– Вы не слышали, отец Василий, как современные слоны роют пещеры? – вдруг поинтересовался Михаил.
Вернувшийся Николай снова улегся, укрывшись шкурой, и проворчал:
– Ага, сейчас они вам расскажут о путешествии к центру земли. Жюль Верн писал не фантастику, а лично побывал там! Фантазер ты, Сашка, а не ученый.
– Я фантазер? – дурашливо переспросил зоолог. – Я суть познания, факел, прожектор во тьме неверия и мракобесия…
– Это ты лишку дал, Сашок, – проговорил Михаил, виновато взглянув на священника.
– Насчет мракобесия? Ну да, – быстро отреагировал зоолог. – Но я не о том! Я с большим уважением отношусь к христианским воззрениям. Вопию о мраке ханжества, воинствующего обывательского неверия в очевидное, о неспособности узреть всю глубину и богатство…
– Остапа понесло! – хмыкнул Николай и повернулся на бок. – Лучше спросите их, не шпилны ли они?
– Чаво? – перебил его Александр. – И спросим. И ответим. Нет, мы не шпилны, мы второй год лазаем по этим горам, извели километры кинопленки…
– У меня цифровая камера, словоблуд.
– Я же образно. Ладно, мы отвлеклись.
– Так вот, про слонов, – снова заговорил Михаил. – Я был в Кении, и мне показывали пещеры, которые слоны своими бивнями рыли в известняках, а потом забирались туда на ночь целыми группами.
– Да-да, именно, – поддержал журналиста Сашка. – Есть такая гипотеза, что современные мамонты перешли пусть не на подземный образ жизни, но, по крайней мере, спасаются от холодов под землей. Об этом говорят и лапландские легенды, да и у нас на всем протяжении Сибири, вплоть до Беренгова пролива. Конечно, эти легенды носят полумистический характер, но в целом в описании мамонтов не расходятся. Это «килу-крук» у эскимосов, «холхут» у юкагиров, «маманту» у коряков и якутов, «туйла» у камчадалов, «тай-шу» у монголов. А в одном древнем китайском трактате прямо говорится, что «на севере живет подземная крыса «феншу», то есть «скрывающаяся мышь», или «иеншу», или «мышь-мать»[7]. И даже добавляются детали. Например, что встречаются «феншу», которые весят до 10 тысяч фунтов, что их зубы похожи на слоновьи бивни, и северные народы делают из них посуду, гребни, рукоятки для ножей и так далее.
– Сашка, лучше приведи факты торговли мамонтовым бивнем, – попросил Михаил.
– И приведу. Во все времена объем мамонтовой кости, вывозимой из Сибири, был сопоставим с объемом слоновой кости, вывозимой из Африки. А там ведь слоны водились живыми. Полагать, что это только ископаемая кость, мне кажется легкомысленным. Не то чтобы мамонты водились тут в таком изобилии в течение последних трехсот или четырехсот лет. Нет, но и думать, что бивни разбросаны по Сибири и лежат уже десять тысяч лет, тоже не стоит. Посудите: в начале нынешнего века вывоз бивней лишь из района Якутска достигал в среднем 152 пары в год. За два предыдущих столетия из этого района было вывезено только зарегистрированных бивней более чем 25 тысяч животных. А из всей Сибири, если исходить из суммы налогов, указанных в учетных таможенных книгах, – 60 тысяч мамонтов. Это не считая утечки ценного материала в более раннее время.
– Потеплело, вот они и полезли из вечной мерзлоты, – буркнул из темноты Николай.
– А вот фигушки! – повернулся Александр к оператору. – Торговля мамонтовыми бивнями, к твоему сведению, давно процветала в Сибири. За много столетий до того, как стали говорить о глобальном потеплении. Упоминание о мамонтовой кости встречается в китайской хронике еще до нашей эры. А в IX веке арабы, преуспевающие в различных видах торговли, поставили сбыт ее на широкую ногу. Они покупали бивни у булгар на Волге и отвозили в Европу, где продавали как слоновую кость.
Нет, отец Василий, никого не слушайте. Тех, кто говорит, что видели мамонта в тундре, – особенно. Искать их нужно только здесь. В этом огромном лесу, состоящем из березы и хвойных, пересекаемом многочисленными реками. Здесь, в тайге, мамонты нашли бы себе идеальные условия для жизни. Зачем им понадобилось покидать эти сытные и безопасные места и переться в ледяную пустыню? Если наше с Мишкой предположение верно, то и поныне по таежным просторам бродят лохматые великаны. Тайга – самый протяженный лес в мире. Большая часть его совершенно не исследована. Мамонты могут бродить по ней и никогда не встретиться с человеком. А вот местные, коренные жители и охотники, наверняка видели живых мамонтов. Мы слышали много рассказов об огромных следах овальной формы размером 60–70 см на полметра и с интервалом в четыре метра. А еще огромные кучи навоза!
Разговор затянулся далеко за полночь. Закончился он тем, что отец Василий напросился побродить с москвичами по окрестностям.
На следующее утро, после короткого завтрака, экипированная соответствующим образом маленькая экспедиция отправилась в тайгу. Нашлись для отца Василия старенькие джинсы, поверх которых он надел кожаные якутские штаны, нашлись и резиновые сапоги по размеру, и ватник.
Сопровождать группу вызвался молодой охотник – якут Семен.
– Скажи, Семен, – приставал к нему отец Василий. – А ты веришь в лохматых слонов, которых ищут ребята?
– Зачем веришь? – пожал плечами охотник. – Сам видел, отец рассказывал, дед рассказывал, следов много находил.
– Кого видел? – Опешивший священник даже остановился под торжествующими взглядами журналиста и зоолога.
– Мамонта видел. Два раза видел.
– И где?
– Туда, – Семен махнул рукой на северо-запад, – два дня идти надо. Там река. Там видел.
– И… и какие они?
– Как в книжке нарисованы. Два больших зуба изо рта торчат. Бивни называются. Волос много, как у росомахи.
– Послушайте! – Отец Василий подозрительно взглянул на Александра и Михаила. – А вы случайно Семена не подговорили? Больно просто все получается. Пришли в стойбище, взяли первого попавшегося охотника, а он, оказывается, как раз и видел их. И, что интересно, даже место может показать.
– Успокойтесь, – рассмеялся Сашка. – Не подговорили. В том месте, о котором он рассказывает, мы в прошлом году были. За неделю все там облазили, но ничего не нашли. Так что, очень все непросто. А Семен, если хотите, за два сезона оказался первым, который лично что-то видел. Остальные охотно делятся случаями, переходящими по наследству. Про деда, прадеда и еще дальше. Вот так-то.
Весь день экспедиция продиралась зарослями, выискивая доступные для крупных животных участки тайги – обширные низины, распадки, седловины между высоченными сопками. Долго лазали на четвереньках по каменистым отмелям речушек в поисках следов. Дважды с криком бросались к наметенному ветром на корни вывороченных деревьев прошлогоднему листовому опаду, принимая его за кучи навоза.
К разговору о мамонтах вернулись лишь вечером, когда Семен расторопно готовил ночлег.
– Видите ли, отец Василий, – неожиданно заговорил зоолог, устраивая котелок с водой над костром. – Все, что я вам прошлой ночью рассказывал с таким энтузиазмом, не стоит и выеденного яйца.
– То есть? – не понял священник. – Вы что же, сами во все эти свидетельства не верите?
– Верю, конечно. Дело совсем в другом. Сколько мы имеем достоверных свидетельств, точнее, тех, которые можно считать достоверными? Два десятка или три. Если учесть, что они дошли до нас из глубины веков, можно в среднем рассчитать, сколько свидетельств мы имеем на единицу времени. Одно-два на столетие. По теории вероятности, нам с Семеном могло просто повезти, что мы встретили Семена на второй сезон. Можно прочесать всю Якутию и не встретить больше ни одного очевидца, еще десяток-другой лет посвятить экспедициям и ничего не найти. Вся тайга, все Заполярье – это обширнейшая территория, а освоенная ее часть настолько мала, исчезающе мала, как говорят математики, что шансов у нас нет абсолютно никаких. Только случайность, а это уже не научный подход.
– Метод «тыка»?
– Вот-вот, – согласился зоолог.
– Тогда для чего все это?
– Ну, уж точно не для того, чтобы найти живого мамонта или характерные следы его жизнедеятельности, а доказать возможность, что он может еще тут жить или жил несколько столетий назад. Найти новые свидетельства, может быть, в народной топонимии аборигенов. Такие вещи, как Мамонтово озеро, очень сомнительны. Я, например, согласен со второй версией – с отшельником-монахом Мамунтом, жившим на его берегу. Такие названия встречаются очень часто. Может, нам удастся найти где-то в осыпях труп ископаемого и изучить его на месте лично или найти реликтовую растительность, сохранившуюся с доисторических времен…
Семен уже нарубил жердей и заканчивал устанавливать их у стволов двух толстых сосен по обе стороны от костра. Набросав внутрь этих импровизированных шалашей лапника, охотник стал такими же густыми еловыми лапами выкладывать наружные стенки шалашей. Идея была понятна. Закрыть доступ холодного воздуха снаружи, создать изолированное пространство, защищенное еще и от возможного дождя. Большой костер из положенных рядом бревен сухих деревьев будет обогревать людей в этих шалашах, и тепло от костра не уйдет.
