— Можно. С документами проблем не будет.
Возвращаются из соседних номеров парни. Не нашли они ничего.
— Здесь пошмонайте, — приказывает Анвер.
Тут же под матрацем находятся пухлые пачки денег, завернутые в целлофан. Мы входим с Анвером в пустой солнечный коридор, и я говорю ему:
— Нельзя их здесь оставлять.
— А что делать с ними? Все равно придется отпустить.
— Можем мы их перевезти куда-нибудь в укромное место. Только незаметно.
Анвер согласно кивает.
— Тогда берем одного. Покажешь, где это. Потом всех остальных. Пускай парни их туда же привезут. А рефрижераторы надо где-нибудь спрятать, и легковушки тоже.
— Хорошо, — кивает Анвер и мрачнеет.
— Тебе войны с «черными» не выдержать, — говорю Анверу очень тихо.
— Да… Нет, не выдержать, — отвечает Анвер.
Мы грузим старшего торгаша в «девятку» и выезжаем из городка. Поплутав по пыльным проселкам, останавливаемся возле лимана. Зеленоватая вода мирно переливается под солнцем. Поднимаю камешек и бросаю в воду. Вода тихо булькает. Торгаш стоит и смотрит мне в глаза. Он уже обоссался от страха.
— Отвернись, — говорю, и торгаш покорно отворачивается.
Быстро, чтобы не думать, достаю револьвер и выстреливаю тому в затылок. Умершее тело падает в пыль, и видно, как сердце еще толкает кровь; смешиваясь с пылью, та становится черной, словно мазут. Я не смотрю на это.
— Неужели так надо. — Анвер не спрашивает, а просто проговаривает сквозь зубы. Струйка пота пробороздила его висок.
— Хочешь, чтобы такое же случилось с тобой и Ликой? «Черные» еще и поистязают…
— Нет, не хочу.
— Тогда давай остальных сюда.
Парни привезли торгашей. Еще одного, для примера, уложил я, одного — Анвер, на остальных парни попрактиковались. Теперь они повязаны навсегда. «Черные» не сопротивлялись, а только выли молитвы. Так и кончается жизнь. За мороженую рыбу. Парни привязали к телам камни и побросали в лиман. Рыба да раки съедят мясо… Из гостиницы «черных» выписали, и они как бы выехали в неизвестном направлении. Их сородичам, чтобы начать войну, нужны все-таки хоть какие-нибудь основания.
К обеду парней набивается полный двор. А машины все подъезжают и подъезжают. Наверное, вся бригада Анвера собралась, целая рота накачанных и короткостриженых крымчан. Никто не говорит о дневном происшествии, да и не все, думаю, знают детали, — атмосфера молчаливого возбуждения, одним словом. Костя, Иван, Саша и Петр — эти парни участвовали в акции возле лимана. Они бродят по двору серьезные, курят и смотрят в землю. Так и у меня недавно закончились игры и началась жестокая жизнь. Они переступили черту, и переступить ее оказалось просто — взять и пустить курок. Теперь они станут стрелять не раздумывая.
Вкусный шашлычный запах струится по саду. За столом Анвер обсуждает со «звеньевыми» задачи текущего дня. Пионерский лагерь какой-то или, не знаю, профсоюзная школа. Джанкойский район большой, и теперь Анверу за район отвечать. Слышу, как Анвер решает вопрос о том, что делать с машинами торгашей и как оформлять документы. Но это не мое дело… Я сижу чуть в стороне от стола, и в моих руках стакан сока и дымящаяся сигарета. Леха, крепкий, налитой парень, стоит рядом, словно адъютант. Он сегодня тоже был у лимана. Подходят рядовые из анверовской кодлы, протягивают ладони, представляются:
— Григорий…
— Будем знакомы…
— Василий…
— Привет, Василий…
Я приветствую всех, кто подходит. У меня же для них имени нет. Судя по всему, я становлюсь негласным лидером, но и этого мне не надо.
— Анвер, — я подхожу к столу, и Анвер поднимает голову, — надоел растворимый кофе. Хочу чашечку турецкого.
— Понятно, — кивает Анвер, и его губы складываются в чуть приметную улыбку.
— Леха! — кричит он, и Леха подбегает к столу.
— Теперь это твой личный телохранитель и водила. В любое время суток.
Судя по лицу, парень доволен. Анвер продолжает неприметно улыбаться.
— Тогда едем, водила, — ухмыляюсь я.
— Телохранитель, — серьезно уточняет Леха, и мы идем к его белой «семерке». Наворочал парень на тачку всякой мутоты, но водит хорошо. Скоро мы останавливаемся возле полуподвальчика кафешки, и я вхожу.
Здесь мне теперь рады — из-за столиков приветственные реплики. Вот и Лика в сиреневом платье, моя красивая девушка. Почти незнакомка. Мы садимся с Ликой за свободный столик.
— Леха, скажи бармену, чтобы нас обслужил. Пусть Лику заменит. Все равно возле стойки никого нет.
Парень побежал выполнять приказание, а мне становится неловко. Я еще не привык командовать людьми! Привыкну.
Лика что-то говорит мне, и я отвечаю. Какая милая капля родинки у нее на щеке. На стенах горят светильники. Здесь уютно и тепло. Совсем не так, как у лимана. Там дикие птицы, чайки, пикировали с криками к воде, когда парни топили трупы торгашей… Неужели я влюбился в эту фактически незнакомую мне девушку? Я читал раньше про древнего героя Ахиллеса. У того была пятка, в которую его убили. Так и любовь может стать пяткой… Какой бред в голове! Больше дикости, как можно больше. Пуля сперва, пуля, затем свобода. Но нет, я не могу без любви. Даже у диких чаек, наверное, есть любовь. Дикая, свободная любовь…
— О чем ты думаешь? — спрашивает Лика и наклоняется ко мне.
— Я думаю о тебе, — честно отвечаю я ей.
Ее глаза светятся радостью, она опускает веки. Снова смотрит мне в лицо. Ей хорошо от таких слов, а мне хорошо от того, что хорошо ей.
— Спасибо, — говорит Лика одними губами.
Вижу в дверях то, чего бы лучше не видеть. Человек-«гора» стоит и вертит головой. На нем кожаный пиджак сейчас лопнет. Левый глаз заткнут ватой. Кажется, это я ему воткнул пальцем в глаз. «Гора», переваливаясь всеми своими склонами и обрывами, движется в нашу сторону, и я уже готов второй глаз ему выковырять, но «гора» не доходит, останавливается, дышит громко, садится медленно за соседний столик. Леха прибегает из бара, садится рядом с «горой», поглядывает то на него, то на меня. Что ж, я готов. И если «гора» не придет к Магомету, то Магомет замочит эту «гору» до кучи.
У нас на столе кофе и фрукты. Лика ничего не замечает. Она смотрит на меня и ждет других слов. Она красивая. Она такая красивая. Просто не знаю какая…
«Гора» хмурится, жует губы, Леха ему что-то втолковывает. Затем они смеются и пожимают руки. Слава Богу. «Гора» пересаживается за наш столик, протягивает руку и бубнит дружелюбно:
— Николаем меня кличут.
— Привет, Коля, — пожимаю его огромную, словно лопата, ладонь. — Приятно познакомиться.
— И мне приятно, — бубнит Коля, поправляя вату в глазу, и неожиданно начинает смеяться. И я смеюсь вместе с ним.
Он извиняется за беспокойство и возвращается на свое место. На одного друга в Джанкое стало больше.
Я прощаюсь с Ликой, обещая подойти к закрытию. Машу рукой «горе» и двигаюсь к дверям. Леха обгоняет меня и открывает дверь. На улице душно. Чуть слышный запах моря витает в воздухе, хотя до воды далеко. Может быть, мне только так кажется.
— Послушай, Леша… — стараюсь подобрать слова.
— Я слушаю. — Леха преданно заглядывает мне в лицо.
— Тебя ко мне приставили в качестве швейцара?
— То есть? Не понял?
— Ты мне больше дверей не открывай. Я и сам себе открою. Ты лучше первым выходи и секи обстановку. А то пока ты возле дверей тусуешься, меня, да и тебя заодно, очередью из АКМа снимут не раз.
— Точно! — Леха даже бледнеет от моих слов. — Я понял. Все понял. Больше так не буду.
Какая очередь? Какие АКМы? Но дверей мне, правда, открывать не надо.
Народ уже разъехался, но Анвер по-прежнему сидит за столом и обсуждает с Сашей и, кажется, Петром текущие дела. Анверовские парни все на одно лицо. Кто-то выше, кто-то ниже, разные волосы, носы, плечи. Но все равно одинаковые.
— Не помешаю? — спрашиваю, а мне:
— Что ты! Садись, — отвечают, и я присаживаюсь к столу.
На скатерти крошки, недоеденные куски мяса в тарелках.
— Вот я и говорю, — продолжает Анвер. — Что нам с этим председателем делать? Мы с ним договаривались о мясе? Договаривались. Он его другим продал? Продал. И продал дороже. Мы денег до фига потеряли. Надо к нему ехать.
Парни кивают.
— Могу и я смотаться, — предлагаю Анверу. — Я ведь свободен. Что без дела сидеть.
— Тебе бы отдохнуть, — не соглашается Анвер, но я настаиваю.
— Ладно. — Анвер пожимает плечами.
— Леха знает, куда ехать?
— Знает. Он у нас все знает. — Анвер молчит, думает, а после предлагает: — Давай отойдем, поговорим.
Мы идем между фруктовых деревьев. Оса жужжит, словно дизельный двигатель.
— Только ты не мочи председателя. — Анвер смотрит исподлобья. — Нам еще этот совхоз пригодится.
— Не буду, — смеюсь в ответ. — Ты меня, похоже, за людоеда принял!
