– А ты?
– Сказал. Одному в бубен, второму в жбан. Один из них все орал: «Не тронь меня, гнида, я святой архангел Гавриил!» Ну... он у меня и вылетел из церкви, как будто с крыльями был, – Фокин загадочно усмехнулся. – Правда, приземление было неприятным.
– Надо думать.
– Я к ней вернулся и спросил: «Ну, как вы? Ничего?» Она говорит: «Спасибо, что избавили меня от этих... „святых“. Они, если по зрачкам судить, вообще ничего не соображали. А я сказал: „Нормально, после общения со „святыми“ вы, можно сказать, легко отделались. Не как в анекдоте...“
– Ты что, еще и анекдоты ей рассказывал в церкви?
– А что?
– А какой анекдот-то? Церковный?
– Почти. Альпинист забирается на отвесную гору, садится отдыхать. Вдруг смотрит: сидят два мужика, один вдруг вскакивает и прыгает в пропасть. Альпинист хватается за голову: господи боже мой! Трындец! И вдруг тот же самый мужик, который прыгнул, вылетает из пропасти обратно и приземляется рядом с ним. Альпинист в непонятках:
– Как это у тебя так получилось, браток?
– Да ты понимаешь... тут сложные атмосферные явления... восходящие воздушные потоки и тому подобная научная хрень. В общем, разбиться невозможно, вынесет обратно, и все такое.
Тот говорит:
– Правда, что ли?
– Хочешь – сам попробуй!
Альпинист, недолго думая, прыгает, камнем падает вниз, ну и, естественно, разбивается в ошметки. К первому мужику подходит второй, который до этого все время молчал, и говорит укоризненно:
– Ну и сука ты, архангел Михаил!
Свиридов невесело засмеялся и спросил:
– И что, ты ее тут же закрутил и утрамбовал?
– Ну конечно, по твоей же методике отработал, – отозвался тот. – Прямо к ней домой и поехали после ресторана. И так далее...
– Насчет «так далее» можешь не уточнять, – сказал Свиридов. – Одним словом, ситуация складывается следующая: на Знаменских охотятся, и потому Роман хочет нанять меня. Нанять в качестве кого? И на какой срок?
– А вот это уже будет видно, – коротко проговорил Фокин. – Все это ты обсудишь с ним самим.
– Никогда не думал, что буду работать на Знаменского, – сказал Свиридов. – Предпоследний раз мы виделись с ним, когда отрабатывали прыжки с поезда, двигающегося со скоростью сто километров в час. Ты сдавал этот зачет в другой группе. Он тогда неплохо отработал... классно, можно сказать.
– Предпоследний раз? А последний?
– А последний... – Свиридов поднял брови и, постучав вилкой по столу, ответил: – А последний раз я видел его в мае девяносто третьего, когда мы в паре с ним отработали заказ на одного ублюдка. Бывшего кагэбэшника, а потом банкира и финансового воротилу, который вышел из рамок дозволенного... Ну, ты меня понимаешь...
Фокин бросил на друга короткий взгляд и с несвойственной ему сухой сдержанностью кивнул:
– Да... разумеется.
* * *
Свиридов и Фокин вошли в комнату и увидели, что Полина уже не так хмурится, как в момент их уединения на кухню. Определенно Илья успел развеселить даму, немного подпоить и рассмешить. Впрочем, не стоит удивляться, что младший Свиридов так быстро нашел подход к женщине. Все-таки он продолжительное время работал преимущественно в женском коллективе и потому в разговоре с женщиной чувствовал себя как рыба в воде.
Полина подняла на вошедших мужчин свои большие глаза, и Владимир Свиридов почему-то невольно вздрогнул, ощутив на себе их словно бы рассеянный мягкий взгляд.
Нет, неудивительно, что эти глаза притянули Афоню там, в церкви.
– Ну что? – спросила она.
– Я поеду с вами в Нижний и встречусь с вашим братом, – сказал Свиридов. – А дальше – будет видно.
– Спасибо, – сказала она. – Рома будет рад вас видеть.
– Вы приехали на машине, да? – спросил Владимир.
– Да. Она стоит в вашем дворе.
Свиридов выглянул в окно и тут же увидел стоявшую напротив своего подъезда элегантную черную машину с чрезвычайно изящными обводами корпуса, судя по всему, совсем новенькую, матово отливавшую на ярком майском солнце.
– «Fiat Marea»? – проговорил он. – У вас хороший вкус, Полина.
– Нет, это у меня хороший вкус, – сказал Фокин. – Это я купил ее буквально несколько дней назад. Как говорится, дешево и сердито.
– Это сколько же в Нижнем платят попам, если они могут покупать себе такие авто? – воскликнул Свиридов.
– Во-первых, не попам, а священнослужителям, – с постной миной поправил Афанасий, – а во-вторых, я купил ее не на зарплату, а на нетрудовые доходы, как то формулировали при социализме.
– Кто бы сомневался... – пробурчал Илья, отдирая от себя назойливого Наполеона.
В Нижний Новгород они приехали уже к вечеру. Свиридов был не из тех людей, у которых сборы занимают больше времени, чем сам переезд, поэтому он оделся и приготовился к поездке за считанные минуты. Он проделал бы все это еще быстрее, если бы не Наполеон, который с редкостным упорством и наглостью крутился под ногами и мешал Владимиру что было сил и возможностей.
Вероятно, он почувствовал, что один из его хозяев уезжает и может вернуться не скоро.
Вела машину Полина, а Свиридов и Фокин сидели на заднем сиденье, пили пиво и играли в карты на деньги. К концу пути они опустошили целый ящик, и Свиридов проиграл своему другу пятьсот с лишним рублей.
На этот раз ставки были не очень высоки. Иначе проигрыш Владимира выражался бы куда более существенной цифрой.
Зачем он так быстро согласился на сомнительное предложение Афанасия? Конечно, потому, что тот был его лучшим и, возможно, единственным другом.
Но еще и потому, что человек, который намеревался платить ему достаточно приличные деньги – правда, еще непонятно, за какую именно деятельность и какие конкретно деньги, – этот человек был его старым знакомым и коллегой по работе в «Капелле».
А это значило для Владимира очень много...
Но была еще одна причина.
Свиридов пребывал в бездействии уже около месяца и чувствовал на горле мучительные стылые пальцы скуки.
Адреналин.
Ему просто не хватало адреналина.
За окном бушевал май, в воздухе блаженно расползался аромат молодости и обновления, воспламенял, губил, заставлял жить, но в душе Владимира была опустошающая, глухая боль одиночества... И весна, и эти люди за окном не могли дать его нервам того, в чем он и так отчаянно и откровенно нуждался.
Не могли дать леденящего предчувствия неотвратимой опасности. Опасности, которая заставляет мобилизовать все силы, чтобы хотя бы иметь шанс парировать смертоносный удар, а потом, мгновенно собравшись и перестроившись, нанести удар ответный – нанести наверняка, без вариантов и без трусливых откатов на попятную.
– Лечиться тебе надо, Владимир, – время от времени говорил Илья, глядя на брата в подобные критические минуты. – Сгонял бы к психоаналитику.
– Ну да, – отозвался Свиридов. – Ты че... американских сериалов насмотрелся, что ли? «Доктор, у меня такая психологическая травма! Такая кошмарная проблема! Ах, боже мой, я места себе не нахожу! Я так страдаю! У моего попугайчика начался понос!»
Илья только пожимал плечами.
И вся эта жизнь с тупой растратой заработанных на крови других людей денег, все эти жаркие отупляющие Канары и Гавайи с толпами сытых, светлых и равнодушных людей, да и квартира его брата – все это было таким пресным и до безобразия расслабляющим нервы, что порой хотелось плакать от бессилия и жалости к себе и этой бесцельной, тягомотной, стылой и спокойной светлой жизни.
И он бы заплакал, если бы умел.
Единственное, что в данный момент жизни не давало закиснуть в вязком и плотно вбирающем в себя покое, – это азарт. Владимир всегда был азартным человеком и, несмотря на пресловутую военную выдержку, отдавался игре без остатка, даже если играл не он. Ведь дело не в том, кто играет, а в увлекательности самой игры.
И сейчас, судя по всему, в Нижнем его ждала увлекательная игра...
* * *
Он встретился со Знаменским в банке. Один на один. Афанасию нужно было в храм, Полине по делам, к тому же они полагали, что Владимир и Роман лучше договорятся наедине.
– Здравствуй... Стрелец.
– Здравствуй, Шопен, – спокойно ответил Свиридов.
– Ты изменился, – сказал Знаменский. – Несколько лет назад ты был... моложе.
– А ты что же, хотел, чтобы я молодел? Ты тоже изменился.
– Плохо выгляжу?
– Если честно – неважно.
У Знаменского было измятое серое лицо смертельно уставшего от работы и от самой жизни человека. На лбу залегли глубокие морщины, а под небольшими малоподвижными глазами темнели мешки.
И еще – судя по всему, он был болен какой-то тяжелой и неизлечимой болезнью.
А ведь этот человек был одногодком Владимира. Выглядел же Знаменский на все сорок пять.
– Значит, тебя зовут Владимир, – проговорил Роман Валерьевич. – Смешно, правда? Знакомы уже много лет, а не знаем, как зовут друг друга. Мерзкая машина, перемалывающая людей...
