— Не надо думать, здесь я думаю. Только вчера, да и не один раз прокручивали вам видеозапись, как они наших пацанов резали. Тебе мало? Еще показать?
— Да это специально, подстава, чтобы нас стравить. Мало ли подонков везде, но по ним же не судят людей, тем более на глазах у детей. Если бы показали, как мы режем, и, что наши тут вытворяют, то во всем мире люди дар речи потеряли бы, — не унимался своими доводами молодой.
— Отставить разговоры. Ты, что, сука, мелишь? Пулю тоже захотел? Адвокат что ли? Мы на войне. Вернемся в часть, я тебе покажу… — этими словами он сам вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в Адлана, пытавшегося встать. Командир, видимо, побоялся, что он снова что-то предпримет.
— Папа… — только и вымолвил Рамзан, как короткая очередь из автомата сразила его самого. Стрелял как раз тот, который ударил ногой Рамзана.
— Мочить так мочить, — спокойно сказал он и ткнул ногой безжизненное тело Рамзана, — этот готов.
— Смотри, сука, он на меня еще руку поднял, — не мог успокоиться командир после удара Адлана, — губу разбил, вот сука… тварь… вашу мать. Ну б… я вам устрою.
В это время застонал Адлан, он был ранен. Знал бы свою участь, конечно, пролежал бы молча, прикинувшись мертвым, но не умел он ни при каких обстоятельствах «фальшивить». Он, видимо, и не подумал о том, ушли или не ушли военные.
— Смотри, он еще живой, — только и успел сказать командир, как короткая очередь из автомата оборвала жизнь Адлана. Стрелял тот же, кто сразил Рамзана.
— Мочить так мочить, — опять спокойно произнес он.
— Вот как надо, адвокат недоделанный. Следующе-го ты уложишь. Понял? Откажешься стрелять, получишь пулю, — потряс командир пистолетом перед самым носом «молодого», который стоял, как обезумевший.
— Пошли отсюда, — отдал приказ командир и все двинулись к выходу, оставив навзрыд рыдающих девочек и безжизненных мужчин и женщину.
— С этими что делать? — глядя на девочек, произнес один из военных.
— Оставь, маленькие еще, были бы чуточку… можно было бы поразвлечься… а так оставь, — с иронией и ухмылкой произнес командир.
— Что-нибудь нашли? — обратился он к тем, которые обыскивали дом.
— Да так, мелочь, золотишко чуть-чуть, в общем бедняки они. День еще впереди, товарищ командир, что-то да раздобудем, — вымолвили в один голос «сыщики».
— Ну-ну, не с пустыми же руками возвращаться.
Сзади, еле волоча ноги, поплелся тот самый молодой, который устроил словесную перепалку. Перед выходом он резко обернулся. Он услышал плач откуда-то с крыши, но молча побрел за остальными.
Расул съежился весь, рыдая в кулак, едва не выдал себя, тем более, когда услышал слова отца в свой адрес. Заметил он и военного, который посмотрел в его сторону, Расулу показалось даже, что они встретились глазами, но он, почему-то ушел. Видимо, Аллах милостив к нему.
Расул даже не помнит, насколько долго он оставался в своем «тайнике». Тело не слушалось его. Тот страх, который его охватил, это была не трусость, это был страх отчаяния и бессилия.
Обессиленный он вышел на крыльцо. К нему с рыданием кинулись сестры.
— Они их убили, — рыдали они, — что нам делать, Расул? Не выходи ради Аллаха, вдруг тебя заметят, — в один голос, сквозь слезы, начали они умолять брата. — Пусть все солдаты уйдут из поселка.
Расул их и не слушал, а стеклянными, мокрыми от слез глазами смотрел на безжизненно валявшихся родителей и брата. Он отодвинул девочек, не говоря ни слова, подбежал к матери. Она лежала рядом с Рамзаном, лицом вниз. Платок, что был на голове матери, был весь в крови. Не переставая рыдать, он уселся рядом на колени и стал гладить голову матери.
— Ой, что это? — резко вырвалось у Расула.
Мать застонала, она была жива. Голова была разбита, но не сильно, но была вся в крови.
— Мама, — тихо произнесли все в один голос, — мама, мы с тобой.
Мать опять застонала и начала говорить невнятные слова.
— Мама, мы здесь, очнись, мама, — рыдая, они стали кричать ей чуть ли не в ухо.
В один миг у детей все перевернулось в сознании, поэтому вели себя, как взрослые. Отлично понимая обстановку, они боялись, поднимать шум, кричать. Они слышали крики отовсюду. Плач, рыдания, крики о помощи, видимо, жертв было много, так как по всему поселку были слышны выстрелы, то одиночные, то автоматные очереди. Хотя шум военных быстро отдалялся от их дома, но страх от увиденного ужаса сковывал их.
— Где я? — вдруг тихо произнесла мать. — Что со мной?
— Не спрашивай, мама, — ответила Айна. Они помогли ей присесть.
— Что это, почему они так лежат? — она пристально посмотрела на лежащих без чувств Рамзана и Адлана. Присмотрелась и, увидев лужу крови, упала, потеряв сознание. Ребята стали теребить ее:
— Мама, мама, ты что, мама? — но мать не отзывалась.
— О, Аллах! Что делать-то будем? — взвыла Айна. У всех слезы текли ручьями. Растирая их рукавом, каждый старался, что-то предпринять.
— Давайте маму занесем в дом, — выдавила из себя Айна.
— О, Господи, что делается-то? Господи, сохрани и помилуй, — с криком забежала во двор соседка, тетя Рая, как ее все величали в поселке.
Раиса Антоновна сама была русской, всю жизнь прожила в поселке, работала учительницей. Ее уважали все. Близких родственников у нее не было, единственная дочь жила где-то на Дальнем Востоке, была замужем за военным. Прошло более десяти лет, как Раиса Антоновна похоронила мужа. Жила одна и была частой гостьей Тумиши. После начала военных действий, постоянно говорила: «Хорошо, что Вася мой всего этого не видит. Как ветеран войны, он не выдержал бы такого насилия над людьми».
— Детки мои, родненькие, что вам приходится видеть. Ужас, какой. Взрослые это не могут видеть без боли в душе. Господи, за что? — начала она причитать. Быстро подбежала к детям: — Что с ней? Она живая? — начала спрашивать ребят, видя, как они хотели поднять свою мать.
— Да, но без сознания, — ответила Айна.
Раиса Антоновна подбежала к Тумише, проверила пульс. Удостоверившись, что жива, стала сразу давать команды:
— Быстро, дети, взяли за ноги. Только осторожно. Вот так. Молодцы, давайте сюда ее. Она у вас худенькая, легко справимся.
Раиса Антоновна держала Тумишу за туловище, а ребята за ноги, так они перенесли ее в дом и уложили на кровать.
В это время во дворе они услышали шум, крики. Первым выбежал Расул. Отец с братом так и лежали. Сердце мальчика сжалось от боли и снова потекли слезы. Расул не мог ничего с собой поделать, в голове не укладывалось, что он их больше не увидит, никогда.
— Ваша[6]! — только и сумел произнести Расул.
Все, что произошло во дворе, и так было видно. Это были двоюродный брат Адлана Ахмед и его супруга Зина.
— О, Аллах, что это такое?! Как же так?! За что?! — выкрикивал Ахмед. Сразу подбежал к Адлану и Рамзану и начал читать молитву.
— Вай! Не дай, Аллах! Вай! Как же так?! — стала во весь голос кричать Зина. — Ой, что делается? Ой, бедненькие мои, — уже обращаясь к детям, рыдала она.
— Звери, фашисты, будьте вы прокляты! Аллах вам всем судья! — не могла себя сдержать Зина, посылая проклятия в адрес военных.
В это время из дома выбежала Раиса Антоновна и подбежала к Зине, обняла и стала успокаивать.
— Зина успокойся. Слава Богу, Тумиша жива.
— Где она? — уже сникшим голосом, утирая слезы, произнесла Зина.
— В доме, но она без сознания, надо врача.
— Где его взять сейчас? Пойдем, посмотрим, что с ней, — произнесла Зина и побежала в дом.
— Зина, ты пока побудь с ней, а я тут помогу. Надо мужчин перенести в дом.
Кроме основного дома, во дворе была небольшая отдельная комната, где Адлан любил уединяться и читать Коран, вот и решили перенести покойных туда. Ахмед поздоровался с Раисой и обессиленным голосом сказал:
— Сможешь помочь, Рая? Конечно, это дело рук мужчин, но мне одному не справиться.
— Конечно, конечно, о чем разговор, — не задумываясь, ответила Раиса.
Они занесли покойников в домик, Ахмед уложил обоих, как полагается по мусульманским канонам.
— Рая, — сказал Ахмед, — я бы мог сейчас ругать всех русских, но как видишь, я этого не делаю. Потому что у тех, кто здесь был, нет национальности. Они, я это видел собственными глазами, застрелили нашу русскую бабушку Елену, которой 70 лет. Обрати внимание, что я говорю «нашу». Мы всю жизнь жили здесь одной дружной семьей, вместе делили хлеб-соль…
— Да что ты говоришь? Не может быть, — прервав Ахмеда, не удержалась Раиса и со слезами произнесла, — ведь только вчера с ней виделись. О, Господи, что делается-то, ее-то за что? Я понимаю тебя Ахмед, точно одной семьей жили. Вот изверги. Не понимаю, родились ли они вообще от женщины. Господи!
— Да-да, — продолжил Ахмед, — это еще не все. Николай наш пошел навстречу с белым флагом, и тоже застрелили, хоть и русский. Мы со своей «половиной» чудом остались живы. Нас просто не заметили. Мы спрятались на мансарде, когда начали стрелять. Жаль, что не было камеры, чтобы все заснять на пленку и показать всему миру, что «военщина» тут творит, какой наводят «порядок», изверги. Мы все видели, как они входили в поселок, как стреляли. Те, которые у нас на южной стороне проверяли, только грабили, но никого не убили. А здесь смотри, что делается. Не щадили никого, ни женщин, ни детей, ни стариков. Знал бы, что все так обернется, хоть Рамзана бы спрятал. Как только они стали уходить, я сразу сюда. Зная вспыльчивый характер Адлана, я сразу почувствовал что-то не ладное. Единственная надежда была, что не тронут их семью из-за маленьких детей. Когда я перебегал дорогу, то они были в метрах ста от меня — быстро уходили. К счастью, никто не обернулся из этих извергов в камуфляжной форме. Почти в каждом дворе валяются трупы, только и слышны крики женщин и детей, но я не мог остановиться кому-то помочь — бежал сюда. Каким-то внутренним голосом я чувствовал, что с Адланом что-то не так, и, как говорят, словно в воду глядел.
