К остановке начали стекаться люди. И странно было, они собирались на другом конце остановки, словно знали, что за специалисты Язубец и Максимов. Хотя какой специалист из Максимова. Юрий обратил внимание на девушек, не только на тех, кто был на остановке. Странное дело, здесь, в Подмосковье, тип лица женщин был похожим на славянский где-нибудь в Барановичах или Столбцах. В Москве женщины с мелкими лицами, а вот здесь женщины статные и пригожие.
Из-за поворота показался автобус.
– Вставай, Максимов, ты на бандита похож.
– Почему? – спросонок буркнул Максимов.
– Люди боятся.
– Почему?
– Громко храпишь.
– Да ну тебя к черту!
На этом их разговор окончился и, войдя в полупустой автобус, они продолжили путь.
Максимов всю дорогу в основном молчал.
Об Алексее они почти не говорили…
Стаи ворон, галок и грачей перелетали дорогу. Юрия пугали эти черные мерзкие птицы. Когда они выкармливают птенцов, питаются червяками. Но стоит этим птицам увидеть мертвечину, они не отстанут от нее. Никогда.
Юрий вспомнил, как вороны кружили над ним, когда он лежал в расщелине скалы раненый, а Алексей ушел искать пропитание. Гранату он забрал с собой, боялся, что товарищ мог избавить себя от мучений. Юрий запомнил этих птиц. Это были вороны и серые вороны. Они были совсем рядом, они прыгали вокруг него, расстояние с каждой минутой сокращалось. Юрий боялся забыться, потерять сознание. Алексей подоспел вовремя.
Приступ тошноты сдавил горло. Жена Алексея в сумасшедшем доме! Она не вынесла того напряжения, в котором пребывали и Алексей, и он, Юрий.
К счастью, у него была водка. Не глядя ни на кого, Юрий отвинтил алюминиевую пробку и сделал обжигающий гортань глоток. Максимов удивленно вытаращил глаза. Юрий протянул и ему.
Вскорости показалось селение. На дорожном щите была надпись – «Завьялово».
Они вышли из автобуса и занялись расспросами. Им указали путь. Идти было неблизко.
Вначале они шли по обыкновенной проселочной дороге в сторону Корнаково, а возле леса им следовало повернуть направо. Когда они повернули направо, прошли с километр, услыхали галочий галдеж, покрякивание воронов.
Максимов остановился.
– Что такое? – спросил Юрий.
– В горле пересохло.
Они сделали еще по глотку. Водка подействовала; краски осеннего леса слева радовали глаза. Все отчетливей слышались птичьи крики. Когда подошли совсем близко и увидели сквозь деревья какое-то строение, Юрий неожиданно для самого себя сказал:
– Стой здесь.
– Зачем? – заперечил Максимов.
И тогда Юрий рявкнул: напарник буквально окаменел, испугавшись его голоса.
– Я пойду туда один.
– Ну что ж, иди, – согласился Максимов. Глаза у него были немного осоловелые, он не совсем понимал, что происходит.
Юрию показалось, что он снова на задании. Он почувствовал, что Алексей неподалеку. И чувство его не обмануло. Медленно продираясь сквозь ежевичные заросли, Юрий подходил все ближе и ближе. Это был недостроенный дом. Всюду аккуратно были разложены стройматериалы. Только Алексею была присуща такая аккуратность. И дом он строил, наверное, один. Он вообще все любил делать своими руками. Особенно снаряжение.
Юрий специально не пошел по дорожке. Это была выработанная годами профессиональная привычка.
Пока Юрий никого не заметил. Не видел он и того, что Максимов не выдержал и пошел прямо по дороге к недостроенному дому.
Вороны галдели за домом, при каждом шаге человека вскакивая на ветки, потом поднимались все выше и выше, чтобы обезопасить себя.
Что они там делали за домом, эти вороны?
– А где же люди? – воскликнул Максимов, стоя посреди двора.
Юрий молчал.
– Но должен же здесь быть хоть один человек!
– Должен!
– Почему тогда никого нет?
– Они обедают, – пошутил Юрий, с омерзением поглядывая на птиц.
– Меня тошнит от этих птиц! – закричал Максимов.
– У тебя просто нет привычки.
– Мне никогда не приходилось видеть столько воронья вместе.
– Тебе повезло.
– А почему ты так равнодушно все воспринимаешь?
– Привык.
– Хорошие у тебя привычки!
– А что поделаешь?
– Разогнать бы их к черту, на них невозможно смотреть без содрогания! Что они там жрут за стеной?!
– Ты слишком впечатлительный, – бросил Юрий.
Он вспомнил, что когда-то, много лет назад, то же самое ему сказал Алексей, когда Юрия рвало при виде раздавленной ребристыми колесами бронетранспортера девочки-афганки лет двенадцати.
Алексей был жестоким человеком.
Нет, он не был жестоким человеком. Он был настоящим солдатом, а солдат не должен бояться крови.
И действительно, Юрий вскоре привык к подобным картинам. Истерзанные тела, оторванные руки, отрубленные головы – все это он начал воспринимать спокойно.
– Будь проще и ничего не бойся, не отворачивай взгляда! – учил Алексей.
И через полгода Юрий уже спокойно смотрел на человеческую кровь. У него даже пропал рвотный рефлекс, пропал, казалось, навсегда.
Алексей был мудрым. Только почему он все бросил? Почему исчез? Юрий упорно искал ответ на этот вопрос. Юрий хотел сделать то же, что сделал и он. Но у него не хватало сил и он надеялся, что увидев своего учителя, сможет отказаться от прошлого, вычеркнуть из жизни все то, что было с ним, все то, что пришлось увидеть за последние годы.
В монастыре жизнь течет своим размеренным чередом. Сейчас позовут на ужин. Алюминиевая миска овсяной каши без масла, сладковатый чай. Если не придешь ужинать, то придут справиться о здоровье.
Два часа ужасных воспоминаний провел Юрий, сидя на кровати с пустой тетрадкой в руках. После поездки в Подмосковье он очутился здесь, надеясь найти успокоение. Но эту поездку следует записать в шестую пустую тетрадку. Тогда у него будет описание жизни за последние годы. А может, это вовсе и не жизнь?
Если бы у него была водка! Нет, он не смог бы напиться.
– Черт! Сколько мне здесь лежать? Я могу сойти с ума.
Юрию кажется, что он орет изо всех сил. Но с губ слетает едва слышный шепот.
– Почему меня не убили? К черту всех! К черту меня самого!
Юрий опускается на пол прямо у кровати. Стоит на коленях, лбом упершись в холодный пол. Ему очень плохо. Он не в силах вырваться из воспоминаний.
– Алексей, помоги, – шепчут его губы.
Он охватывает голову руками. Никогда Алексей уже не сможет помочь!
– Алексей, почему ты мне ничего не сказал? Почему не научил? Ведь я – хороший ученик. Может быть, самый лучший.
В коридоре слышатся шаги, но затем утихают.
– Когда же за мной придут? Неужели все забыли о том, что я – капитан Юрий Язубец и еще существую на этом свете. Неужели я нужен только тогда, когда требуются убийцы?
Юрий на четвереньках подползает к окну, встает и смотрит сквозь слегка запотевшие стекла в мрачную и глухую черноту монастырского двора. Нет, ему нужны люди, веселье, смех.
Он знает тридцать способов, как умерщвить самого себя. Придут, посмотрят на труп. Мнения разделится, когда будут решать, из-за чего человек свел счеты с жизнью. Но ему-то будет все равно. В этой клетке останется одно только тело, а душа, если она есть, исчезнет.
Юрий прислонился лбом к холодному стеклу и подумал, что уже не знает, хочет он жить или нет, что он уже не знает, что такое жизнь. Неужели его существование – бесконечная цепь убийств?
Тогда в Подмосковье, возле недостроенного Алексеем дома они с Максимовым стояли и переругивались, не понимая, где хозяин.
– Он точно в Москве! – доказывал Максимов, не единожды приложившись к бутылке.
– А ты знаешь, где он в Москве? На лице у Максимова неуверенность.
– Так ты знал его жену?
– Два раза видел.
– Кто она?
– Да так…
– Почему она сошла с ума?
Вместо ответа Максимов хватает щепку и бросает ее в ворон. Какие наглые птицы, совершенно не боятся человека.
– Послушай, ты с Алексеем воевал? – вдруг напрямик задал вопрос Максимов.
– Да, – недовольно ответил Юрий.
– Я понимаю, что воевал, но как долго/ Юрий оставил вопрос без ответа.
– И много убили?
Юрий подскочил к Максимову, схватил за отвороты куртки. Ополовиненная бутылка упала…
– Если ты еще что-нибудь скажешь или спросишь, я тебя убью!
– Извини, извини, – испуганно и заикаясь произнес Максимов.
– Послушай, если тебе интересно, что чувствует человек, который много убил, испытай это сам. Все равно ты мне не поверишь, если я расскажу.
Юрий поднял бутылку и выпил остатки. А потом произошло ужасное. Они с Максимовым, не сговариваясь, начали обходить дом, словно у них одновременно созрело решение проверить неясное подозрение, прокравшееся в душу – что же привлекло птиц туда.
Алексея он не узнал. Вороны сидели на верхушках деревьев, на крыше дома, а когда они вплотную подошли к висящему возле самой стены трупу, несколько птиц слетело с него.
Глаз не было. Язык удавленника сочился черной кровью, расклеванный пернатыми. Да это уже была не кровь, это была черная слизь.
