся во все стороны, подобно гигантской кисти, которую с силой ткнули в холст. Дымовая туча, переполняя пространство под крышей, опускалась все ниже и ниже и уже покачивалась над самой кабиной грузовика.
– Вы понимаете… – взвизгнул Гурьев. – Вы понимаете, что вы натворили! Пожарная команда может прибыть с опозданием… Всего на несколько минут опоздает, и мы сгорим заживо…
Я вытащил из кармана мокрые тряпки. Одну из них повязал на рот и нос химика, что заставило его на некоторое время замолчать.
Пламя гудело, словно линия высокого напряжения, во все стороны от огня разлетались искры. Тлеющие угли сыпались на лобовое стекло. Почти одновременно мы с химиком почувствовали запах гари. Он посмотрел на меня широко открытыми глазами, в которых плясало пламя, и я, несмотря на ситуацию, в которой было мало смешного, едва не рассмеялся. С белой повязкой, закрывающей половину лица, химик сейчас очень напоминал хирурга, который обнаружил в груди пациента второе сердце.
Дым качался на уровне лобового стекла, и огонь мы видели как будто сквозь густой туман. А ведь в самом деле сгорим, подумал я, глядя на то, как на капоте начинает пузыриться краска. Еще немного, и взорвутся бензобаки.
Химик заметался, застонал. Он не хотел умирать. Еще совсем недавно, минувшим вечером, он был полон планов на будущее, он подсчитывал заработанные им деньги и планировал покупки для дочери и жены. И вдруг все рухнуло, и судьбу его круто изменил авантюрист, лишенный чувства страха, безумец, маньяк, поставивший перед собой несбыточную цель победить наркомафию.
