«Не мог ничего поумнее придумать, – мелькнуло в голове. – В такое время больше подходит вариант с затоплением квартиры этажом ниже. Выглядело бы намного правдоподобнее. Не дай бог, догадаются».
Однако Колосков, войдя в комнату, лишь удрученно хмыкнул:
– У вас все здесь соседи такие долбанутые? В такую рань за солью приходить…
– А может, это ментовская заморочка? – осторожно заметил Сметанин.
– Вряд ли. – Колосков посмотрел на часы. – На всякий случай немного подождем, – и, переведя взгляд на Филиппова, медленно повторил свое условие: – Бабу твою и мента мы отпустим только после того, как увидим сигнал нашего человека, что ты выполнил все требования без глупостей.
– И как младенец спишь на заднем сиденье машины, – хохотнул Сметанин.
* * *
Поднявшись этажом выше, Золотов позвонил в двери. Особого труда не стоило убедить жившую там чету престарелых пенсионеров в том, что он из милиции, а все, что от них требуется, это разрешить ему пройти на балкон.
– А что случилось? – испуганно спросила невысокая бабулька, в наспех накинутом поверх ночной рубашки халате.
– Смотрите сегодня по телевизору «Криминальную хронику», – отшутился Олег.
– Может, вам чем помочь? – поинтересовался сухощавый ухоженный старик, с абсолютно белой шевелюрой, отодвигая занавеску. – Я всю войну прошел…
– Спасибо, отец, ты свое дело сделал. Теперь просто сиди тихо.
Однако энтузиазм и азарт улетучились, когда, перегнувшись через перила, Олег посмотрел вниз. Он даже пожалел, что вызвался на такой рисковый трюк. Сорвавшись с высоты восьмого этажа, он однозначно не выживет.
– Отец, веревка есть? – вернувшись обратно в комнату, спросил он.
Через несколько минут хозяин квартиры принес капроновый шнур. Обернув его несколько раз вокруг пояса и для надежности привязав к брючному ремню, Олег начал осторожно спускаться.
Несмотря на то, что другой конец веревки был привязан к перилам, хозяин квартиры страховал Олега, держа ее внатяг. Ухватившись за металлические прутья, он медленно полез вдоль стены, в надежде, что так будет труднее его увидеть из окна злосчастной квартиры.
Наконец ноги коснулись ограждения нижнего балкона. В то же мгновение раздался страшный звон бьющегося стекла и в окно вылетел стул. В образовавшемся проеме появилась рука с зажатым в ней пистолетом. Почти одновременно раздалось несколько сухих хлопков. Ногу ниже колена словно облили кипятком. Вскрикнув, Олег, извернувшись, спрыгнул на пол, одновременно увидев, что рука исчезла, а из-под подоконника выглядывает затылок человека. То, что происходит в глубине комнаты, видно не было. Подумав, что стрелявший таким образом укрылся, он, выхватив пистолет, принялся его разряжать в него. Казалось, что с каждой пулей вылетает боль, ставшая нестерпимой, пережитый страх спуска и накопившееся за ночь напряжение.
Словно во сне услышав сухие щелчки ударно-спускового механизма и перестав чувствовать отдачу, он понял, что патроны закончились. Это наконец заставило его прийти в себя. Осев на пол, он извлек из «оперативки» запасную обойму, но перезарядить пистолет не успел. Последнее, что он почувствовал, это молниеносный укол гигантской иглой в грудь, после чего ему показалось, будто он быстро растворяется, становясь невесомым в собственной боли, которая почему-то стала приятной.
* * *
Услышав донесшийся из квартиры звон бьющегося стекла, крики и беспорядочную стрельбу, Навродский, с силой загнав острие пешни между косяком и дверями, всем весом налег на нее. Раздался страшный треск. Несмотря на их видимую неприступность, ему легко удалось оторвать от них довольно внушительный кусок, чуть выше того места, где располагался замок.
Глянув в образовавшуюся дыру и никого не увидев в прихожей, он просунул в нее руку, но, едва успев открыть замок, почувствовал вдруг, что кто-то, схватив за запястье, выкручивает сустав.
Охнув от боли, он присел, однако успел несколько раз выстрелить через дверь. Раздался крик, и хватка ослабла. Последовавшие за этим грохот и сдавленный стон подтвердили, что если он кого-то не убил, то наверняка ранил.
Ворвавшись внутрь, Геннадий увидел скорчившегося на полу мужчину, судорожно хватающего ртом воздух. Между пальцами рук, которыми бедняга зажимал живот, струилась кровь. Подняв лежащий рядом с ним пистолет и сунув его себе за пояс, метнулся к стене, рядом с входом в зал.
– Дом окружен! – прижавшись к ней спиной и с трудом переведя дыхание, закричал он охрипшим от волнения голосом так, чтобы его было слышно во всей квартире: – Сопротивление бесполезно. Предлагаю всем сдаться!
– Слышь, ментяра, – донеслось из комнаты, – загляни сюда. Не бойся.
Присев, Геннадий выглянул в зал.
Взору предстала довольно неприятная картина. У окна, обхватив Регину рукой за шею, сидел крепкого телосложения мужчина, приставив к ее виску ствол пистолета. Оба были сильно забрызганы кровью. По бледному лицу девушки было видно, что если она еще и не на грани сумасшествия, то наверняка в полуобморочном состоянии.
Светового он узнал не сразу. Его лицо было до неузнаваемости обезображено пулями. По его виду Геннадий догадался, что все ранения были в затылок. Окно было выбито, и весь пол был засыпан осколками стекла.
– Ты вот что, мент, – вновь заговорил мужчина, дождавшись, когда Геннадий «насладится» увиденным, – скажи своим, пусть выпустят меня с этой бабой, а не то…
Он с силой вдавил глушитель в голову Регины, от чего она вскрикнула. – Я одним выстрелом убью сразу двоих, – взглядом он указал на ее живот. – И брось мне свою волыну.
«Значит, он поверил в то, что я не один, а дом обложен, – мелькнула у Геннадия мысль. – Нужно вызывать ОМОН, но как?» – Неожиданно у него появилась идея.
Он переложил подобранный «ТТ» за спину, прямо в район поясницы.
Медленно поднявшись, вышел из укрытия и отбросил свой пистолет к окну, краем глаза заметив, с каким сожалением Филиппов, стоящий чуть в стороне, смотрел на это. Затем, достав сотовый, набрал номер телефона Линёва.
– Товарищ полковник, – заговорил Геннадий, как только на том конце взяли трубку, не давая возможности начальнику дать волю чувствам по поводу его отсутствия. Уже прошло десять минут с начала рабочего дня. – Это Навродский. Жена Филиппова захвачена в заложники. Световой убит. Меня вынудили прекратить штурм и разоружили.
Прошу, в целях сохранения жизни заложников, позволить людям, находящимся в семьдесят четвертой квартире, беспрепятственно покинуть дом двадцать шесть, расположенный на улице Лесная.
Теперь оставалось только уповать на то, чтобы Линёв догадался, в чем дело, и принял меры.
– Так-то, хорошо, – мужчина, не поняв подвоха, самодовольно усмехнулся. – Ты, – он обратился к Филиппову, – вяжи мента, а потом отправляйся к машине.
– Зачем вязать? – усмехнулся Геннадий. – У меня браслеты есть. Позвольте достать?
– Только без фокусов и медленно, – предупредил Сметанин.
Навродский вынул из кармана куртки наручники, достал ключ и протянул их Антону:
– Делай, что он говорит.
При виде этого незнакомец расплылся в улыбке:
– Люблю понимающих мужиков, – и, успокоенный тем, что милиционер не только разоружился, но и безоговорочно выполняет все требования, допустил самую роковую ошибку в своей жизни – убрал пистолет от виска Регины.
Делая вид, что дает Филиппову надеть наручники, Навродский завел руки за спину и, в одно мгновение вытащив подобранный в коридоре «ТТ», несколько раз выстрелил в ничего не успевшего понять Сметанина.
Открыв от неожиданности рот, с застрявшем в горле криком, тот сначала опустил голову, ничего не понимающим взглядом посмотрел себе на грудь, где на рубашке появилось три красных пятнышка, быстро увеличивающихся в размерах, затем вновь перевел взгляд на Геннадия:
– Сука, – со свистом вырвалось у него, а по нижней губе потекла тягучая кровавая слюна. Не теряя времени и не сговариваясь, вместе с Антоном они бросились на еще не до конца пришедшего в себя мучителя.
– Ну, вот и все, – облегченно вздохнул Навродский, когда Антон, освободив Регину от веревок, помог ей подняться.
– Там, на улице, какая-то машина. Я в нее должен был сесть…
– Пусть с ней ОМОН разбирается, – устало махнув рукой, вздохнул Навродский, направляясь на балкон.
Опустившись на корточки перед остывающим телом Золотова, он обхватил голову руками.
Антон и Геннадий молча сидели на скамейке у скромного обелиска, прислушиваясь к тому, как от легкого ветерка стучат друг о друга обледеневшие ветки берез. По аллее, ведущей к въездным воротам кладбища, не спеша, прогуливалась, толкая перед собой коляску с малышом, Регина. Наступил сороковой день после гибели Золотова.
– Ну что, – тяжело вздохнув, Геннадий разлил из стоящей между ними бутылки по стаканам водку. – Давай помянем Олежку.
